Русская елка. История, мифология, литература (4-е издание)

Снегурочка

Ты сегодня Снегурочка
В белом наряде,
Твой школьный учитель
Тебя не узнал. Агния Барто. Снегурочка

Наряду с Дедом Морозом участником современного ритуала детской новогодней елки является Снегурочка. У Снегурочки своя история, во многом независимая от Деда Мороза, но тоже в значительной мере обусловленная литературой.

Как и любой мифологический персонаж, Снегурочка характеризуется определенными свойствами и устойчивыми признаками: это очаровательная, приветливая, веселая и шаловливая девочка/девушка в белой одежде, приходящая к детям на новогоднюю елку из лесу. Она состоит в дружеских отношениях с лесным зверьем и птицами, которые служат ей и находятся у нее в добровольном подчинении. Появляясь в «человеческом» мире только в определенное календарное время (перед Новым годом), в течение других сезонов она как бы не существует. Снегурочка прочно связана с Дедом Морозом как родственной связью (она его внучка), так и сюжетной: появляясь на празднике одновременно (или почти одновременно), они приводят с собою лесных зверей, развлекают детей, приносят им подарки. Будучи помощницей Деда Мороза, Снегурочка способствует установлению контакта между Дедом Морозом и детьми. Дети заранее знают об их приходе на елку, однако вопросы о месте нахождения Снегурочки в другое, неновогоднее, время, о ее родителях, о том, почему она не стареет (в чем секрет ее вечной молодости), их обычно не беспокоят. Снегурочка может быть участницей и взрослых новогодних праздников, а также персонажем театральных новогодних представлений, телевизионных шоу и т. п., но главное ее место — на празднике детской елки.

Мифологические персонажи бывают единичными, существующими, так сказать, в одном экземпляре (как, например, водяной), а могут представлять собой коллектив одинаково ведущих себя существ (как святочницы или русалки). С этой точки зрения Снегурочка — единична: она, подобно Деду Морозу, чудесным образом успевает побывать на всех детских елках. Снегурочка принадлежит к категории положительных образов: вся ее деятельность направлена исключительно на благотворное воздействие на детей [см.: {227}: 51–56].

Разговор о мифологическом персонаже предполагает постановку вопросов: как и когда этот персонаж возник, как он формировался, какой деформации подвергался в течение времени, какую культурную, социальную и возрастную среду он «обслуживает»? Постараемся ответить на эти вопросы применительно к образу Снегурочки.

Исследовательницы традиций современного города О. Р. Будина и М. Н. Шмелева пишут по поводу Деда Мороза и Снегурочки: «Эти популярные образы-маски как бы сошли со страниц русской литературы — известного произведения А. Н. Островского „Снегурочка“, навеянного в свою очередь русским фольклором, где они наделены волшебной силой поощрять добро и наказывать зло» [см.: {62}: 229–230]. Однако если Дед Мороз и Снегурочка «как бы сошли» со страниц «весенней сказки» Островского, то почему в таком случае известная нам по детским елкам Снегурочка — внучка, а не дочка Деда Мороза (каковой она является у Островского); почему нам ничего не известно о ее матери, в то время как в пьесе Островского ее матерью является Весна-красна; почему героиня Островского — персонаж «весенней сказки», а известная нам Снегурочка всегда появляется только под Новый год. И наконец, в отличие от Снегурочки Островского, ее современная тезка не умирает (не тает), а, повеселив и одарив детей на празднике елки, уходит с Дедом Морозом, для того чтобы успеть посетить других ребят, после чего они исчезают до следующего Нового года. Как видим, Снегурочка Островского во многом отличается от известной нам спутницы Деда Мороза, и потому говорить о том, что она «как бы сошла со страниц» произведения знаменитого драматурга следует с большой осторожностью. Прежде чем превратиться в современную Снегурочку, героине «весенней сказки» пришлось пройти долгий и сложный путь. Однако сомнений в том, что именно текст Островского явился первейшим и определяющим толчком к формированию этого образа — как в литературе и в других видах искусства, так и в городском новогоднем обряде — конечно, быть не может. Его влияние в этом процессе значительное, если не решающее.

Восстанавливая историю формирования образа Снегурочки как мифологического персонажа и литературной героини, обратимся к его источникам. Если одним из прообразов (хотя и не единственным) Деда Мороза явился восточнославянский обрядовый Мороз, то образа Снегурочки в русском народном обряде не зафиксировано. Отсутствует он (в отличие от образа Леля) и в искусственно сконструированной мифологии XVIII века. Однако в фольклоре образ Снегурки/Снегурушки/Снегурочки есть: он известен по народной сказке о сделанной из снега и ожившей девочке [см.: {433}: 176]. Эта снежная девочка летом идет с подружками в лес по ягоды и либо теряется лесу (и в этом случае ее спасают звери, привозя на себе домой), либо тает, прыгая через костер (по всей видимости, купальский). Последний вариант более показателен и, скорее всего, является исходным. В нем нашел отражение миф о природных духах, погибающих при смене сезона (рожденное зимой из снега существо при наступлении лета тает, превращаясь в облачко). Здесь обнаруживается связь образа с календарным (купальским) обрядом прыганья через костер, который является инициационным (в этот момент девочка превращается в девушку). Снегурочка как сезонный (зимний) персонаж погибает с приходом лета.

Первая известная мне литературная обработка народной сказки о Снегурке принадлежит Г. П. Данилевскому, который в 1860 году опубликовал ее вольное стихотворное переложение. Это произведение представляет собой позднеромантический и опоэтизированный перепев сказки. Здесь старик со старухой, пожелав сделать снежное дитя, лепят «шары из снега». На вопрос «старого, дряхлого с бородою» прохожего, чем они занимаются, старики с усмешкой отвечают: «Лепим дитятко!» Прохожий, в котором угадывается святой старец, благословляющий работу по сотворению человека, говорит им: «Помогай же Бог вам, старцы!» И его благословение помогает: вылепленное дитя оживает и со временем становится «девочкой-резвушкой / Русокудрой снегуркой». По прошествии недолгого времени «стала пышною невестой / Русокудрая снегурка». Весной к ней начинают свататься женихи, но она с каждым днем грустнеет и в конце концов тает на глазах стариков:

Стала таять, словно свечка,
Заклубилась легким паром,
Тихо в облачко свернулась
И в лучах зари исчезла… [см.: {115}: 1–5]

Близкий сказочной Снегурочке романтический образ начал разрабатываться и в лирической поэзии, примером чему может послужить стихотворение А. А. Фета 1872 года «У морозного окна», в котором намечены черты влекущей героя за собой снежной девы, хотя имя ее здесь не называется:

К окну приникнув головой,
Я поджидал с тоскою нежной,
Чтоб ты явилась и с тобой
Помчаться по равнине снежной.
Но в блеск сокрылась ты лесов
……………………………………
За серебро пустынных мхов… [см.: {471}: 250]

Впоследствии именно этот образ неуловимой снежной девы был подхвачен и развит в поэзии символистов.

Варианты сказок о Снегурке впервые были проанализированы А. Н. Афанасьевым с точки зрения «метеорологического мифа» в вышедшем в 1867 году втором томе его «Поэтических воззрений славян на природу» [см.: {21}: 639–641]. Именно под влиянием концепции Афанасьева у Островского тогда же возникает замысел «весенней сказки». Этот замысел был реализован в 1873 году; вскоре пьеса была напечатана в «Вестнике Европы» и поставлена в Большом театре. Современниками она была воспринята с недоумением и непониманием: Островскому не поверили, «Снегурочку» критиковали в печати, над ее текстом издевались, о чем свидетельствуют собранные В. Ф. Зелинским материалы [см.: {207}: 151–194]. Ф. Д. Батюшков в работе о генезисе «Снегурочки» Островского назвал ее «ранней, непризнанной, одинокой ласточкой» [см.: {28}: 47]. Не имела успеха и созданная по пьесе Островского опера П. И. Чайковского. Это свидетельствует о том, что в середине 1870‐х годов читатель и зритель оказались еще неготовыми к восприятию символического сюжета «весенней сказки». Однако не прошло и десяти лет, как вкусы изменились, и в «Снегурочке» почувствовали что-то свое, близкое: с приближением эпохи символизма оказалось, что «странная» пьеса Островского предоставляла громадные возможности для использования и развития ее мотивов и образов. Растаяв в «весенней сказке» Островского, Снегурочка начала свою жизнь в литературе и искусстве, усваиваясь, развиваясь и трансформируясь. Это касалось как всего текста сказки, так и отдельных ее персонажей, прежде всего главной героини.

В 1879 году за создание оперы по пьесе Островского берется Н. А. Римский-Корсаков, которому она в первом чтении также не понравилась. «…Царство Берендеев показалось мне странным, — вспоминал позже композитор. — В зиму 1879–80 годов я снова прочитал „Снегурочку“ и точно прозрел на ее удивительную поэтическую красоту. Мне сразу захотелось писать оперу на этот сюжет…» [цит. по: 427: 3]. Завершенная в 1881 году и впервые поставленная в 1882 году опера Римского-Корсакова имела громадный успех. После ее создания начинается новая жизнь пьесы. С этих пор «Снегурочка» Островского оказалась неразрывно связанной с оперной версией Римского-Корсакова.

Одновременно с усвоением образа Снегурочки, данного в пьесе и в опере, происходит его развитие в поэзии. В стихотворениях все чаще начинают встречаться лики некой «снежной девы»: лирический герой гоняется за ней по лесу, пытаясь настичь ее, но она оказывается столь же неуловимой, сколь неуловима Снегурочка для молодых людей Берендеева царства. Самым известным стихотворением, включающим этот образ, стала «Снегурка» К. М. Фофанова (1893), где творцом снежной девушки является «живописующий мороз». У Фофанова мороз дан не в виде олицетворенного образа, а как природная стихия, однако именно у него два будущих «елочных» персонажа, как и в пьесе Островского, оказываются взаимосвязанными:

В природе холод,
И холод в сердце у тебя!
И что же! Тонкою иглою
Живописующий мороз
Все то, чем грезил я весною,
На стекла дивно перенес.
Тут …
… лес у белого ручья,
И ты в жемчужном ожерельи,
Снегурка бледная моя… [см.: {479}: 168–169]

Это стихотворение неоднократно включалось в сборники для проведения елки и тем самым вводило образ Снегурки в состав потенциальных персонажей праздника. Лики «снежной девы» встречаются и в стихотворениях Блока, у которого она сливается либо с образом «вечной женственности», «прекрасной дамы», как в «рождественском» тексте, датирующемся 24 декабря 1900 года:

В ткани земли облеченная,
Ты серебрилась вдали.
Шел я на север безлиственный,
Шел я в морозной пыли,
Слышал твой голос таинственный,
Ты серебрилась вдали [см.: {48}: I, 71],

либо с образом «снежной маски», как в стихотворениях 1907 года:

Но сердце Снежной Девы немо… [см.: {48}: I, 268]
Ты виденьем, в пляске нежной,
Посреди подруг
Обошла равниной снежной
Быстротечный
Бесконечный круг… [см.: {48}: II, 279]
Живое имя Девы Снежной
Еще слетает с языка… [см.: {48}: I, 282]