На перепутье: Воительница

Глава 26. Хочу подарить тебе огнецвет...

Джон

Дом встречает меня мраком и удивительной тишиной, которая внезапно оказывается разорванной дружным смехом. Ко мне даже не выбежала Бонни, что не случалось еще ни разу с момента ее появления в моем доме. Включив свет, снимаю пальто и, переобувшись в тапки, заглядываю на кухню, освещаемую одним настенным светильником.

Пожалуй, это самое последнее, что я ожидал увидеть.

Валери и Наари сидят за столом, разговаривают, потягивая вино и уминая за обе щеки крылышки. Замечает меня только моя амазонка, сидя ко мне лицом, но я качаю головой, пресекая ее попытку поприветствовать меня, и ухожу в комнату, на ходу расстегивая рубашку. Стоит переступить порог, как Бонни вскидывает свою мохнатую голову, тихо рычит, но, похоже, признав во мне хозяина, сразу успокаивается. Больше не издает ни звука, не вскакивает, продолжает лежать на кровати у ног Мэй, словно охраняя ее сон и страшась покидать пост.

Укрыв мелкую одеялом, которое она неосознанно скинула на пол, достаю из гардероба серый лонгслив и домашние штаны и ненадолго пропадаю в ванной комнате.

Умывшись и переодевшись, я захожу на кухню с твердым намерением прекратить веселый вечерок девушек. Как раз вовремя, ведь Валери уже начинает рассказ о моем неудачном признании девочке из параллельного класса…

— Он тогда так забавно репетировал свою речь…

— Ну все, довольно, — отбираю у нее бокал с вином и тотчас ловлю возмущенный, затуманенный алкоголем взгляд. — Думаю, с тебя достаточно…

— Эй, ты чего как кот крадешься? — шипит Валери и по-детски обиженно складывает на груди руки. — Мы вообще-то тебя ждали.

Наари кивает, позевывая, но молчит. Лишь улыбается какой-то глуповатой, загадочной улыбкой, и я стараюсь не смотреть в ее сторону, чувствуя, как от ее внимательности кровь обжигает изнутри лицо.

— Ты же знаешь, что тебе нельзя столько пить, — говорю серьезно, поднимая сестру со стула и беря под локоть. Голос слегка дрожит — то ли от какого-то странного волнения, то ли от недовольства. — Как можно быть такой безответственной?

— А как можно быть таким занудой? — передразнивает она меня, но при этом опирается на мою руку, похоже, боясь упасть. — И чего ты вообще ворчишь? Мэй мы уложили, с Бонни погуляли… А теперь вот отдыхаем.

— Уже двенадцать часов ночи, и… — замолкаю, заметив на столе помимо бутылки вина шесть баночек корейского напитка. — Где вы вообще взяли соджу?

— Заказали, — хихикает Валери, многозначительно переглядываясь с моей амазонкой. — Доставщик был очень учтив и через полчаса принес нам еще яичных роллов… Но мы их съели.

Странный смех девушек и блеск в их глазах вводит в ступор и начинает порядком раздражать. Я с юных лет отличался от Валери самообладанием и рассудительностью, но в этот раз, после сегодняшней перепалки в кабинете шефа, хватит одного грубого слова, чтобы вывести меня из себя.

— Пойдем, тебе пора отдыхать, — улыбаюсь — но, скорее всего, жесткой улыбкой — и увожу сестру из кухни. — А ты сиди здесь! — бросаю резко, заметив, как Наари поднимается со стула. Она тут же опускается обратно, провожая нас широко распахнутыми глазами. — Сейчас вернусь…

Помогаю Валери добраться до комнаты и, бережно уложив ее в постель, возвращаюсь на кухню. Удивительно — но сейчас моя амазонка послушалась: все так же сидит за столом, подперев щеки руками, и пялится на баночку соджу.

— А ты не такая стойкая, как я погляжу, — сажусь напротив и ловлю ее усталый взгляд. — Обычно Валери не умеет убеждать… Как она заставила тебя присоединиться к ней?

— Я сама, — буркает девушка. — Мне стало ее жаль… Она рассказала про погибшего любимого и маму. Печальная судьба.

Ее слова дрожью отдаются в теле. Сглатываю комок в горле и пододвигаю к себе тарелку с крылышками.

— Пьяная Валери — это откровенная Валери, — принимаясь за еду, говорю с улыбкой. — Не умеет держать язык за зубами.

— Ей нужно было выговориться, — шепчет Наари, чертя ноготком какой-то узор на поверхности стола. — Она копит это в себе… копит и копит… А рассказать некому. Поэтому так ждет встречи с тобой — чтобы рассказать о том, что ее тревожит. Ты единственный, кому она может доверить свои мысли, пусть и под гнетом этих напитков.

Из женской груди вырывается жутко тяжелый вздох. Раньше я никогда о таком не задумывался. Чего уж таить… Я в принципе не припомню, когда последний раз говорил с сестрой по душам. Когда выслушивал ее или же говорил о своих проблемах. Мы отдалились друг от друга вовсе не из-за того, что отец забрал ее. Пропасть между нами образовалась чуть раньше, со смертью мамы.

Я помню тот день. День похорон. Валери было семнадцать, она горько плакала, боясь взглянуть на гроб, усыпанный белыми цветами, но тем, кто прижимал ее к себе, кто гладил по волосам, шепча успокаивающие слова, был вовсе не я.

Я стоял у дерева, никак не решаясь подойти и встать рядом с отцом, мачехой и сводным братом. Тогда мне показалось, что я был там лишним. Мне до сих пор так кажется. Чувство, что я чужой среди своих, не покидало меня всю церемонию. Не было утешительных слов, слов жалости от отца и его семьи. Были лишь взгляды превосходства и презрения. Отец подошел ко мне только после похорон, но слова его были далеки от слов настоящего отца и убитого горем мужа.

— Я забираю Валери в Корею, — холодным тоном проговорил он, смотря куда-то в сторону. — Ей там будет лучше. Рядом со мной и новой мамой. Теперь ты сам по себе. Заканчивай обучение, стремись, к чему стремился… И не тревожь сестру. Лучше вообще не появляйся в ее жизни.

Не было объятий, прощаний. Он ушел по-английски, забрав моего единственного близкого человека. Забрал все и оставил ни с чем.

И все же… Моя ненависть к отцу, обида, живущая все эти годы в сердце, не должны были затмить любовь к сестре. Не должны были заставить прекратить с ней общение, избегать встреч, игнорировать звонки. Моя милая Валери — девочка с твердым характером, упрямая, как отец, и красивая, как мама, — в итоге нашла способ быть рядом со мной. Каково же было мое удивление, когда на одном из заданий мне приставили нового напарника из спецслужбы Южной Кореи… Мелкая умудрилась закончить академию, сдать сложный экзамен и попасть в оперативный директорат. Она стала такой же удивительной девушкой, какой была наша мать.

Похоже, с ее появлением моя жизнь изменилась. Она наполнилась звонким смехом, улыбками, яркими красками. С тех пор мы стали видеться гораздо чаще, несмотря на неодобрение отца, навещать друг друга. А когда на свет появилась ее маленькая копия, жизнь стала еще ярче…

Теперь же я снова отдаляюсь от нее. Судьбы других людей стали волновать меня больше, чем судьбы родных, и я начал забывать быть старшим братом и дядей. Это увидела даже женщина из другого мира. Почему же я замечаю все в последний момент?..

Сонное сопение нагло вырывает меня из раздумий и смахивает с глаз пелену воспоминаний. Подпирая рукой голову, Наари сидит с закрытыми глазами. Кажется, она находится на тонкой грани между сном и реальностью и никак не может нырнуть в мир грез — неудобная поза вынуждает ее каждый раз вздрагивать.

Отложив еду и помыв руки, осторожно поднимаю девушку на руки. Глаза она не открывает, лишь прижимается головой к плечу, бормоча что-то себе под нос. Дыхание щекочет кожу. Оно теплое, и от этого по телу бегут мурашки.

Положив амазонку на диван и накрыв ее одеялом, сажусь на пол у кофейного столика и включаю ноутбук. Пока усталость не утягивает в сон, а злость на шефа горячит кровь, я могу заняться поиском человека, который может помочь Наари с ее особенной проблемой. Утром я попросил ее, чтобы она начала знакомиться с кельтской культурой. Это поможет нам, в случае если мы отправимся с ней в Шотландию. Хотя я не знаю, когда и как именно мы такое провернем, учитывая, что у нее поддельные документы, а меня не отпускают обязанности на работе, хоть я и оказался отстраненным от дел. Однако в первую очередь я решил поискать какого-нибудь друида, шамана или как их там называют… Чтобы по приезде в мистическую страну кельтов мы знали, к кому можно сразу обратиться за помощью.

Не успеваю я вбить в поисковик запрос, как шепот обжигает мне ухо:

— Жарко, Джон…

Вздрагиваю, едва сдерживаю желание отшатнуться и смотрю на амазонку, не скрывая удивления. А она подползает еще ближе, укутавшись одеялом, что идет вразрез с ее словами, и кладет голову мне на плечо.

«И как я только тебя не услышал? — думаю я, стараясь не шевелиться и поглядывая на приютившуюся возле меня девушку. — Вот кто действительно крадется как кошка… Совершенно бесшумно».

— Спасибо… — тихо говорит Наари и внезапно вскидывает на меня глаза. Невинный взгляд пробирает до мурашек, сердце предательски трепещет, выдавая, как я взволнован. — Что помогаешь мне. Знаешь… — она вдруг потупляет глаза, поправляя сползающее с плеч одеяло, — … я бы хотела подарить тебе огнецвет. Жаль, что в вашем мире они не растут…

— Что такое огнецвет?

Наари вновь смотрит на меня, прижимает одну руку к ключицам, крепко сжимает пальцами края одеяла. В призрачном свете экрана ноутбука лицо амазонки кажется чуть покрасневшим — но непонятно: от смущения или выпитого алкоголя. После косы черные волосы стали чуть волнистыми, и сейчас они, отливая синевой, густыми волнами струятся по ее плечам до самого пола. Это выглядит так… красиво.

— Это огненный цветок, — объясняет девушка, при этом теребя второй рукой одеяло на коленках. Волнуется. — Обычно его дарят мужчины, но я не хочу придерживаться этого правила. Я подарила бы тебе его первая.

— И… что бы это значило? — спрашиваю, хотя сам уже догадываюсь, какой смысл несет подобный подарок. Почему-то хочется это услышать. Услышать, о чем она предпочитает молчать.

После вопроса моя амазонка тихо, но рвано вздыхает и отводит взгляд.

— Я не могу сказать. Пока что не могу…

— Ладно, — киваю и, поражаясь собственной смелости, кладу ее голову обратно на плечо. — Скажешь, когда будешь готова. Я не тороплю.

Слышу, как она сглатывает, нервно и тяжело. От этой близости в груди разгорается огонь, сознание туманится, и я запоздало понимаю, что это было плохой затеей — позволить ей остаться рядом.

«Ничего особенного, — заверяю я себя. — Она просто прижимается к плечу».

И все же это не так. Не могу проигнорировать это внимание, которое она проявила ко мне. Не могу и не хочу. Сердце грохочет, мысли путаются, и внутри появляется некое чувство пустоты. И только тихое сопение слегка проясняет сознание.

Уснула. С ума сойти! Поразительная женщина... Оставила меня волноваться за двоих.

Хмыкнув, продолжаю поиски, стараясь не будить амазонку. А откуда-то из глубины поднимается весьма неожиданное желание тоже подарить ей цветок. Не огненный, конечно… Но думаю, букет пионов ей наверняка понравится.