Римская империя. Рассказы о повседневной жизни

Юлиан Отступник

Готовясь к походу на персов, он прибыл в Антиохию, богатый и многолюдный город Восточной империи, и здесь наглядно убедился в могуществе ненавистного ему христианства: с большой свитой явился он в рощу, посвященную Аполлону, и к своему разочарованию увидел, что только один старичок жрец явился туда и принес на заклание богу своего единственного гуся. Когда же христиане устроили торжественное перенесение останков своего святого Вавилы, то густые толпы народа устремились за священнослужителями. Нелюбовью к публичным зрелищам, простотой одежды, невниманием к своей внешности Юлиан окончательно оттолкнул от себя жителей Антиохии, смеявшихся над бородатым, грязно одетым государем-философом. Отомстивши своим насмешникам злой сатирой, огорченный император отправился на войну против персов. Поход был неудачен, и во время отступления Юлиан был смертельно ранен стрелой. Тогда он велел отнести себя в палатку и скончался, беседуя со своими друзьями о высокой природе души. Войско немедленно провозгласило императором Юлианом. Но тот торжественно заявил, что он христианин. «И мы с тобой христиане!» – закричали легионеры.

Так единственная опора умершего борца за старую религию, войско, отказалось поддерживать его политику, и христианство восторжествовало, а побежденный враг его получил мрачное прозвище Апостата-Отступника. Прошло 17 лет по смерти Юлиана, и император Феодосий, знаменитый воитель, торжественно объявил православие религией государства. Много храмов старых богов было разрушено, в том числе и великолепный храм египетского бога Сераписа в Александрии.

Колоссальная статуя Феодосия в Барлетте

Старой религии, которой лишь по традиции и из честолюбия оставались верны старые родовитые семьи, оказывалась не под силу проповедь любви и бесхитростное заступничество за малых, сирых и угнетенных.

Ритор-философ, жрец, гадатель никогда не могли достигнуть того громадного влияния на народ, которым пользовались знаменитые епископы. Старая религия все более и более падала. Ей приходилось искать убежища в глухих уголках захолустных деревень, горных ущелий и пустынь. Но и там старые боги не могли долго продержаться. Если горожане подчинялись выбранному ими самими духовному вождю-епископу, то у поселян диких местностей, кочевников пустынь, обитателей песчаных берегов моря явились свои руководители и заступники: в дикой Нитрии, среди песков Египта, ІІонтийских степей, пустынь Палестины давно уже селились христианские подвижники, уходя от суеты и соблазна городской жизни смирять беспокойный дух.

Так недалеко от города Газы поселился молодой шестнадцатилетний Иларион, сперва в маленьком шалашике из камыша и осоки, потом в келейке пяти футов вышины и около шести длины. Раз в год он стриг себе волосы, спал на голой земле и тростнике, одежды не менял, пока не распадалась старая, питался чечевицей с холодной водой, потом травой и кореньями; позже добавлял к этому немного масла. Двадцать два года прожил он в молитве и строгом посте и сделался наставником и советником всех окрестных поселян и кочевников-бедуинов, которые с набожным благоговением и страхом взирали на сурового подвижника. К келейке его стекались и высокие знатные дамы, и бедные крестьянки и язычники, и христиане, влиятельные чиновники и рабы. Они искали у него совета, помощи в несчастье, болезни, наивно домогаясь поддержки даже в суетных житейских делах: так христианин Италик, любитель конских состязаний, просил помощи у святого против своего соперника, почитателя местного бога Марнаса. Скоро к нему собралось немного отшельников, и святой увидел себя во главе скольких тысяч подвижников. Остров среди Нила, Синайская пустыня также наполнились подвижниками, ушедшими туда: одни – для подвига, другие – от чрезмерной требовательности податных чиновников.

И в сравнении с учителем добродетельной жизни, суровым христианским подвижником, истязающим свое нагое, прикрытое лохмотьями тело, пред которым среди пламенных молитв открывалось небо и носились неземные образы, окончательно никнет и бледнеет образ странствующего язычника-философа с сумкой и посохом, не знающего ничего о загробном мире и не всегда могущего указать путь в этом мире.