Ланиакея

Глава 8

Здание Министерства психопрактического здравоохранения и безопасности было серым, неприветливым и темным, несмотря на почти белый каменный пол, большие окна и множество люстр под потолком, разгонявших вечерний мрак. В холле было пусто и тихо, если не считать эха голосов, доносящегося из открытых дверей помещения прямо напротив входа — это был зал заседаний.

Заседание Совета было в полном разгаре. Но нам разрешалось на него опоздать.

Мы рука об руку пересекли холл и вошли.

В дальнем конце почти пустого зала, на невысокой деревянной платформе, за длинным столом, сидели серьезные люди, ежедневно решающие вопросы жизни и будущего психопрактиков: председатель, заместители, советники. Лица первого и вторых мне были знакомы. Руководство Совета не менялось уже шесть лет.

В самом зале, разбросанные по разным рядам, будто пытающиеся лишний раз не приближаться друг к другу, расселись те, чьи судьбы сейчас и должны были решиться.

Я не видела знакомых. Но не знала, хорошо это или плохо.

— Я знаю, что многие из вас потрясены тем, что произошло, — вещала с платформы зычным голосом полная женщина с высоко взбитым шиньоном цвета «платиновый блондин». Это была Аделина Выпивоха, зампред Совета и человек, который первым сказал свое «да», когда шесть лет назад принималось решение об открытии «Ланиакеи». — Информация все еще уточняется. На данный момент точно я могу сказать вам только одно: по результатам психоскопии у Стаса Воробьева обнаружена диссоциация. Вторая его способность — суггестия, но мы не уверены...

Заметив меня и Дениса, пробирающихся к платформе, она кивнула в знак приветствия и снова обратилась к присутствующим:

— Мы не уверены, что смерти произошли по его вине. Для наложения такого вида внушения нужна седьмая категория. Может оказаться, что мы имеем дело с неизвестным, который присутствовал в поезде, но ускользнул от нас при штурме. — Она предупредила возражения взмахом руки. — Малевский утверждает, что среди террористов не было суггестивов. Но мы должны думать и о такой возможности.

Денис остановил меня у третьего ряда, достаточно далеко от остальных, но близко к платформе, и я опустилась на обитый кофейного цвета кожей стул, пытаясь вникнуть в суть рассказа.

— Речь идет о человеческих смертях, — сказала Выпивоха, как видно, специально для нас. — Двое из тех, что были в поезде, покончили с собой сразу же после возвращения домой. Одинаковым способом. Совпадение исключено.

Мое сердце екнуло при этих словах, при мысли о том, что пережившие сегодня настоящий ужас люди вернулись домой к близким, возможно, успели обнять их — и потом оборвали свои жизни.

Но шока не было. Да что там шока, я призналась сама себе сразу же: я чего-то такого ждала. Не зря так часто всплывали в моей голове мысли о том, что уж слишком гладко и быстро все прошло: и способности Стас не применил, и Андрея не было, и штурм прошел быстро и легко.

Денис только приподнял брови, когда я по дороге сюда поделилась с ним своими мыслями.

— То есть ты хотела бы, чтобы все прошло не так удачно?

— Нет, что ты, — сказала я поспешно. — Но ты же знаешь, я всегда жду самого плохого.

— От меня тоже? — Если бы я его не знала, я бы подумала, что вопрос задан всерьез.

— Нет, от тебя — только хорошего. — Я покосилась на Дениса, пытаясь тоже сохранять серьезность. — Во всяком случае, сегодня вечером.

— И чего же именно хорошего от меня ты ждешь, Голуб?.. Сегодня вечером, я имею в виду.

— Ты знаешь.

Я покраснела и засмеялась, и улыбка тронула и его губы тоже.

— Мне более чем нравится направление нашего разговора, но лучше продолжить его дома, — сказал он с явным сожалением в голосе. — Так вот, Фаина, о чем я... Нет, тебе потрясающе хорошо удается меня отвлекать от всего на свете. — Я улыбалась все шире, довольная собой. — Эта организация, это общество, в котором состоят только нелегальные психопрактики, угрожает безопасности людей уже несколько месяцев. Действовали до сих пор крайне скрытно. Малевскому пришлось подставить под удар свою семью, чтобы туда внедриться.

— Но он же раскрылся. Теперь они в опасности? — спросила я.

— Олеся и он с сегодняшнего дня будут находиться под наблюдением, — сказал Денис. — Наверное, даже временно переедут в другой город. В этом году в «Ланиакею» она не вернется.

Еще минус один. Наша группка стала совсем маленькой.

— Но чего хотят эти нелегалы? — спросила я, понимая, что то, что мне стало известно обо всем этом из рассказа Калины, Стаса и короткой вводной в фургоне Надзора — это только верхушка огромного айсберга. — Что им нужно от нас, чего они хотят добиться?

— Они не против нас, они против системы, — сказал Денис. — Против обязательного учета, против ограничения в передвижении, против запретов на применение способностей. Их цель в теории — свобода для психопрактиков. На деле — бесконтрольное использование способностей и привилегии, которые им никто не сможет дать. И Стас Воробьев и его месть для них — это всего лишь возможность открыто заявить о себе, попробовать свои силы... Возможно, после неудачи они поймут, что силы неравны.

Я тогда почти успокоилась после его слов и своего беззастенчивого флирта, но теперь... теперь я сидела в зале Министерства, слушала — и с каждым словом все больше убеждалась в том, что успех в этом штурме был иллюзией. Кто бы ни придумал план захвата поезда и мести Воробьева за смерть импринта, он подготовил и запасной план тоже.

На случай, если эта месть не осуществится.

И теперь внушение заставило двух невинных людей распрощаться с жизнью, и нет гарантии, что это не коснется остальных.

— Безусловно, мы бросим все наши силы на предупреждение других смертей, — Выпивоха хлопнула ладонью по столу при слове «все», и я вздрогнула и вернулась к реальности. — Часть пострадавших находится в больнице рядом с Центром. Пока они останутся там, под наблюдением. Тех, кто уехал домой, мы вернем обратно. Поскольку воздействие амнестики было сильным и повторяющимся, сейчас нельзя восстанавливать им память, а без памяти мы не сможем провести психоскопию и выяснить, что именно с ними случилось. Наша единственная тактика пока — наблюдать и ждать.

Она замолчала и села. Вопросов и предложений здесь никто не ждал. Нас пригласили не за этим, и когда почти сразу же с места поднялся щуплый лысый мужчина с козлиной бородкой мышиного цвета и неэстетичной редкости, стало ясно, что речь Выпивохи была лишь подготовкой, вводной для того, что последовало теперь.

Артем Вячеславович Барич, еще один зампред Совета, был тем, кто предложил и всеми силами лоббировал закон о морталах — тот самый, который давал правительству власть над ними, а их самих лишал права голоса и чувств. Именно по его указке запись первого убийства, совершенного Денисом Вагнером, демонстрировалась им же для любопытных первокурсников.

То, что теперь говорил с нами именно он, не могло быть случайным. Я напряглась.

— Передо мной, — начал Барич неприятно высоким для мужчины голосом, — лежит список, который мне крайне не хочется озвучивать, но который занимает наши умы уже не один день. Это список людей с диссоциацией, имеющих способности высокой категории и замешанных в событиях последних дней.

Сердце мое сжалось. В списке точно было и мое имя.

— Я не буду их называть, все вы их знаете, кое-кто присутствует здесь. — Взглядом Барич неторопливо обвел зал. — Скажу лишь только, что статистика, которую я уже предоставил Министру, неутешительная и в связи с последними событиями требует принятия мер уже сейчас.

Он снова оглядел нас, явно намеренно оттягивая момент — и явно не потому, что статистика была неутешительной.

— Фаина Голуб, Андрей Калина, Кристина Пучкова, она же Милана Савельева, Станислав Воробьев. Все эти люди напрямую были замешаны в событиях, связанных с похищением Джека Аткинсона, и все они — обладатели диссоциированного, расщепленного разума. — Барич сделал паузу и драматически провозгласил: — Все они, кроме Фаины Голуб, сейчас нестабильны.

Негромкий шелест голосов плеснул по залу. Я буквально чувствовала, как один за другим упираются в меня чужие взгляды: да, вот она, Фаина Голуб, единственный оставшийся в ясном разуме психопрактик, тогда как другие сорвались. Мы все знаем, что случилось с ней, когда Калина напал. Так ли цел ее разум, как кажется?

Я выпрямилась и уставилась прямо перед собой, как будто ничего не замечала.

— За последние три года это уже третий крупный инцидент с участием психопрактиков с диссоциацией, и второй, произошедший со студентами или бывшими студентами «Ланиакеи», — с сожалением в голосе, которому я не верила, продолжал Барич. — Прошлые чудом не повлекли за собой человеческих жертв. Сейчас чуда не произошло.

— К чему вы ведете? — раздался сзади чей-то голос, но его проигнорировали.

— Даже с учетом того, что один из участников был допущен к развитию способностей по ошибке, а другой никогда не проходил диагностику, мы не можем оставлять такую ситуацию без внимания. Нам потребуется время, чтобы принять решение, адекватно учитывающее все риски и преимущества.

На этот раз его взгляд обежал зал быстро. И уперся в меня.

— С завтрашнего дня и до тех пор, пока не будет принято решение, на развитие способностей у обладателей диссоциации наложен бессрочный мораторий. — Кровь отлила у меня от лица, я вцепилась в руку Дениса мертвой хваткой, а Барич продолжал. — Их обучение в «Ланиакее» и других учебных заведениях, предполагающих развитие категории «пять» и выше, будет приостановлено на условиях академического отпуска — с правом восстановления после отмены моратория. Указ уже подписан. Решение окончательное.

Если Барич ждал гула недовольства после этих слов, его ожидания не оправдались. В зале воцарилась мертвая тишина, и с каждым мигом она становилась еще мертвее.

Я сидела, будто оглушенная словами и тем, что они в себе несли, и где-то в глубине души билось пульсом: нет, неправда, не может такого быть, они не могут лишить меня «Ланиакеи» сейчас, когда я уже прошла половину пути и доказала, что могу!

Но они могли.

Они еще как могли.

— Применение способностей также ограничивается, — продолжил Барич. — Обладатели диссоциации должны будут предоставить письменное обязательство не применять способности до конца действия моратория. Первое нарушение будет караться устным предупреждением. Повторное нарушение — и запрет станет бессрочным.

Он вдруг как будто бы устало оперся кончиками пальцев о стол, тяжело опустил плечи, горестно покачал головой.

— Это тяжелое решение для всех нас. Мы лишаем себя высококлассных специалистов в антиперцепции, телекинезе, телепатии. Но в такой ситуации мы должны играть на опережение и переоценивать риск. Мы не можем рисковать как вашим здоровьем, так и здоровьем других людей.

Он еще минут пятнадцать распинался о том, как тяжело и печально им лишиться лучших из лучших сейчас, когда «Ланиакея» находится на пике своего развития и психопрактики демонстрируют потрясающие успехи, но потом все-таки закончил речь и сел на место.