Русская елка. История, мифология, литература (4-е издание)

Бывали случаи, когда перед праздниками елки разыгрывались настоящие «драмы». Е. А. Скрябина рассказывает, что ее семья в 1905 году переехала из Нижнего Новгорода в Петербург. Родители, привыкшие к тому, что в Нижнем им приносили елку на дом знакомые торговцы, и на новом месте не спешили с покупкой елки, а когда наконец приехали на елочный базар, то там «елок нужного размера и вида не оказалось. Вернулись ни с чем». «Моему отчаянию не было границ», — пишет мемуаристка. Все попытки достать дерево оканчивались неудачей, и только на второй день Рождества, когда девочка потеряла всякую надежду получить елку, позвонил ее двоюродный брат, предложив привезти дерево, уже использованное в Офицерском собрании для солдат их полка:

Долго я помнила тот момент, когда несколько солдат внесли знаменитую елку в нашу квартиру. Много веток было сломано и дерево действительно имело плачевный вид. Братья утешали меня, что они приложат все усилия, дабы исправить нанесенный дереву урон. Я не особенно доверяла и ждала с трепетом вечера, когда соберутся все мои маленькие гости.

Когда же в назначенный день и час десятки приглашенных детей, ожидавших открытия дверей в кабинете отца, ворвались в гостиную, то все замерли от восторга, а я не поверила своим глазам — настолько чудесная картина представилась нам.

По-видимому, мать и братья приложили большие усилия, чтобы придать ободранному дереву такой исключительно красивый вид [см.: {413}: 13].

В 1999 году в журнале «Родина» была напечатана статья Ю. Хитрово «Елка на потолке»:

Скажите, вы видели елку на потолке? А вы? А вы? Нет? А вы, читатель, когда-нибудь видели елку на потолке? —

спрашивает рассказчица, заранее уверенная в отрицательном ответе на свой вопрос. Далее она подробно рассказывает о елках на потолке, которые в 1950‐х годах в тесной комнате громадной коммунальной квартиры, расположенной на шестом этаже большого дома в центре Москвы, на углу улицы Петровки и Столешникова переулка, устраивала ее мать. Елка свисала с потолка, подвешенная кверху «ногой», упираясь в потолок стволом. «Я уверена, — продолжает рассказчица, — что никто в целом мире, за исключением только всей нашей семьи да немногих соседей, иногда приводивших к нам своих друзей, чтобы показать им диковинку, никогда не видел подобного зрелища». Она утверждает, что «патент на данное изобретение» принадлежит только ее маме:

Только благодаря ей мы не только видели, — мы жили под такой елкой, под ее разливающимся мерцанием, манящим и успокаивающим, и любовались ею долгие зимние месяцы несколько лет подряд. И это она, наша мама, устраивала для нас, своих детей, такую необыкновенную, восхитительную, волшебную елку! [см.: {490}: 18–23]

Говоря об уникальности чудесной елки своего детства, рассказчица заблуждается: изображения инвертированных (перевернутых) образов мирового древа появились задолго до того, как ее мама стала устраивать елку на потолке московской коммунальной квартиры 1950‐х годов: «С неба корень тянется вниз, с земли он тянется вверх»; «Наверху корень, внизу ветви», — говорится в древнейших памятниках индийской литературы «Атхарваведе» и «Катха-упанишаде». Такие перевернутые деревья часто изображались на ритуальных предметах в разных культурных традициях. Древние германцы в дни зимнего солнцестояния также иногда подвешивали ель к потолку за корень; то же самое бывало и в эпоху зарождения обычая рождественского дерева. Елка могла свисать вниз либо корнем, либо верхушкой, что можно увидеть на некоторых немецких гравюрах XVI–XVII веков. Одно время в викторианской Англии была даже мода на перевернутые елки. Время от времени о елках на потолке (устроенных так по обычаю, вынужденно или же демонстративно) узнаешь и из документов нового времени. В 1915 году журнал «Нива» поместил фотографию с подписью «Рождество на позициях», на которой русские солдаты встречают Рождество в землянке, где с потолка свешивается еловое деревцо. К фотографии дается объяснение: «За ветхостью пола елка подвешена к потолку» [см.: {293}: 954].

Перевернутое дерево. Гравюра из книги Р. Флудда «Священная философия и христианская вера» (1626). https://digital.slub-dresden.de/werkansicht/dlf/4571/173#

Елка на потолке. Гравюра на меди Б. Зикса к стихотворению И.-П. Гебеля «Мать в сочельник», помещенная в пятом издании «Алеманских стихотворений зауерландцев» (1826)

Эльза Триоле вспоминает, как однажды у Бриков, живших тогда в Петрограде на улице Жуковского, с елкой на потолке встречала Новый, 1916 год компания футуристов:

В этот приезд под Новый год у Лили устроили «футуристическую елку»: разубранную елочку подвесили под потолок, головой вниз, как люстру, стены закрыли белыми простынями, горели свечи, приклеенные к детским круглым щитам, а мы все разоделись и загримировались так, чтобы не быть на самих себя похожими. На Володе, кажется, было какое-то апашевского вида красное кашне, на Шкловском матросская блуза. В столовой было еще тесней, чем в комнате с роялем, гости сидели вокруг стола, прижатые к стене, блюда передавались через головы прямо из дверей. Были тут Давид Бурлюк с лорнетом, Велимир Хлебников, сутулый и бледный, похожий, как говорил Шкловский, на большую больную птицу, синеглазый Василий Каменский, Кузмин и Юркун и много другого народа [см.: {459}: 55].

«Елка футуристов» прошла 30 декабря (12 января) 1918 года в Политехническом музее. Объявление о предстоящем событии было дано в московской газете «Вперед» 29 декабря 1917 года. Мне случалось видеть елки под потолком и в праздничном декоре магазинов. В петербургском «Пассаже» маленькие елки были подвешены под потолком в сделанных из бумаги прозрачных китайских вазах. Самыми модными в США елками сезона 2005 года также были перевернутые деревца.

Следует сказать и об истории искусственных елок. Первое упоминание об искусственной елке в России датируется концом 1840‐х годов [см.: {446}: 87], но мода на них возникла в конце XIX века, о чем можно судить по ряду рассказов и очерков того времени. Металлические елочки выставлялись в витринах магазинов, а на елочных базарах можно было увидеть ярко-зеленые искусственные «елки-крошки» [см.: {29}: 193]. Однако массовое производство пластиковых елок различной величины, формы, конструкций началось с 1960‐х годов, в эпоху химизации. По стране прокатилась агитационная волна за их покупку и использование на новогоднем празднике. Параллельно с этим прошла очередная экологическая кампания, целью которой была борьба за сохранность лесов, особенно пригородных. Отсутствие елочных плантаций действительно приводило к существенным вырубкам леса в предновогодний период. В это время многие советские семьи приобрели пластиковые елки, которыми стали пользоваться из года в год. Материальная выгода и отсутствие лишних хлопот, связанных с покупкой елки, по-видимому, и стали причиной их популярности. Но все же большинство продолжало следовать традиции, отдавая предпочтение настоящей, «живой», недавно срубленной в лесу, пахучей елке. Это бывало даже в тех случаях, когда, несмотря на все усилия, так и не удавалось достать дерево «первой свежести», желанной величины, густоты и формы.

Елка приносила детям не только удовольствие. Она таила в себе определенные опасности. Для покраски сластей, которые вешали на дерево, кондитеры порою использовали краски, включавшие в себя ядовитые вещества. Сусальные орехи красили иногда веществом, в которое входило олово; конфеты обертывали в свинцовую бумагу; в некоторые сласти добавляли анилин, а крашеные нити содержали мышьяковые и анилиновые краски. Яблоки же, висевшие на елке, могли стать ядовитыми от капающего на них окрашенного свечного воска. В газетах конца XIX века встречаются заметки медиков, которые предупреждали родителей об этой опасности, не рекомендуя позволять детям съедать висевшие на дереве сласти ввиду того, что они могут быть окрашены ядовитыми веществами. Обсуждая вопрос гигиены рождественской елки, медики писали:

Конечно, как-то тяжело портить удовольствие детей запрещением снимать с елки висящие на ней заманчивые сласти. Но лучше отравить им немножко их праздничное настроение, чем допустить отравление их ядовитыми красками [см.: {98}: 1287].

Разумеется, появление на елке съестного, которое могло стать причиной отравления, явилось следствием желания сделать елку как можно более эффектной. Однако сласти, превратившиеся в «запретный плод», искажали смысл самого праздника. В наше время обычай вешать на дерево пряники и конфеты, широко распространенный еще несколько десятилетий назад, начинает исчезать, о чем нередко высказываются сожаления. Светлана Волкова, родившаяся в 1877 году, делится своими детскими впечатлениями:

Елку мы украшали разного рода игрушками, гирляндами, ватой и старыми конфетами. Это были старые конфеты в красивых, ярких и пышных обертках, ими раньше украшали елки, и мне очень жаль, что «сейчас» эта «традиция» ушла… Позже конфеты исчезли с елки вовсе, остались только стеклянные шарики, гирлянда из цветных лампочек и гирлянды блестящие… [см.: {83}]

Другую опасность — опасность пожара — таили в себе свечи. И хотя маленькие металлические подсвечники стали использовать рано, возгорание елок случалось нередко, и во многих семьях рассказы о пожарах во время праздника вошли в семейный фольклор. И. М. Дьяконов вспоминает, как однажды, пытаясь обойти вокруг елки, он задел головой свечку и у него загорелись волосы [см.: {131}: 8]. Бывали случаи и с трагическим исходом. Об одном из них, запомнившемся с детства и тяжело пережитом, рассказывает Юрий Олеша:

Господин Орлов пошел с дочкой на елку в гости, и там, когда дети танцевали, елка опрокинулась, в результате чего дочка Орлова сгорела. В тот день, когда ее похоронили, он пошел в цирк. Мы, дети, ужасались, когда нам рассказывали об этом, но взрослые оправдывали Орлова, — он, говорили они, очень горевал и именно поэтому пошел в цирк [см.: {309}: 83].

После этого не вызывают удивления запреты на использование свечей на общественных елках в целях противопожарной безопасности: «На елке может быть допущено только электрическое освещение… Совершенно нельзя допускать освещения елки свечами или керосиновыми лампами», — писали составители книжки «Елка» в 1940 году [см.: {141}: 3].

Если первые годы после усвоения елки в России дерево, согласно его немецкому образцу, устанавливалось в сочельник, то впоследствии по поводу того, когда следует устраивать елку, стали возникать разногласия. Представители православной церкви, примирившиеся в конце концов с елкой, говорили, что устанавливать и праздновать ее накануне Великого праздника, в последний день Филиппова (или Рождественского) поста, не пристало: слишком серьезное и торжественное событие свершается в ночь на Рождество и никаких развлечений в этот вечер и в эту ночь быть не должно. Они рекомендовали устраивать елку на второй или (еще лучше) на третий день праздника, а иногда и на Новый год. И все же в большинстве домов дерево продолжали устанавливать, наряжать и зажигать именно в сочельник. Постепенно «елочный режим» становился все более и более гибким. В домах закреплялись свои традиции, которые поддерживались из года в год. А. Н. Бенуа вспоминает: