Русская елка. История, мифология, литература (4-е издание)

Псевдонародная елочная мифология

Наблюдая за полемикой, которая велась вокруг елки с середины XIX века, можно увидеть, как параллельно с утверждением этого дерева в качестве рождественского символа намечается тенденция, свидетельствующая о поисках компромисса в вопросе о ней. В печати начали появляться тексты, где отчетливо было видно стремление связать праздник елки с русской народной культурой. Думается, что этот процесс носил вполне сознательный характер. Инициатива принадлежала людям, с одной стороны, лояльным к православной церкви, а с другой — не хотевшим лишать детей полюбившегося им праздника. Осознавая, сколь «благодетельна и желательна для детей праздничная елка» [см.: {507}: 10], они упорно боролись против ее отмены, считая это «безвредное развлечение» вполне «позволительным» [см.: {49}: 457]. Так началась работа по созданию новой елочной мифологии, где образу елки придавался как бы исконный, фольклорный (точнее сказать — псевдофольклорный) характер.

Последовательность и отдельные детали этого процесса сейчас уже трудно восстановимы. Однако, просматривая рождественские номера педагогических журналов, детской периодики, выходившие к Рождеству антологии, можно заметить, как в последней трети XIX века литература для детей начинает активно «насыщать» елку новыми значениями. Елку стали связывать (чаще всего в результате несложных контаминаций) с придуманными персонажами новогодней детской мифологии. (Аналогичные явления наблюдались и в других странах [см., например: 540].) Эти новые представления о елке явились результатом коллективной деятельности и свидетельствовали о рождении нового «елочного фольклора», на первых порах получившего распространение по преимуществу среди образованных слоев городского населения.

Каждый из созданных в это время образов имеет свою историю и закрепившиеся за ними характеристики, но, соединившись в одном мифе, они предоставили возможность создавать литературные сказки, легенды, стихотворения, пьески, предназначенные для праздника елки. Они же позволили внести разнообразие в елочный праздничный сценарий, что было весьма существенно, поскольку праздник елки в детских учебных и воспитательных учреждениях требовал от педагогов определенной программы его проведения. Думается, что именно этот слой псевдонародной «елочной» мифологии в большой степени способствовал укоренению елки на русской почве.

В новом для нее мире елка, продолжая оставаться сезонным растительным символом, стала связываться не столько с Рождеством, сколько с Новым годом и зимой, а пространственно — с лесом. Одно из первых стихотворений о русской елке, растущей в лесу и попавшей на праздник, было написано в 1855 году И. С. Никитиным и называлось оно «Елка»:

Одиноко вырастала
Елка стройная в лесу, —
Холод смолоду узнала,
Часто видела грозу.
Но, покинув лес родимый,
Елка бедная нашла
Уголок гостеприимный,
Новой жизнью зацвела.
Вся огнями осветилась,
В серебро вся убралась,
Словно вновь она родилась,
В лучший мир перенеслась.
Дети нужды и печали!
Точно елку, вас, сирот,
Матерински приласкали
И укрыли от невзгод. [см.: {295}: 215]

Теперь из лесу ее приносили Мороз, русский «старичок», «срубивший нашу елочку под самый корешок», «старички-кулачки» (что-то вроде русифицированных гномов), о которых рассказывала своим внукам бабушка, видевшая в лесу, как они заготавливали елки [см.: {360}], зима, которая «стучится к нам во двор / С свежей елочкой» [см.: {22}: 441], или же «бабушка Зима», как в известном стихотворении В. А. Соллогуба 1872 года «Зима»:

Снегом улица покрылась…
Вот уж и сама
В гости к нам заторопилась
Бабушка зима.
Вся под белой пеленою
Елочку несет
И, мотая головою,
Песенку поет:
Дети, к вам на радость вашу
Елку я несу…
Елку всю я изукрашу,
Лакомств припасу.
Будут всякие игрушки:
Мячики, коньки,
Избы, куклы, погремушки,
Звери и волчки. [см.: {426}: 1]

Обложка к книге «Сборник „Елка“. Книжка для маленьких детей» (Пг., 1918)

Елка, таким образом, становилась не только героиней торжества, но и посланницей русского зимнего леса. На ее ветвях в качестве украшения появились имитирующая снег вата («Ватный снег внизу лежит / Наверху звезда блестит…» [см.: {88}: 67]), блестки, изображающие иней, шишки, грибочки и прочие лесные атрибуты. Вокруг елки закружились «снежинки» — девочки, наряженные в белые марлевые платьица. На праздник елки к детям начали приходить лесные жители: зайчики, белочки, ежики, волки и медведи. Ставились сценки с их участием, в том числе и народные сказки о животных («Теремок», «Теремок мышки», «Как комар убился» и пр.).

Если елки для взрослых постепенно слились со святочными маскарадами, то формы детского ряженья в русской народной культуре отсутствовали [см.: {166}: 89–90]. В первые годы на детских елках ряженье также не было принято. Дети приходили на праздник просто нарядно одетыми. Однако постепенно, по мере вхождения праздника в городской быт, ряженье детей на елках стало распространяться. На фотографии 1892 года «Детский бал у новогодней елки» вокруг дерева толпятся дети в маскарадных костюмах. В наши годы ряженье детей на праздниках елки представляется нам совершенно естественным, и мало кто задумывается над тем, что столь знакомые нам детсадовские и школьные елочные маски и персонажи «елочных» текстов, не известные народной святочной традиции, были придуманы педагогами и писателями второй половины XIX века. Именно тогда постепенно стали оформляться персонажи елочного праздника: Дед Мороз, Снегурочка, бабушка Зима, Метелица, Снежинки, персонифицированные образы Старого и Нового года и другие новогодние образы.

Весь этот лесной мир вместе с елкой создавал атмосферу зимнего леса: игрушечных зверей вешали на елку, дети приходили на праздник в масках зайчиков, волков, белочек, медведей и т. п., о лесных зверушках пели песенки и рассказывали стихотворения:

Вокруг стройного дерева, увешенного сверху донизу всякой всячиной, мы, дети, должны были петь и скакать, хлопая в ладоши:

Заинька вокруг елочки попрыгивает,
Лапочкой о лапочку постукивает!.. [см.: {258}: 267]

Результатом этих перемен в организации праздника елки для детей явились и изменения в восприятии образа елки, растущей в лесу, в естественных для нее условиях, как в стихотворении Г. Галиной:

Елка ветви свои опустила,
Белый иней осыпал ее…
Отчего мне так близко, так мило,
Деревцо ты родное мое? [см.: {91}: 433]

О елке стали писать как о самом прекрасном из всех деревьев:

Широко раскинув ветви
В шубе снеговой,
Посреди поляны елка
Ввысь ушла стрелой.
На красавицу лесную
Лунный свет упал,
И огнями лед кристаллов
В ветках заиграл.
Бриллиантовые нити
В хвое заплелись,
Изумруды и рубины
На снегу зажглись.
Ясной звездочкой у елки
Светится глава… [см.: {486}: 28]

Рисунок из книги А. Ульянова (Венчикова) «Заячья елка» (М., 1900)

Теперь уже не только стоящее в доме наряженное дерево, но и ель, растущая в лесу, выступала в роли спасительницы и защитницы, укрывая от стужи и метели заплутавших детей и взрослых. Во множестве стихотворений, рассказах и сказках говорилось о том, как елка спасает бедных зверушек от охотников и волков, укрывая их своими ветвями. В одной из сказок М. Юрьевой 1904 года поймавший зайца волк подслушивает, как старая ель рассказывает молодым елочкам, «отчего елки зелены»: оказывается, много лет назад елку благословил человек, поскольку она единственная из всех деревьев спрятала и обогрела его потерявшегося сына, проявив любовь, добро и сострадание. Разжалобившийся волк отпускает зайчишку [см.: {523}].

Литературные сказки о елке, лесных зверях, птичках и т. п. появляются в детских журналах в невероятных количествах. В сказочке А. Ульянова 1900 года «Заячья елка» рассказывается о зайчике Белячке, жившем в доме вместе с детьми. Когда же летом его привозят на дачу, он сбегает в лес, где встречается с зайчиком Русачком. Перед Рождеством Белячок вспоминает о празднике елки в «человеческом» доме, рассказывает о нем своему другу, и они оба решают устроить в лесу «заячью елку» и пригласить на нее гостей. К растущей на поляне ели сбегаются зайцы, прыгают вокруг нее, едят капусту и морковку. Когда же к елке приходит Михайло Иванович Топтыгин, все зайчата в перепуге разбегаются в разные стороны [см.: {72}]. Нечто подобное происходит и в сказке В. П. Желиховской 1902 года «Заячья поляна» [см.: {151}]. И. Юрко в стихотворном рассказе 1911 года «Елка у медведя» повествует, как сам медведь, почему-то проснувшийся зимой, вылезает из берлоги и устраивает елку для лесных жителей:

Думал да гадал он,
Деток как утешить,
Детки небольшие,
Нужно их потешить,
Думал и надумал:
Деткам в утешенье
Нужно сделать елку
И для украшенья
Дикой стройной елки
Накупил игрушек…
…………………………
Притащились к Мишке
Два матерых волка,
Были волченята,
И под свист метели
Хоровод устроен
Вкруг красивой ели. [см.: {522}: 48]

В рассказике «Пропадал и нашелся», напечатанном в 1903 году в журнале «Малютка», повествуется о ручном скворце, который однажды вылетел в окно и на воле рассказал другим птичкам про елку в доме. После праздника дети решили не выбрасывать елку, а выставить ее на карниз, сделав из нее кормушку для птиц:

Знаешь что, няня, — весело кричали детки ранним утром в погожий и мягкий зимний денек, — милая няня, мы надумали вот что. Елочка теперь не нужна. Ее хотят выставить в сад. Милая няня, устроим елочку для бедных птичек, которые живут за нашим окном. Мы навесим кусочков хлеба, насыплем зерен и выставим елочку за окно… [см.: {359}: 11–12]

Вместе с другими птичками к елочке-кормушке прилетает и их скворец.

В рождественском номере журнала «Мирок» за 1913 год дана картинка «Рождественская елка в лесу для птиц», а журнал «Тропинка» в 1911 году помещает «Загадочную картинку», на которой нарисована роскошная, растущая в лесу ель, а подпись под ней гласит:

Лесной дед Корневик созвал на елку зверей, но, когда мы с вами пришли, они испугались и разбежались. Мы должны их отыскать. На елку пришли: лось, олень, кабан, 2 медведя, медвежонок, 2 лисицы, 3 волка, 5 зайцев [см.: {460}: 967].

Принесенная из лесу елка вызывает в сознании образы зимы, зимнего леса, деревьев, среди которых она росла, зверей, которые пробегали мимо нее или же прятались под ней, птиц, которые садились на ее ветви, и т. п. Благодаря этому елка, прочно связанная с зимним лесом, в мечтах и снах уводит ребенка в родную для нее обстановку:

И вдруг раздается сухой шорох игл, дверь моей комнаты отворяется, и входит большая елка, вся разукрашенная шарами, бусами, звездами, золочеными орехами… Она протягивает ко мне зеленую ветку и говорит: «Пойдем со мной в мой родной лес! Там встретим Новый год!» И весь лес встречает с радостью свою разряженную подругу: как заскрипели, как застонали от восторга старые ели, сосны, пихты и кедры, увидев нашу елку! Как восхищались другие маленькие елочки ее нарядным убором! Редко разбросанные по сторонам, утопающие в сугробах дубы, березы, осины и липы, лишенные листьев, одетые лишь снегом да ледяной бахромою, кивали ей: «Здравствуй, здравствуй, родная!» [см.: {299}: 181–182].