На перепутье: Воительница

Глава 15. Борьба за жизнь

Наари

Впервые за долгое время мне захотелось скрыться от последствий своей неосторожности. Я боюсь рассказывать местным жителям о чуждом для них мире, поскольку не могу предвидеть их реакции. То, как отреагировал Джон — с виду довольно стойкий к странностям мужчина, уже растревожило меня. Мне ничего не оставалось, как пообещать ему, что я обо всем расскажу. Для этого мне необходимо, чтобы он уснул, и, кажется, этот факт ненадолго успокоил его. По крайней мере, завалить меня вопросами ему не дали вовремя вернувшиеся Мэй и Валери. С их появлением Джон посерьезнел, начал вести себя так, будто ничего странного не произошло. Хотя я уверена, что он всего лишь делает вид, ведь его озадаченный взгляд то и дело задерживается на мне.

После того как мы выехали с конюшни, Валери предложила заехать перекусить, и вскоре мы оказались в небольшом практически пустом заведении, чем-то напоминающем таверны из моего мира, протянувшиеся на востоке вдоль побережья. Правда, здесь намного чище и светлее, а подавальщицы милы и скромны.

Мы сидим за небольшим столиком возле окна. Хоть я и предпочла не злоупотреблять добротой Валери и отказаться от угощения, она все равно заказала мне нечто странное на вид, но вкусно пахнущее. Мэй назвала это бургером и уже давно расправилась с ним, а я до сих пор не могу доесть его, и сейчас всем нутром чувствуя взгляд Джона. Он сидит рядом, держа дистанцию, но это все равно не помогает унять легкой дрожи внутри.

— Наари, — тихо зовет Валери, отвлекая меня от рассматривания улицы за окном. — Может, расскажешь нам что-нибудь о себе?

Похоже, ее вопрос больше напугал не меня, а Джона. Он начинает кашлять, подавившись от неожиданности, и отворачивается от нас. Дожидаюсь, когда он придет в себя, и осторожно спрашиваю:

— Что именно вы хотели бы узнать?

— Ну-у… Расскажи о своей семье. У тебя есть родные?

По телу внезапно пробегает волна холода, и я понимаю, что любой вопрос так или иначе коснется моего дома и людей, что остались там, за чертой междумирья. Людей, что сейчас нуждаются во мне, в лидере и вожде, который мог бы их защитить. Мой клан остался без защиты, и что же я делаю?.. Прохлаждаюсь здесь, пока мой мир продолжает погибать…

— Можешь не отвечать, — кашлянув, говорит Джон. Он не смотрит на меня — его взгляд блуждает по заведению, но мне кажется, он делает это как раз для того, чтобы не смотреть в мою сторону.

Да, могу. Но это идет вразрез с моим воспитанием.

— Все в порядке, — шепчу ему в ответ, достаточно тихо, чтобы услышал только он, а после говорю уже громче: — У меня не осталось никого, кто был связан со мной кровью. Но есть люди, которые смогли заменить мне братьев и сестер. Тумахи — так зовут одну из них — стала для меня сестрой, и не только по оружию. Неважно — одна у нас кровь или нет, у меня нет никого роднее ее.

— А где она сейчас? — сразу же спрашивает девушка.

Невольно замечаю на себе помимо взглядов Мэй и Валери взгляд Джона и чувствую чей-то еще, без устали сверлящий мне спину. Ощущение каменной тяжести в желудке не отпускает, мне хочется обернуться и разорвать эту нить, связывающую меня и некоего наблюдателя, но отчего-то я не решаюсь.

— Она далеко, — отвечаю сдержанно. Но мой голос слегка дрожит, предательски выдавая волнение. — Очень далеко, и я боюсь, что могу больше не найти дороги, которая приведет меня к ней.

Мне неизвестно, как они восприняли последние случайно сорвавшиеся с губ слова. Да и гадать об этом нет никакого желания; опускаю голову и переплетаю пальцы рук между собой, подавляя дрожь и испытывая огромное желание исчезнуть. Но оно быстро оставляет меня, стоит Джону невзначай (или все же намеренно?) коснуться ногой моей ноги. Наверное, он поспешил бы отпрянуть, если бы это было случайностью.

— Думаю, нам пора возвращаться, — наконец выдыхает мужчина — как-то устало и в то же время нетерпеливо. — Выходной не бесконечен, а мне еще документы по текущим делам перебрать надо.

— Какой же ты нудный, — Валери закатывает глаза. Похоже, это одна из ее привычек — не в первый раз она так реагирует на слова Джона. — Завезешь нас с Мэй в торговый центр? Сидеть дома нам точно не хочется… Наари, присоединишься к нам?

— Нет, — резко, будто топором рубит, выдает Джон, быстрее, чем я успеваю открыть рот. — Не нужно забывать о ее ситуации. Мы заедем в участок, проверим — не было ли поступлений о пропаже людей. Наари, возможно, ничего и не помнит, но ее могут искать.

Можно догадаться, что он лжет, даже не зная этого. Голос его тверд, вид уверенный, но я явственно ощущаю его волнение. Однако Валери не придает этому особого значения и просто пожимает плечами.

Быстро собравшись, я отхожу в уборную, пока остальные ждут меня у столика. Здесь так же светло, как и во всем заведении. Ни в одной таверне нельзя увидеть такого чистого общественного сортира. Обычно подобный уют царит в домах господ и королей запада. Можно с уверенностью сказать, что удобство и комфорт, присущие этому миру, подкупили бы любого преданного своему дому воина. Но все ли так легко отказались бы от него? Оставили бы место, в котором жили все наши предки, возделывали землю и трудились, чтобы мир процветал и боролся, как борется сейчас, с нежданными бедами?

Нет, не многие бы последовали зову сердца. И я тоже не способна на это. У меня есть долг, уклониться от которого означало бы предать память отца, что воспитывал во мне воина и вождя, и память матери, которая наравне с отцовской смелостью и жестокостью взрастила во мне любовь и милосердие.

Мысли скачут в голове, как шустрая белочка с ветки на ветку, пока я мою руки. Сбоку стоит женщина, разглядывая свое отражение, а я в отличие от нее взглянуть на свое страшусь. Такого четкого изображения самой себя я еще никогда не видела. Поймаю собственный взгляд, загляну глубоко внутрь, но знаю наверняка — то, что я увижу, мне не понравится.

В груди поднимается дрожь, неожиданно, сметая все мысли в кучу. Я и не заметила, как женщина вышла из уборной. Только крупная тень, отразившаяся в зеркале, наконец, пробуждает меня, все чувства обостряются, и я быстро вскидываю глаза, но не успеваю обернуться — черная фигура хватает меня за волосы и со всей силы впечатывает в зеркало.

Перед глазами все плывет, рассыпается на мириады разноцветных искр. Зеркало покрывается трещинками, а щеку щиплет так сильно, будто ее опалило огнем. Я не могу разглядеть лицо напавшего: оно скрыто за черной маской, а глаза — за темными квадратными стеклышками. Не отпуская моих волос, он тянет меня на себя, но, прежде чем он вновь повторил бы удар, я хватаю его за руку, резко выворачиваю и толкаю что есть сил.

Сил-то не так много. Они медленно покидают меня в этом мире, и все же человек врезается в дверцу кабинки. Он дезориентирован, словно и не ожидал подобного, но быстро приходит в себя, бросается в мою сторону и выбрасывает кулак, метясь в живот.

Такие приемы разве что ребенок меньше пяти лет не сможет предугадать. Но я предвижу все его удары — точно он раскрытая книга, и мне остается только бегло читать коряво написанный текст. Блокирую удар, резко нагибаюсь и бью его плечом в грудь. Похоже, это было для него неожиданностью — я слышу шумный выдох, а после его тяжелое дыхание, хотя и у меня оно становится сбивчивым и свистящим. Сердце бьется так сильно, что каждый его стук эхом отражается в голове.

— Я не стану убивать тебя, — говорю негромко, стараясь придать своему голосу как можно больше уверенности и твердости. — Не моя земля, я чужак. Но я вправе защищаться.

Происходит то, чего я меньше всего ожидала, — противник усмехается. Так, будто мои слова полны лжи или пусты, ничего для него не значат. Он вынимает из-за пояса нож и стремительно бросается на меня. В этот раз, отдав слишком много внимания оружию, я не успеваю проследить за его движениями.

Вдох. Резкий толчок.

Я ударяюсь спиной об стену, бок тотчас пронзает острая боль. Сжимаю челюсти так крепко, унимая жжение, притупляя его гневом. Обхватываю запястье человека обеими руками, пытаюсь оттолкнуть, вынуть нож, но ничего не получается. Напряжение растет, мышцы наливаются тяжестью. Он так близко, с каждой секундой лезвие проскальзывает глубже, расстояние между нами сокращается.

И хоть я не вижу его лица, знаю, что он ликует. Уже чувствует вкус победы, не ведая, что она в один момент может ускользнуть от него, сменить направление. Удача встанет на мою сторону.

Еще один небольшой шажок ко мне, и я, подавшись вперед, бью его лбом в лоб, с такой силой, что начинает кружиться голова. Он отшатывается, легко вынимая из меня нож, и я не упускаю этот момент — выбиваю из его руки оружие и бью ногой в живот.

Все тело дрожит, на глаза ложится пелена, но я упорно игнорирую боль, твердо стою на ногах, не желая сдаваться, намереваясь биться до последнего. Таков закон нашего клана: борись за жизнь. Всегда. Пока смерть не вкусит твой последний вздох, ты обязан бороться.

Но принципы моего клана остаются только со мной и не касаются этого человека. Возможно, для него сбежать — значит спасти себе жизнь. Так он и поступает. Срывается с места, быстро выбегает, и я мчусь следом, забывая на какое-то время о кровоточащей ране и жгучей боли.

Он пролетает мимо Джона, Валери и Мэй, ждущих меня возле выхода. Взгляд Джона падает на меня — я его чувствую, но не смотрю в ответ. Выбегаю за противником на улицу, сразу замираю, озираюсь по сторонам в попытке зацепить взглядом высокую фигуру в черном.

Его нигде нет. Как сквозь землю провалился.

— Наари, — прорывается сквозь яростный стук сердца пронизанный беспокойством голос.

Не могу разобрать, кому он принадлежит. Жуткая слабость обрушивается на меня, как водопад; тело пронзает дрожь. Разбитая губа надоедливо ноет, во рту стоит металлический привкус, а порезы на лице горят и пульсируют.

Я поворачиваюсь к Джону и девочкам, смотрящим на меня со смесью ужаса и непонимания. Пытаюсь сделать к ним шаг, но ноги подводят, подкашиваются, и я безвольно падаю. Удар оказывается не таким сильным, как я ожидала. Кто-то прижимает меня к себе, касается лица, только я не могу разомкнуть глаз — боль, крепко вцепившись в плечи, молниеносно утаскивает во тьму.