Ланиакея

Глава 2

Я никогда не забуду тот первый и последний в своей жизни раз, когда я работала в мортально-антиперцептивной паре с Денисом Вагнером. Это была одна из лучших ночей в моей жизни — жутковатых ночей, где приходится встречаться со смертью, и все же лучших.

Мы с Нестором приехали в Надзор чуть пораньше, и, показав пропуска, пошли в уже знакомую раздевалку. Нестор сегодня работал с Виком, и тот уже ждал его в своих неизменных черных перчатках и с неизменной же усмешкой в уголке рта.

— Фаина, — сказал он, встретив меня на выходе. Черные глаза внимательно вгляделись в мое лицо, попытались просканировать. — Был рад ошибиться насчет Аткинсона.

— Я тоже рада, что это не он, — сказала я.

— Гораздо проще нажать на спусковой крючок, когда перед тобой не твой друг, верно?

Я не успела придумать ответа. В следующую секунду воздух наполнился еле заметной вибрацией, которую могла ощутить только я, и мир вокруг поменялся.

— Голуб, Вик.

— Норд, — любезно сказал тот, хотя рабочая смена еще не началась. — Желаю удачи.

Я и Денис направились каждый к своим шкафчикам. В раздевалке не было никого. Нестор торчал в диспетчерской — я надеялась только, что мой импринтинг не стал для него источником неловкости — а остальные либо уже прибыли и ушли туда же, либо еще не пришли.

Я надела бронежилет и положила фонарь в нагрудный карман, поправила наушник, чуть потуже затянула в узел волосы...

— Ты слишком дергаешься.

— Я знаю. — Я обернулась; Денис в полном боевом облачении стоял позади меня. — Чувствую себя девчонкой, которая впервые пройдет под руку со своим парнем перед толпой друзей.

— Эти люди нам не друзья, — проговорил он веско и даже жестко. — И мне тоже не по себе, поверишь?

Я поверила. Я уже знала слишком хорошо все оттенки непроницаемого выражения его лица.

— Не самое удачное время, — призналась я со вздохом, нервно приглаживая волосы. — Все эти практики, МАП, амнестики...

Денис сделал шаг вперед и притянул меня к себе прежде, чем я успела что-то сообразить.

— Когда это все закончится, я хочу, чтобы мы какое-то время побыли с тобой вдвоем, — сказал он, сжимая мои пальцы в своих и глядя сверху вниз. — Без «Ланиакеи», психопрактиков, антиперцепции и всего этого мира. Только ты и я, Голуб. Европа или Америка, или Новая Зеландия, если ты захочешь. Что скажешь?

— Это было бы здорово... если бы не было так нереально.

— Сомневаешься в моих возможностях? — приподнял он бровь.

Я не смогла удержаться:

— Ни капли не сомневаюсь. Ни в каких.

Я видела по его глазам, что он хочет меня поцеловать, но по коридору кто-то шел, и нам пришлось тоже пойти — в диспетчерскую, где МАП «Норд» почти сразу же получила первый вызов.

— Совсем рядом, — сказал диспетчер уже по рации, когда мы забрались в машину, и джип тронулся. — Будьте осторожно, наверняка или пьяные, или под «торчем». В здравом уме такие вещи не творят.

Пока мы ехали, я слушала детали происшествия, которые в реальном времени уточнял для нас Надзор.

Компания молодых людей, среди которых затесались два левитатора, решила устроить чемпионат по прыжкам с крыши на крышу, благо, что дома во дворе стояли впритык. Без страховочного снаряжения. Без света. Ночью.

Во время одного из прыжков левитатор выпустил акцептора, и тот упал с высоты шестнадцатого этажа на растущее у подъезда дерево. Кто-то вызвал скорую, один из левитаторов благополучно упорхнул, когда понял, что пахнет жареным, а второй, тот, что и совершил преступление, пребывал в состоянии полнейшего шока и даже не смог подняться в воздух, чтобы убедиться, что его товарищ жив.

Что там спрашивал Вик? Как я отношусь к виду крови? Я могла только представить, что увижу на месте преступления.

Во дворе от мигалок и искусственного света был почти ясный день. Надзор уже опрашивал рыдающих девушек — и да, они были пьяны, все до единой, еле ворочали языками, — а прибывший со скорой телекинетик отдавал указания людям с фонарями, показывая, куда направлять свет.

— Он жив? — повторяла одна из девушек, глядя черными от ужаса глазами в сторону кроны, на которой висело неподвижное тело. — Скажите мне, он жив?

Но это было бы чудом. Я видела и отсюда, что парень мертв.

— Мужики, достать не смогу, — сказал телекинетик, когда место осветили. — Крепко засел, выковыривать надо.

Пока Надзор опрашивал людей, а к дереву подгоняли подъемник, я блокировала сидящего на лавочке у подъезда левитатора, завернутого в медицинское покрывало. Ощущение реальности происходящего пришло к нему не сразу, и только увидев, как к дереву приставляют лестницу, и услышав слово «тело», он вдруг начал соображать, что натворил.

Попытался взлететь.

Понурился, когда понял, зачем здесь я и для чего рядом со мной стоит высокий светловолосый человек с холодными, как север, глазами.

— Дайте я сам его сниму.

— Ты, друг, отлетался, — сказал ему оперативник, защелкивая наручники. — И надолго.

— Норд, ваш антиперцептор ведь тоже телекинетик? — окликнули нас с Денисом, когда мы проводили левитатора до машины полиции и возвращались обратно, сдав его с рук на руки. — Тело не сможет поддержать? Тут две огромных ветки, и нам нужен дополнительный захват.

— Смогу! — выпалила я тут же, и только потом, спохватившись, оглянулась на своего мортала.

— Сможет, — подтвердил он, улыбнувшись мне уголком губ.

Я побежала к дереву.

Уже под утро мне все-таки пришлось взять Дениса под руку и пройтись перед толпой знакомых и не-друзей — в фигуральном смысле, конечно, но от этого ощущения были не менее неприятными.

Нет, мне нравилось быть импринтом Дениса Вагнера, и я была счастлива, что мое запечатление взаимное. Но с другой стороны, писать самоотвод в комнате, полной психопрактиков, где каждый знает, на каком уровне запечатления импринты не могут работать друг с другом...

Уши у меня горели. Пока мы ехали домой, я сидела, уткнувшись в ладони пылающим от стыда лицом, пока Денис убеждал меня, что все нормально.

— Все взрослые импринты занимаются сексом, Голуб, я тебя уверяю. В этом нет ничего такого.

— Но ощущение было, словно мы — первые и единственные, — пожаловалась я, отнимая руки от лица.

— В чем-то такие, как ты и я — единственные, — подтвердил он.

Я недолго помолчала, но все же не удержалась и задала вопрос, который теперь — я чувствовала — имею право ему задать:

— Денис... Скажи, ведь у Джека Аткинсона может быть импринтинг? — Но я все-таки не решилась назвать имя Кристи. — Ведь он же умеет чувствовать?

Денис бросил на меня быстрый взгляд, прежде чем ответить.

— У Джека все сложно с импринтингом. Не так, как у других.

— Почему? — не отступила я. — Из-за того, что случилось в той больнице, в Бостоне? Но ведь они же разрешают ему использовать способности и даже преподавать!

— Они и дальше будут разрешать ему использовать способности и преподавать. Но американское законодательство запрещает морталам его уровня иметь импринтов-морталов, — сказал Денис. — Именно из-за того, что случилось с Джеком Аткинсоном в той больнице.

— Морталам его уровня... То есть ему одному? — изумленно спросила я. — То есть это закон, специально созданный для одного-единственного человека в мире?

— Да, — подтвердил Денис. — Это закон, созданный специально для Джека Александра Аткинсона. И если случится, что у Джека-мортала будет импринт-мортал, то кто-то из них: или Джек, или его импринт должны будут отказаться от способностей вообще. Стать обычными людьми. Только так они смогут законно быть вместе.

Вот только один из них навсегда лишится части себя самого.

— Они все-таки боятся его, — сказала я, помедлив.

— Все боятся морталов, — сказал Денис, не глядя на меня, и что-то было в его тоне, отчего я не нашла в себе сил возразить.