Ланиакея

Глава 4

Вся наша группа — за исключением Нестора, который дежурил в Надзоре — сегодня, как и полагалось по расписанию, была направлена в Центр реабилитации. Вместе со штатной охраной мы вчетвером уже привычно сидели в холле, поглядывая на часы и изредка обмениваясь комментариями о том, сколько потребуется времени, чтобы отыскать Андрея Калину, профессора Джека Аткинсона — если повезет, живого — и, главное, амнестика, который заварил такую кашу, что теперь ее было просто не размешать.

Сегодня все эти вопросы сопровождало неизбежное слово «теперь».

Мы знали, что дело идет к развязке.

В холле было людно, и практически никто не обращал на нас внимания, так что Коротких в нарушение всех правил тайком смотрел новостной канал на телефоне. Вдруг там что-то скажут? Вдруг уже спустя минуту мы увидим, как надзоровцы вяжут этого Стаса, или как из темного подвала какой-нибудь заброшенной многоэтажки выводят под руки бледного и знакомо прихрамывающего Джека Аткинсона?..

Я и Женя уселись по обеим сторонам от Коротких и то и дело косились на экран, стараясь не привлекать лишнего внимания. Только Олесю, казалось, не интересовало происходящее. Весь день она сидела, уставившись в стену перед собой, и была непривычно скована и молчалива.

Стеклянные двери холла открывались и закрывались автоматически, когда через них проходили люди. Стекло заглушало звуки снаружи, давая, однако, хороший обзор на парковку перед Центром и проходящую мимо дорогу, ведущую к автобусной остановке, входу в метро и дальше — к Братеевскому мосту через Москву-реку.

...Когда, впуская очередных посетителей, двери открылись на этот раз, нас буквально оглушило резким воем сирен.

Мы вскочили все разом, и все же разом, как были, раздетые, высыпали, почти расталкивая идущих навстречу людей, на парковку, чтобы увидеть своими глазами: одна за другой, сверкая мигалками и замедляя ход, мимо нас по улице в сторону остановки пронеслись машины полиции и скорой помощи. Одна, две, три, пять...

Почти тут же рация одного из охранников, выскочившего вместе с нами, ожила и заговорила:

— Пост «Центр», внимание. Стрельба и применение способностей высокой категории в поезде метро возле станции «Центр реабилитации». Состав из пяти вагонов заблокирован неизвестными лицами на технической платформе на перегоне между станциями, пассажиры в принудительном порядке покинули четыре вагона и направляются к станции...

Мы тут же переглянулись.

Центр реабилитации. Наша станция. Станция, до которой отсюда буквально триста метров, если не считать спуска под землю... и кто-то применил способности в поезде, который должен был остановиться прямо здесь.

— Подозреваемых от пяти до восьми человек, все психопрактики, все вооружены, данные уточняем... — продолжал голос. — Есть пострадавшие и убитые, данные уточняем... Имеется информация о заложниках, предварительно — двадцать человек, данные уточняем...

— Ребята! — позвал от дверей Владимир Васильевич, который сегодня нас курировал, и мы обернулись. — Забирайте поскорее вещи и идем ко входу на станцию. Присоединитесь к сотрудникам Надзора — им нужны блокираторы под землей. Уже есть информация о пострадавших, так что нужно будет прикрыть медиков прямо на станции, чтобы они спокойно оказали помощь... Олеся, что с вами?

Я обернулась к Маковиной, которая вдруг попятилась и прижалась спиной к стене здания, обхватывая себя руками.

— Я не могу.

— Что вы не можете?..

Но я уже поняла, и все Олесины отрешенность и волнение, как кусочки мозаики, снова легко сложились в общую картину. Она выдавала экстремум. Опять! Опять, и это после того, как Денис ее предупредил. И этот придурок Коротких молчит как рыба и даже не собирается ее как-то прикрыть, а она слишком предана своим так называемым друзьям, чтобы его сдать.

— Олеся беременна... — вдруг заявил Струтинский, подходя к ней и кладя руку ей на плечо, и Левин нахмурил брови, а сама Маковина дернулась, как от удара молнией, покраснела и опустила глаза, — ...и не очень хорошо себя чувствует. Я думаю, ей лучше поехать домой.

— Да, — сказала она несчастно, — я знаю, что давала согласие на опасные операции, но я жду ребенка...

— И вы не можете участвовать, — закончил Владимир Васильевич за нее и, вдохнув, кивнул. — Что ж, идите домой. Это уважительная причина.

— Я бы правда пошла с вами, — сказала Олеся, заломив руки, но облегчение в голосе ее выдало, — если бы не эта тошнота.

Левин снова кивнул — уже молча — и повернулся к нам, более не обращая на Маковину внимания. Она же шмыгнула внутрь так быстро, будто боялась, что он передумает.

Пока мы нашей снова уменьшившейся в размерах группкой антиперцепторов бодрым шагом шагали к спуску в метро, меня одолевали невеселые мысли.

В ту же сторону, куда уехали «скорая» и полиция, уже скоро один за другим пронеслись два черных джипа МАП. Может быть, и Денис уже здесь. Может быть, он уже в какой-то сотне шагов от меня и уже знает, кто и зачем остановил целый поезд посреди тоннеля метро.

Мой разум с настойчивостью маньяка выдавал мне одно имя и одну цель.

Я очень надеялась, что ошиблась.

— Маковина на самом деле беременна, или вы прикрыли ее экстремум? — спросила я Коротких, чтобы отвлечься.

— Ты думаешь, мы настолько идиоты?.. — взвился он, но тут у меня зазвонил телефон.

Номер был незнаком. На мгновение у меня возникло желание не отвечать, но каким-то шестым чувством я ощутила, что ответить все-таки стоит. Голос, зазвучавший в динамике, едва не заставил меня завопить.

— Фаина.

— Господи боже мой, проф...

— Нет, тише, прошу тебя, — сказал Аткинсон как-то немного вязко, и я замолчала, оборвав себя на полуслове. — Пожалуйста, только слушай. Это важно и касается всех. Здесь со мной люди, захватившие поезд. Несколько вооруженных людей на двадцать человек заложников... и Андрей Калина. Я передаю тебе их требование слово в слово. Ты слышишь меня?

Внутри меня с каждым его словом уже обрывались и готовились оборваться какие-то нити, отвечающие за самообладание, но ответила я твердо:

— Да.

— Им нужны миллион евро наличными в качестве выкупа за меня. Деньги должны быть доставлены к поезду в течение часа, иначе заложники будут умирать по одному каждые пять минут. — Аткинсон перевел дыхание, как будто ему было трудно говорить, и, тяжело сглотнув, продолжил. — Только наличные. В сумках без ярких надписей и лейблов, на колесиках, с ручками, чтобы их было удобно нести и везти. Ты слышишь меня?

— Да, — повторила я.

— Это хорошо, Фаина, — сказал он невесело. — А теперь — главное. Деньги должна доставить Тамара Калина. Ее должны сопровождать ты и Владимир Васильевич Левин. Только она, ты и Левин — и эти психопрактики отпустят людей, которых взяли в заложники, и меня. Если с вами будет хоть кто-то из морталов, все заложники умрут. Если вы придете не одни, а с кем-то еще — они умрут. Тамара Калина нужна Андрею. Нас они отпустят, когда получат деньги. Вам придется... помочь мне выбраться, потому что сам я не дойду.

Меня пробила дрожь от того, как он это произнес.

— Что с вами, профессор, что они с вами...

— Слушай, а не говори. — Я снова замолчала, и Аткинсон продолжил после новой тяжелой паузы. — Эти люди уже убили шесть человек, когда останавливали поезд, и готовы убивать еще. Я прошу вас, Фаина, не пытайтесь обмануть их. Это очень опасно.

И связь пропала.

Две секунды я стояла и смотрела на телефон в каком-то диком ступоре, не понимая, что делать и куда бежать. А потом ринулась следом за Левиным, уже ушедшим вперед вместе с остальными, спотыкаясь, задыхаясь и чувствуя, что нахожусь на грани обморока.

— Владимир Васильевич!

Я завопила так, что вокруг стали оборачиваться люди.

— Фаина, что же вы так кричите?

— Владимир Васильевич! Я прошу вас, выслушайте меня, пожалуйста. — Я буквально оттащила его от тротуара и людского потока и выложила новости, не переводя дыхания. — Он требует выкуп за Аткинсона. Он хочет увидеть мать и вас, и меня, и у него заложники... И я не знаю, что делать. Кому звонить, куда идти и...

Левин положил руку мне на плечо, и мою речевую зону вырубило напрочь. Он колебался всего две секунды, а потом набрал номер и непривычно быстро и твердо заговорил:

— Светозар Олегович?.. — Светозар Летов был начальником Надзора и руководителем штаба Задания А. — Владимир Левин. У меня информация о ситуации в поезде.

Рука Владимира Васильевича на моем плече была тяжелой, она буквально придавливала меня к месту, не позволяя повернуться и даже повернуть голову, не позволяя мне... начать паниковать?

— Моей студентке позвонил профессор Аткинсон, — и он кратко обрисовал ситуацию. — Так вы в курсе? И что решено? Да я знаю, что это может быть чревато. Но если будет можно обойтись без жертв, я согласен...

Я изо всех сил вслушивалась в голос на том конце линии, надеялась уловить хоть слово.

— Через десять минут мы будем на месте. — Левин нажал на отбой и посмотрел на меня. — Нас встретят, Фаина, они уже в курсе. Ваш разговор слышал весь диспетчерский центр, требования уже передали местным властям. Если вы согласитесь, нас начнут готовить к спуску. Но решать надо прямо сейчас.

— Я пойду, — почти перебила его я.

Владимир Васильевич еще пару секунд всматривался в мое лицо, а потом, будто вдруг вспомнив о том, что поодаль стоят два других его студента, отпустил меня.

— Ну, тогда идемте. На месте нам все объяснят.

Пока службы очищали станцию от гражданских лиц, организовывали кордон и разворачивали некое подобие штаба на месте происшествия, попутно помогая медикам усаживать пострадавших пассажиров в машины СМП, меня и Владимира Васильевича завели в большой фургон Надзора, где экипировали по полной программе.

— Прямой участок тоннеля между станциями «Савиново — Центр реабилитации», — объясняли мне координаторы, одновременно показывая схему на большом экране. — Четыреста метров до станции. Техническая платформа — освещенная площадка длиной в один вагон, без выхода на поверхность. Видимость в обе стороны отличная.

Несколько психопрактиков высоких категорий, сказал Аткинсон. Конечно, они бы не позволили ему сообщить точное количество, но меня больше волновало не оно. Меня волновало, есть ли среди них мортал или долор, или электрокинетик, который может пустить по рельсам ток и убить всех, кто рискнет ступить на них ногой, или суггестив. Я должна была быть готова к любому воздействию. И даже к нескольким.

— Штурм и открытая атака в таких условиях — наименее благоприятный вариант, которые повлечет жертвы и там, и у нас, — сказал инструктирующий меня оперативник, когда я застегнула бронежилет. — Если они готовы отпустить заложников, мы должны дать эту возможность. И... там ведь бесконтрольный мортал, вы знаете?

— Да, — сказала я обреченно.

— Общее фатальное, — подчеркнул он. — Сечете, да? И они держат эту бомбу замедленного действия прямо у себя на коленях. А это значит, что им всем там нечего терять. МАП «Шварц» пойдет прямо за вами, опергруппа — под их прикрытием, но вы должны будете выиграть для них время, отвлечь внимание, чтобы они могли подойти. Не рыпайтесь, слушайте Левина — и все будет нормально.