На перепутье: Воительница

Глава 36. Сблизиться — значит подвергнуть опасности

Наари

Маленькое тельце дрожит под боком, пальчики цепляются за мою жилетку, а тихий плач вынуждает сердце сжиматься от жалости. Мне едва удается сдерживать слезы. Не только из-за случившегося, не только из-за того, что Валери унесли в какую-то комнату, названную целителями операционной… Я чувствую боль малышки, что сидит рядом и не желает отходить от меня ни на шаг. Она испытывает такие сильные эмоции — страх, неверие, грусть — и это наполняет ее тело энергией. Энергией, которой она вновь неосознанно делится со мной.

Прошло не больше трех часов. Джон не отпустил нас в отель, все вместе мы поехали в ближайшую больницу. Пока мужчина общался с врачами, кому-то звонил и бродил по коридору, словно оживший мертвец, мы с Мэй сидели на скамейке у одной из палат, ожидая хороших новостей. Девочка плакала, а я не знала, как можно унять ее боль. Вряд ли у меня получилось бы сделать это словами… Все, что я могла, — прижать ее к себе и не отпускать до тех пор, пока она не успокоится.

Вскоре к нам поднялась пара мужчин в полицейской форме — то ли коллеги Джона, то ли незнакомцы. Я подумала, что он все же был с ними незнаком, поскольку, о чем-то говоря, держался холодно и настороженно. Один из мужчин остался рядом со мной и девочкой, когда Джон и второй незнакомец проследовали за врачом в палату. Ожидание хороших новостей затягивалось.

— Мамочке больно?.. — шепчет вдруг Мэй, спрятав личико у меня под боком. Шмыгает носом, но уже, похоже, не плачет.

— Твоя мама очень сильная, — глажу ее по голове, стараясь, чтобы прикосновения были мягкими и осторожными. — Я знаю это наверняка, ведь ее малышка тоже невероятно сильная.

— Но в нее стреляли… Дедушка говорил, что от пуль многие умирают. Он часто ругался с мамой. Запрещал ей видеться с дядей… Он думает, что дядя — источник бед. Что рядом с ним мы всегда в опасности…

Мэй затихает, прижимается теснее, едва слышно всхлипывает.

Возможно, ее дедушка был прав. Опасность, преследующая Джона, ставит под угрозу и его близких. Кажется, он и сам понимает это. Не потому ли держится от них подальше? Жертвует своими желаниями ради их безопасности?..

Из палаты, наконец, выходят мужчины в компании врача, и я не успеваю подыскать вопросам ответы. Впрочем, сколько бы я об этом ни думала, найти правду без слов Джона не смогу.

Мужчины о чем-то переговариваются — я не вслушиваюсь. А затем врач уходит и Джон возвращается к нам.

— Доктор позволил ненадолго увидеться с мамой, — говорит он, протянув Мэй руку. — Пойдем?

Подскочив, как всполошенный птенец, девочка хватает его за руку и тянет в палату. Прежде чем они скрываются из виду, успеваю поймать взгляд мужчины и увидеть, как он кивает, призывая последовать за ними.

Обстановка палаты навевает неожиданные воспоминания. В такой же лежала и я после ножевого ранения. В памяти все еще хранится тяжелый запах лекарств, небольшая, но удобная койка, попискивающий механизм, на экране которого двигается линия…

Интересно, вспомнил ли об этом Джон? Винит ли он в случившемся себя? Наверное, винит. Как всегда берет на себя всю ответственность, взваливает непосильную ношу. От такой привычки непросто избавиться.

— Мамочка! — Мэй бросается в объятия матери.

Та усаживается поудобнее и подтягивает девочку к себе.

— Все хорошо, котенок… — сиплый, но ласковый шепот стелется, как стелется туман над полем. — Все хорошо, не плачь…

Пару секунд мы молчим, тишину в палате разрывают лишь слабые всхлипы. Не отпуская Мэй, Валери поднимает голову, вглядывается в наши лица.

— Вы такие мрачные, — усмехается она, — будто уже готовитесь к самому худшему.

Узнаю Валери. Какой бы странной ни была ситуация, она найдет, над чем посмеяться.

Боясь, что снова наступит молчание, я подхожу ближе к койке и решаюсь спросить:

— Как ты себя чувствуешь?

— Неплохо. Несмотря на мое прошлое, меня впервые пронзила пуля, — на бледном лице блуждает слабая улыбка, но быстро пропадает, сменяется хмуростью. — Жутко, конечно, но не думаю, что меня хотели убить. По крайней мере, вначале.

— Поговорим потом, Вал, — встревает Джон и бросает многозначительный взгляд на Мэй. — Все, что нужно, ты уже рассказала следователю. Скорее всего, тебя вызовут снова, но это произойдет, когда ты поправишься.

— Ты же понимаешь, что теперь я не очень-то доверяю полицейским? Всем, кроме тебя. К тому же я рассказала не все…

Эти слова словно пробуждают мужчину от долгого сна — брови его приподнимаются, он неотрывно смотрит на сестру.

— Что еще? — бросает нетерпеливо.

— Этого мужчину я действительно раньше никогда не встречала. Но он так удивился, когда увидел мое лицо... Думаю, его целью была вовсе не я, — Валери вдруг вскидывает на меня пугающе серьезные глаза. — Спутал, должно быть. А избавиться решил, когда понял, что я запомнила его лицо. Надеюсь, его найдут раньше, чем случится очередное нападение.

— Найдут, — заверяет Джон, но вид у него такой растерянный, что в подобное заявление слабо верится. — Главное, что ты знаешь, как он выглядит… — Мужчина тяжело вздыхает, опускается на диванчик и откидывает голову назад. — Доктор сказал, что пару дней тебе лучше полежать в больнице. Свинцовые гранулы вытащили, но риск заражения все равно есть. Может начаться лихорадка… Я попросил офицеров приставить к тебе охрану.

— Ставишь ко мне тех, кого подозреваешь? — Валери не сдерживает язвительного тона. — Хотя сейчас следует думать не обо мне, а о безопасности Наари.

— Мы не знаем, на кого он охотился.

— Нет, я уверена, что мою теорию ты воспринимаешь всерьез. На Наари уже нападали. Ее ранили, и вас преследовали. Поэтому не смей отходить от нее ни на шаг, а меня оставь в покое на пару дней. Ничего со мной здесь не случится…

— Точно так же ты говорила, когда вытащила нас на этот чертов каток! — срывается мужчина, вперив в сестру раздраженный взгляд.

Мэй вздрагивает, и Валери прижимает ее одной рукой ближе к себе. Я почти готова не дышать — боюсь, что любое мое слово обернется скандалом. Стою, не шевелясь, и чувствую, как накаляется в палате воздух.

— Прости… — спустя тягостное мгновение выдыхает Джон и прячет лицо в ладонях. — Прости, я… не знаю, что мне следует делать.

Валери поджимает губы, покусывает их. Вижу, что ей тоже непросто смотреть на уставшего, разбитого мужчину, который винит во всем себя — не показывает этого, но все же винит.

— У меня есть знакомые из разведки, — тихо выпаливает девушка, сверля взглядом белоснежное покрывало. — Знакомые мамы, проверенные работники… Я попрошу их прислать людей. Если тебе так будет спокойнее, меня будет охранять пара агентов.

Напряжение потихоньку спадает. Джон поднимает на сестру глаза, чуть заметно кивает.

— Позаботься пока о Мэй. Я отменю рейс и предупрежу папу, что мы задержимся.

— Хорошо…

Какое-то время мы еще проводим в палате. Говорим на нейтральные темы, стараясь не разжигать очередную ссору и не затрагивая нападение. Некие знакомые быстро откликаются на просьбу Валери, и к полицейскому, приставленному охранять потерпевшую, присоединяются двое мужчин. Уйти мы решились, только когда Мэй заснула, лежа на койке рядом с мамой.

— Джон, — шепотом зовет Валери, после того как он взял спящую девочку на руки. — Я забыла сказать об этому следователю… У мужчины на кисти, ближе к большому пальцу, был изображен треугольник с линией внутри. Успела заметить, но как-то вылетело из головы, не сказала на допросе…

— Расскажешь им все, когда явишься для повторной дачи показаний. Не волнуйся.

Валери одаряет нас теплой улыбкой, и, попрощавшись, мы оставляем ее наедине с собой. Пусть у двери и стоят готовые защитить ее люди, она все равно осталась одна. И я вижу, с каким недоверием Джон относится к агентам, пока дает им какие-то указания, и чувствую, что он разрывается между сестрой и нами.

Один против всего мира. Осознание приходит внезапно. Я понимаю его нерешительность, понимаю, что он чувствует, ведь сама уже много лет в одиночку борюсь с обстоятельствами, уничтожающими мой клан и мир. Несмотря на то, что после смерти родных со мной всегда были подданные, друзья и воины, я была одна. И со своими демонами тоже боролась одна, страшась подпустить к себе кого-либо, втянуть в круговорот страшных событий, которые так или иначе привели бы к неизбежному.

Сблизиться — значит подвергнуть опасности. И как бы ты ни старался, в первую очередь будут страдать они — все, кто дорог сердцу.