Русская елка. История, мифология, литература (4-е издание)

Далее следует подробный рассказ об изготовлении клоунов и матрешек из яичной скорлупы, цепей, бабочек и снежинок из бумаги, гирлянд из соломы. Самым трудным был процесс делания китайских фонариков. «У меня, — признается Ирина Токмакова, — как следует такой фонарик не получился ни разу!» [см.: {448}: 122–123].

Рассказы о семейном изготовлении детьми елочных игрушек включают в себя многие мемуары, автобиографические повести и рассказы: это и «Далекое Рождество» А. Круглова [см.: {211}], и «Детство Никиты» А. Н. Толстого, и «Чук и Гек» Аркадия Гайдара:

Из чего-чего только не выдумывали они мастерить игрушки! Они ободрали все цветные картинки из старых журналов. Из лоскутов и ваты понашили зверьков, кукол. Вытянули у отца из ящика всю папиросную бумагу и навертели пышных цветов [см.: {89}: 62].

В этих произведениях эпизоды, посвященные подготовке к елке и особенно деланью украшений, даются, как правило, наиболее обстоятельно и подробно: не только сознание, но и руки в течение всей последующей жизни хранили память о материале, из которого в детстве с таким увлечением делались игрушки. Чего только стоят такие детали, как старательный поиск детьми нужного места в орехе для просовывания в него булавки или палочки или же «отдувание в сторону» легких сияющих листков, которыми обклеивались орехи.

Затем начиналось украшение елки. Елизавета Рачинская вспоминает:

Елку украшали опять-таки всей семьей. С утра в сочельник на рояле, на столах и креслах, на подоконниках и даже прямо на полу появлялись легкие картонные коробки с гнездышками внутри, где в опилках, в стружках, в шелковой бумаге, в вате ютились райские птички, деды-морозы, девки-чернавки, яркие разноцветные стеклянные игрушки… причудливый, фантастический мир детского счастья, такой хрупкий и такой прекрасный, такой волшебно нереальный и в то же время теперь, через многие годы, кажущийся единственно реальным из всего, что было когда-то в жизни [см.: {365}: 16].

В каждом доме, в каждой семье закреплялся свой излюбленный облик елки, отличающийся и внешним видом (высотой, густотой, хвоей, формой), и стилем ее украшения, в чем отражались семейная традиция, вкус и характер членов семьи:

При украшении елки соблюдались раз и навсегда принятые порядки. В глубине, ближе к стволу, вешались сначала крымские яблочки, просвечивавшие сквозь темную хвою своими розовыми бочками; потом шли орехи, которые никогда не допускались выше середины дерева. Ствол и крестовина, покрытая ватой с блестками, опутывались золотыми и серебряными бумажными цепями и цепями из цветных леденцов. Внизу же вешались шоколадные фигурки зверей, птиц, детей и чудные печатные пряники с картинками, незабываемо вкусные, без которых не обходилось ни одно Рождество. Чем выше, тем елка становилась наряднее и ярче. На кончиках ветвей повисали блестящие стеклянные шары, покачивались, распустив хвосты, райские птицы; подняв паруса, куда-то в неведомую даль по зеленым хвойным волнам плыли сказочные корабли, летели ангелы, прижимая к груди миниатюрные елочки, веселые колокольчики на самом верху, вблизи лучистой Вифлеемской звезды, казалось, вот-вот зазвенят хрустальным праздничным звоном, а серебряные пушистые цепи и дрожащий, струящийся «дождь», наброшенный, как сверкающая сетка, поверх всего этого великолепия, превращали елку в какое-то сказочное видение, от которого трудно было оторвать глаз [см.: {365}: 16].

Новшества, которые меняли привычный стиль украшения елки, нередко вызывали у детей внутреннее сопротивление и неприятие. Младшая дочь В. В. Розанова Надежда вспоминает о своем огорчении, когда она видела, что ее сестры, увлекшись «декадансом»,

стали украшать елку только снегом и свечами (ах, этот декаданс!), и как же скучно было смотреть на это дерево! Мне думалось, что все немного притворяются, восхищаясь «строгой прелестью» и иллюзией настоящей свежей елки! <…> Какая тоска! Это вместо золотых орехов, пряников, яблок, хлопушек, от которых деревцо гнулось, но продолжало весело полыхать огнями… [см.: {372}: 26]

Как за границей, так и в России в рекомендациях по устройству елки излагались общие эстетические принципы ее декорирования — в зависимости от формы и величины дерева, а также возможностей помещения:

Подобно другим украшениям дерево должно гармонировать по оформлению, цвету, гамме и духу с помещением, в котором оно установлено. Оно должно отражать хороший вкус [см.: {535}: 9].

В главе «Моя первая елка» своей книги «Привет от Вернера» (1972) Ю. И. Коринец описывает первую елку в жизни сына дипломатического работника, служившего в 1939 году в Берлине:

Эта елка была нам очень дорога, особенно мне, потому что это была моя первая елка, к тому же вдали от Родины. Теперь надо было ее наряжать! Но тут было одно «но»…

Несмотря на то что в берлинских магазинах продавалось множество игрушек, большинство из них были «с религиозным уклоном» (фигурки Богоматери с Младенцем Иисусом на руках, белые восковые ангелочки с крыльями и пр.), что никак не подходило семье советского дипломата:

Все это было не для нас. Но нам тоже хотелось повесить на елку что-нибудь очень важное, не просто какую-нибудь морковку или яблоко из марципана — это мы купили, — что-нибудь особенное, что напоминало бы нам о Москве, о Советском Союзе. Допустим, изображение Кремля со Спасской башней! Или серп и молот. Или красную звезду. То есть нам хотелось подвести под нашу елку марксистский базис, как говорил Вернер. И тогда мы с мамой решили сделать это сами.

После этого идет подробное описание, как мальчик со своей мамой делают золотые серпы и молоты, гирлянду красных флажков, тоже с серпами и молотами в уголках,

а внизу, под елкой, рядом с Дедом-Морозом, я поставил изображение Кремля со Спасской башней. Кремль я нарисовал на бумаге, потом наклеил его на картон, а мама его вырезала, и он стоял у стены как живой! А на самой макушке елки мы укрепили большую красную пятиконечную звезду! В общем, елка получилась на славу, настоящая советская елка! [см.: {203}: 428–439]

В рассказе Ю. И. Коринца говорится о тех изменениях, которые произошли в украшении елки в советское время, когда она после нескольких лет запрета была разрешена. Елочные украшения стали использовать с пропагандистскими целями: производство игрушек с советской символикой, отражающих разнообразные достижения социалистического общества, было обычным делом. Предприятия по производству елочных украшений выпускали игрушки-картонажи, которые в их ассортименте заняли одно из первых мест. Из картона штамповались животные, птицы, рыбы, звезды, автомобили, дирижабли, аэропланы и т. д., склеивались две половинки с петелькой наверху, обклеивались серебряной бумагой и пускались в продажу. Первое время они делались по старым штампам; налаживание заготовки новых штампов для производства картонажей ощущалось как первейшая потребность игрушечного производства, которая вскоре была удовлетворена [см.: {139}: 36].

На елочные ветви вешались плоские картонные, выкрашенные в серебряный цвет стратостаты, паровозы и тракторы, корабли и самолеты, а позже — спутники и фигурки космонавтов. Когда елка в СССР была разрешена, какой‐то человек принес в Комитет по игрушке набор елочных украшений, который «в декоративном и световом отношении давал близкие современные образы: стратостат, парашют, дирижабль, фабрика, Днепрогэс, военное судно, метро и т. д.». Рассказывая об этом, составительница сборника «Елка в детском саду» Е. Л. Флерина в целом одобрила этот набор («Для ребенка будет приятно найти на елке эти новые предметы»), но вместе с тем она и упрекнула изготовителя игрушек в том, что «он противопоставляет свою тематику „старой“ и предлагает дать елку с одной классововыдержанной тематикой». По ее мнению, «старым и чуждым ассортиментом являются религиозные образы (ангелы, изображение рождества христова). Этого, — решительно заявляет советский педагог, — на нашей елке дети не увидят» [см.: {476}: 14][12].

С появлением электричества в некоторых обеспеченных домах вместо свечей, которые обычно вставлялись в металлические прищепки с коронками на конце, на елку стали вешать гирлянды электрических лампочек. Электрическое освещение впервые было использовано на празднике елки в зале Дворянского собрания в 1872 году. Мода на освещение домашних елок электрическими лампочками возникла в конце XIX века. В одном из рассказов того времени слуги, обряжая рождественское дерево, наряду с другими украшениями вешают на него электрическую гирлянду, поскольку, по мнению их хозяйки, «теперь ни в одном порядочном доме не налепят восковых свеч» [см.: {488}: 3]. В романе Леонида Добычина «Город Эн» мальчик, от имени которого ведется повествование, рассказывая о событиях Рождества 1902 года, замечает: «На елке горели разноцветные лампочки. Инженер сообщил нам, что они — электрические» [см.: {122}: 118]. В одних домах предпочитали (и до сих пор продолжают предпочитать) традиционные свечи, в других — электрические гирлянды. Это противопоставление не снято и поныне. В некоторых семьях был обычай зажигать елочные свечи от стоящих под иконами лампадок: «После рождественской службы дома зазорили (по выражению матери) елку от лампадного огня» [см.: {296}: 50].

Во многих домах до сих пор свечи, в отличие от лампочек, считаются признаком уюта, естественности и теплоты: «В комнате так тихо и так ласково светятся свечи на елке» [см.: {520}: 26]. В наибольшей степени это свойственно семьям, в которых принято придерживаться традиции. А. Н. Розов, рассказывая о ежегодных елках в семье известного специалиста по древнерусской литературе Л. А. Дмитриева, замечает: «…только в этом доме на ней [елке] всегда были и остаются до сих пор исчезнувшие из магазинов настоящие живые свечи» [см.: {373}: 113].

Особое внимание уделялось выбору елки при ее покупке: дерево должно быть стройным, правильной формы, густым и свежим, а иглы его — упругими и живыми. Опытные покупатели знали, что если срез выделяет смолу, можно быть уверенным в том, что дерево срублено недавно. Если же у купленной елки обнаруживался какой-нибудь изъян (кривизна ствола, недостаток ветвей с того или иного бока, искривленная верхушка и т. п.), то считалось необходимым «провести работу по улучшению ее внешнего вида», чтобы скрыть этот недостаток. Дерево с дефектом стремились «исправить», обрезая нарушающие его симметрию ветки, а потом проволокой или нитками прикрепляя их в нужном месте; выпрямляли или подрезали верхушку. Устанавливали дерево таким образом, чтобы скрыть его несовершенство, сделать так, чтобы недостатки не бросались в глаза. В стихотворении О. А. Белявской 1911 года «Ёлкич» проснувшиеся засветло дети бегут в зал, где, увидев бородатого старика, колющего лучинки, спрашивают его: «Для чего тебе, Ёлкич, лучина?» — и слышат в ответ:

Чтобы прямо стояла лесина.
Вишь, все на бок, на правый она норовит,
Мы — лучины под правую ножку.
Поглядикось, теперь хорошо ли стоит?
«Чуть-чуть вправо, нет — влево немножко». [см.: {43}: 23–24]

(Ср. также: «Надо и елочек нарубить, кресты на подножки им изготовить, чтобы елочки и на полу так же, как в лесу, прямо стояли» [см.: {377}: 6].)