Ланиакея

Глава 5. ДЕНИС ВАГНЕР

Он никогда не встречал подобного ей. Ни до того дня, ни после. Они с Вишневской предвидели появление таких психопрактиков, но все же, увидев одного из них вживую, были просто поражены.

— Ты чувствуешь ее? — спросила она, и Денис кивнул, крепче сжимая ее руку, когда ощутил сам то, что ремнестик рядом с ним почувствовала чуть раньше.

Вспышка. Вспышка. Вспышка.

Пульсация разума, секунда за секундой стирающего и восстанавливающего воспоминания о том, что только что произошло, испуганного, загнанного в угол и не знающего и не понимающего, что с ним происходит.

— Шагай вперед, но только не очень быстро. Она слишком активно стирает, мне приходится постоянно нас восстанавливать. Лучше не торопиться, а то и мы тоже потеряемся. Ты читаешь ее?

— Постоянно, — сказал Денис. — Никогда такого не видел.

Обрывки мыслей и слов, отражение стройной девушки в платьице из муслина, бант в золотистого цвета волосах, торт на день рождения, чей-то поцелуй в уголок губ...

Милая! — ласковый женский голос. — Милая, идем к нам, гости уже пришли!

Вспышка. Вспышка. Вспышка.

— Я тоже. Ну что, готов?

И они осторожно двинулись вперед, к девочке, которая могла стать открытием всей его жизни.

...Денис был в университетской библиотеке, когда Антонина Алексеевна прибежала за ним: встревоженная, запыхавшаяся, даже не пытающаяся объяснить словами увиденное.

— Денис! — Она схватилась за косяк, стараясь отдышаться. — Денис, ради бога, идем со мной... мне нужна... Эта девочка... Уф! Прочитай мои мысли, я ничего не соображаю, и идем, ради бога, идем со мной...

И он, уже следуя за ней к выходу из университета, прочитал.

Милицию вызвал кто-то из жителей дома, а в службу поиска психопрактиков и в «Катю Алерт», где хозяйничала Вишневская, позвонил кто-то из тех, кому не повезло принять воздействие. В одной из новостроек на Мельникайте объявился бесконтрольный психопрактик. Судя по доносящемуся из-за мусорных контейнеров плачу — девушка или даже девочка, но ближе подойти никто не рискнул — она стирала память всем, кто пытался с ней заговорить, совсем немного, пять-десять минут или чуть больше, но этого хватило, чтобы напугать даже тех немногих желающих помочь, кто осмелился приблизиться.

Телефон Антонины Алексеевны Вишневской висел в службе поиска психопрактиков на видном месте. Ей тут же позвонили.

— Если эта девочка действительно делает то, что говорят, нам крупно повезло, — сказала Вишневская Денису, когда они отъехали от здания ТюмГУ. — Господи, я так надеюсь, что ее родители позволят ей обучаться контролю. Это было бы настоящее открытие, то самое недостающее звено, ты понимаешь? Уф! В Москве просто помрут от зависти!..

Денис молчал... но втайне и он тоже на это надеялся.

Классификация психопрактических способностей была его основным делом вот уже год. В Москве этим занималась большая группа ученых во главе с Сергеем Аркадьевичем Вельским и Павлом Эдуардовичем Красниковым, и занималась успешно, но московским светилам очень мешало маленькое обстоятельство вроде Зеленодольска, города-аномалии, в котором психопрактиков выявилось столько, что впору было переносить все институты туда.

Денис знал, что Москва периодически пыталась соблазнить зеленодольцев перспективами карьерного роста и всяческими приятностями вроде роли подопытного кролика в бесчисленной куче экспериментов... те соблазнялись не особенно. Денис и та группа молодых психологов, которая занялась изучением психопрактических способностей в Тюмени, вовсе не были столь настойчивы. Они предложили не опыты, но работу, совместную работу вместе, поиск путей обретения контроля и применения способностей в личных и общественных целях.

В ТюмГУ, где срочно организовали кафедру психопрактики, ехали гораздо охотнее, чем в Московский психопрактический институт... правда, и тут было одно маленькое обстоятельство, которое здорово злило столичных ученых и не позволяло Вельскому-Красникову и Денису сотрудничать в полной мере.

Имя Дениса Вагнера прогремело на всю страну почти три года назад, и прогремело так, что эхо этого грохота не утихло до сих пор. Первый мортал — человек, разум которого умел убивать коротким и неощутимым прикосновением. Первый обретший контроль над способностью, равной которой пока не нашлось в целом мире — и другие бесконтрольные психопрактики ему доверяли, потому что он был свой, тогда как высокомерный и назойливый Вельский ничем не обладал и мог рассуждать только в теории.

Тогда, три года назад, отретушированная биография Дениса — никаких случайных смертей, способности выявлены на психодиагностике, как у всех — не сходила с первых полос обычных и Интернет-газет. Тюмень стала неофициальной столицей и Меккой психопрактиков благодаря ему... и он не собирался бросать alma mater и перебираться в Москву, как его ни уговаривали тамошние светила.

Неофициальное противостояние только подстегивало Дениса; мысли о том, что идея, пришедшая ему в голову вчера, может появиться у Вельского или Красникова уже сегодня, заставляли его работать вдвое усерднее.

— Тебе уже можно сделать постоянную прописку на кафедре, все равно дома не живешь, — говорила Вишневская, ставя перед ним пакет с булочками и кофе в пластиковом стаканчике рано утром. — Я знаю, ты не завтракал. Давай-ка, пока не остыли, ешь.

— Да зачем вы, не стоило. — Но теплые булочки так пахли, что рука тянулась к ним сама.

— Я не бескорыстно. — Она садилась наискосок, подпирала полной красивой рукой подбородок, с любопытством подглядывала в файл на экране его ноутбука. — Я тебе завтрак, а ты мне — инсайд. Вчера опять до полуночи оставался? Опять что-то пришло на ум?

— Кажется, я позволяю вам слишком активно вмешиваться в мое личное пространство, — говорил он, но она только фыркала и доставала из пакета две булочки: для себя и для него.

— Вкусно, да? — Было вкусно. — Рассказывайте, Денис Николаевич, я ж вижу, вам нужно поделиться. Ну и я ж помру от любопытства.

И он сдавался.

— Я вчера целый вечер думал об одной вещи...

Вишневская была по образованию психологом, как и Денис, закончила тот же факультет, что и он, и после вспышки, когда у нее открылись способности, продолжила преподавать там же. Она была старше на четырнадцать лет и имела на четырнадцать лет больше опыта в психологии... вот только в делах психопрактики его и ее опыт были равны. Они обсуждали то, о чем задумался Денис, осторожно строя догадки и тут же опровергая их... и снова возвращаясь к ним же, потому что в темноте, которой тогда была психопрактика, приходилось несколько раз вернуться к отправной точке, чтобы отыскать верную дорогу.

Ремнестиков, то есть людей, умеющих лечить амнезию, восстанавливать воспоминания, открыли почти сразу. Но людей, которые могли эту память стирать, до сих пор, спустя три года после вспышки, найдено не было.

Вельский утверждал, что в данном случае закон противоположностей не работает, «иначе бы, раз уж есть морталы, были бы и некроманты, Денис Николаевич, хе-хе-хе», но Денис был уверен.

И если девочка, мысли которой он сейчас слышал, окажется именно тем самым недостающим звеном, он вырвется в этой гонке с препятствиями вперед.

Милиционеры столпились вокруг, удерживая толпу желающих поглазеть на почтительном расстоянии. Денис услышал шепоток, пронесшийся вокруг, но это уже давно его не задевало, так что он сделал вид, что не заметил

— Расступитесь.

Толпа тут же разошлась, позволяя их крепко держащейся за руки паре приблизиться, и милиционеры быстро обрисовали ситуацию, которую Вишневская и Денис уже знали.

— Денис, ну чего там? — Антонине Алексеевне не терпелось.

— Я постоянно читаю ее мысли, — сказал он. — Но она ни разу не назвала имени. Только «милая».

Милая, идем сюда, милая, милая, милая... — тут же отозвался разум девочки... И стих, когда она снова все стерла.

Они сделали еще пару шагов, сопровождаемые бормотанием зевак позади, на которое оба привычно уже не обращали внимания, и, увидев ту, что била их своими амнестическими волнами, пытаясь заставить забыть, на несколько секунд замерли.

Ей было, как Денису сначала показалось, лет десять. Летнее платье непонятной расцветки задралось почти до пояса, грязные ноги были подтянуты к груди, волосы золотистого цвета, свалявшиеся и растрепанные, закрывали лицо. Девочка подняла голову, и Денис увидел, что она невероятно красива... и невероятно испугана.

— Мы не причиним тебе вреда, — ласково сказала Вишневская.

Вспышка. Вспышка. Вспышка.

— Уф, ну ничего себе, она пытается стереть целый час. Вот это сила!..

— Вы справитесь?

— Да, все пучком, — она кивнула. — Ты, главное, меня не отпускай, иначе все забудешь. О боже, ну и запах. Она что, не чувствует?

От контейнеров пахло так, что Денису тоже стало не по себе, но девушка словно не замечала. Она уставилась на него огромными глазами, сжимая руками вырез платья, и на какое-то мгновение ему показалось, что он уловил в ее мыслях какой-то отблеск...

Не трогайте меня!

Да ладно тебе, чего ты ломаешься.

Отпустите, я закричу!

Вспышка. Вспышка. Вспышка.

— Ее пытались изнасиловать... кажется, — сказал он неуверенно, и Вишневская вцепилась в его руку так, что стало больно. — Воспоминания обрывочные, но я не вижу имени, все равно не вижу...

Они оказались совсем близко, и запах стал таким сильным, что Вишневская уже без стеснения зажимала нос. Девочка не пыталась сбежать, она лишь все сильнее вжималась в стенку контейнера и все чаще стирала себя и то, что происходило вокруг.

— Нам придется поставить якорь, иначе мы ее не удержим.

— Я поймаю ее. Держите меня, давайте, на счет три.

Когда он наклонился, протягивая руки, девушка закричала и попыталась на четвереньках проскочить между ним и Вишневской. Денис ухватил ее под мышки — она была легкой, как пушинка — и прижал к себе спиной, стараясь не дышать, потому что запах от тела девушки был еще более ужасающ, чем от контейнера, возле которого она сидела.

— Не, не, не! — Она била ногами по воздуху, вонзала в его руки неровные грязные ногти, и удерживать ее было все труднее.

— Все хорошо, милая, все хорошо, — неосознанно повторил он то, что услышал... и на мгновение девушка замерла, чтобы уже через секунду снова начать кричать и вырываться.

— Денис, говори с ней, цепляй ее на «милую», иначе я ничего не смогу. — Вишневская обнимала уже их обоих, ее лицо позеленело. — Уф, меня сейчас стошнит. Это кошмар, сколько она не мылась?

— Учитывая летнее платье... месяца два? — Он погладил грязные волосы, в которых наверняка ползали вши. Как же она вообще выжила? Ее тело казалось сделанным из птичьих косточек. — Все хорошо, милая, ты в безопасности, все хорошо. Сейчас тебе поставят якорь, и ты больше ничего не забудешь. — Денис посмотрел на Вишневскую, она кивнула. — Меня зовут Денис Вагнер, милая.

— Денис Вагнер. — Ее голос был похож на мяуканье котенка, но девушка перестала вырываться и позволила Вишневской поставить второй якорь уже без сопротивления.

— Да, милая, ты правильно все запомнила, — сказал он, чувствуя охватившую ее тело дрожь. Похоже, девушка только сейчас стала замечать ноябрьский холод. — Сейчас мы пойдем в тепло, и ты все нам расскажешь. Как тебя зовут?