Этьен Винтерфилд — лучший маг-следователь Глорихейма

Глава 19

Что удивительного в том, что даме стало дурно? И что удивительного в том, что нашелся кавалер тут же пришедший ей на помощь. Удивительное было в том, что кавалером оказался младший Зиннер. Сразу после того, как преступники были задержаны, Драйзен отравил одного из жандармов за телегой, а этот деревенский джентльмен отчего-то увязался следом. Вьодр и еще один мужичок, имени которого я не мог вспомнить, жались к своей повозке и, дико вращая глазами, повторяли:

— Это что же творится-то?! Живем и не знаем, что в версте от нас такое творится!

А господин Зиннер, казалось, видел только одну госпожу Сазеренн. Пока жандармы выносили все еще обездвиженного вызывателя, опознанного госпожой легатом как вот уже больше года разыскиваемого преступника, и укладывали того в телегу, сама орденская посланница покинула заброшенное поместье в сопровождении незваного сопровождающего.

В следующий раз я увидел ее только через несколько часов и тоже в сопровождении молодого Зиннера. Не ответив на приветствие, госпожа легат прошла мимо меня к конюшне, а затем отъехала от нее, так и не сказав и слова, сопровождаемая такой же молчаливой тенью. Впрочем, я был слишком занят, чтобы бегать за ней и пытаться объясниться. Нужно было организовать транспортировку задержанных в Глорихейм, по возможности максимально их допросить, произвести обыск, заново опросить свидетелей и потерпевших, чтобы составить полную картину происшествия.

Самые главные вопросы, зачем и против кого был затеян ритуал, так и оставались без ответа. Вернее, задержанная таки призналась, презрительно кривя губы, что хотела таким образом отомстить родственникам, получившим все. Но это не объясняло, как к этому оказался причастен Зарекс и как они оба узнали о ритуале.

Случай с Зарексом был столичным, и про него я знал мало, даже меньше столичных сплетников. Казалось бы, обычный шарлатан, промышляющий в дамских салонах с предложениями избавить от всевозможных недугов, в особенности, бесплодия. Через придворных дам Зарексу удалось попасть ко двору Ее Величества и даже стать там частым гостем. Впрочем, теперь, зная о контракте Морена, я лучше понимал, что шарлатан мог пообещать королеве. События же непосредственно трагедии, в результате которой погибли трое слуг и два гвардейца, особо не освещались и даже для глорихеймских сыщиков были покрыты мраком. Говорили о том, что Зарекс покушался на королеву, другие были убеждены, что целью преступника был Его Величество. Каким образом ему удалось, не достигнув желаемого, исчезнуть из королевского дворца и затеряться, что его до сих пор не могла найти вся Служба Безопасности королевства, было еще большей загадкой. Магом Зарекс не был — это единственное, что было известно точно — но его поклонницы — даже после трагедии он оставался популярным в светских салонах — наперебой утверждали, что тот напрямую взаимодействовал с духами, и для меня это уже не звучало светской сплетней.

Можно было предположить, что именно тогда, когда Зарекс блистал на светских вечерах, он и познакомился с Матильдой Акмельс. Что их связало друг с другом и она, и он отвечать отказывались. Племянница Нарзаля в ответ на все вопросы либо молчала, либо отвечала одной единственной фразой «Всех ненавижу!». Дрондрим-Зарекс просто молчал, а когда обрел способность двигаться, задрал рубашку и принялся царапать кожу на животе, вырисовывая все те же непонятные символы. Обезвредить такое колдовство — да, любое колдовство! — я уже не мог, поэтому несговорчивого заклинателя подобно Рагесским мумиям обмотали бинтами — другого доступного материала в должном количестве не нашлось — и привязали к разделочному столу, позаимствованному на баронской кухне. Получилось даже символично, однако язык это преступнику не развязало.

Кое-какие новые улики удалось добыть, обыскав усадьбу Кракела, давшего приют Дрондриму-Зарексу. Отставной чиновник говорил о своем постояльце, как о старом друге, почти родственнике, но странным образом об обстоятельствах знакомства с тем ничего не помнил. Дрондрим-Зарекс заправлял в его доме, будто сам был хозяином, так что Кракел даже не знал, что творилось на втором этаже, целиком занятым постояльцем. Дом бывшего чиновника был не очень большим, и на втором этаже было всего пять комнат. Три из них были полностью освобождены от мебели, а окна забраны досками. В них пылились ящики с разноцветными свечами, контейнеры с накопителями — к счастью, опустошенными — мешочки с дурман-травой и еще несколькими запрещенными к употреблению веществами, рулоны бумаги, исчерченные всевозможными многоугольниками и прочими схемами. Ими же были изрисованы и стены и полы комнат. В целом, обстановка заставила университетского демонолога взвыть от восторга, тем более, что добросовестный осмотр, включающий простукивание стен и вскрытие половиц, выявил еще пару листов подобных тому, что Рагнум мне показал в сарае заброшенного в лесу поместья, и несколько вполне современного вида тетрадей с записями ритуалов и подробными к тем комментариями. Что же, демонологу было, где развернуться, да и пунктов обвинения для задержанных набралось на смертный приговор, но по сути расследуемого мною дела ничего нового обыск не добавил. К тому же, о том, где и от кого Дрондрим-Зарекс добыл старинный манускрипт, так и не удалось ничего узнать.

Повинуясь опять же чутью, я добился разрешения на обыск в поместье Акмельса, так как именно его обитателей видела в качестве жертв остановленного ритуала их родственница. Вернувшийся ради этого из столицы настоящий виконт Акмельс — младший сын почившего полтора года до этого старика — подтвердил, только в более развернутой форме, то, что Ганс узнал от помощницы экономки барона. Виконт родственницу никоим образом не бросил, действительно, предлагал содержание, правда, недостаточное, чтобы вести праздный образ жизни в столице, и приданное, если бы та решила выйти замуж, например, за соседского сына — имелся в виду младший Зиннер — с коим с отрочества была помолвлена. Впрочем, шансом позлорадствовать, узнав об этом любопытном факте, я воспользовался лишь отчасти, так как для меня это уже ничего не решало.

Виконт Акмельс предоставил мне возможность изучить бумаги его отца. Сам он признался мне, что со смерти родителя их так и не тронул. Писем, счетов, документов и просто заметок — на некоторых чернила были уже едва видны — набралось на целый секретер, который задвинули в самый дальний и пыльный угол чердака особняка. На изучение этих бумаг я из чистого упрямства потратил несколько дней, выторговав их у Варгиса — после того как само дело и задержанных забрал себе Орден, начальство потребовало, чтобы я немедленно вернулся в Глорихейм. Узнал я не так уж много, а конкретных фактов еще меньше, но эти сведения стерли почти половину серых пятен на картине этого запутанного и неоднозначного дела.

В первую очередь были письма, которые старый Акмельс писал своему старшему сыну, отцу Матильды. Разница в возрасте между ним и нынешним хозяином поместья составляла пятнадцать лет, поэтому младший почти ничего не знал о старшем брате. В каждом из писем старик настойчиво, иногда с угрозами финансового характера, пытался упредить, облагоразумить своего отпрыска от общения с некими людьми — жаль было, что никаких имен не называлось — которые, по мнению отца, должны были довести старшего сына до беды. Сын же в двух строчках отвечал, что сам разумеет, как жить и с кем общаться, и вкладывал в ответ письмо отца, что и дало мне по прошествии времени узнать содержание этих писем. Такая переписка шла между ними на протяжении почти трех лет, а потом резко прекратилась. Далее Акмельс писал уже другим корреспондентам, и в его письмах упоминался не пустоголовый сын, а несчастная внучка-сирота.

Другой любопытный факт, что я узнал из просмотренных бумаг, было то, что то самое заброшенное поместье как раз принадлежало старшему сыну Акмельса. Первые подозрения возникли, когда в одном из писем сына к отцу я наткнулся на фразу «мы живем всего с двадцати милях друг от друга». Далее я обратился к счетам и нашел оплату за строительство целого дома. В документе особо оговаривалась дополнительная такса на то, что дом, по желанию заказчика, предполагалось строить прямо посреди леса.

Несмотря на то, что я нашел ответы на вопросы, как заброшенная усадьба оказалась в лесу и кто в ней жил, гораздо более важный вопрос о том, что же в нем произошло, опять остался без ответа. Орден, если и смог вытащить из задержанных ответ на этот вопрос, ни со мной, ни с Варгисом не поделился. Никто из жителей этой, казалось бы, тихой провинции ответа тоже не знал. И Нарзали, и Увельси, и Зиннеры о старшем сыне виконта старого Акмельса вспоминали с трудом, и никто из них не мог вспомнить о том, что тот когда-то жил по соседству. Способа снять наложенное на них неизвестно кем забвение я отыскать не смог.

В попытке отыскать ответ, в том числе и на эти вопросы, я, некоторое время спустя оказавшись в столице, даже отыскал бывшую компаньонку Матильды Акмельс, пожилую даму, в задачу которой входило выводить девицу в свет.

— Необычная молодая женщина, — вспоминала та о своей подопечной. Учитывая, что через ее руки прошли десятки девиц, характеристике профессиональной компаньонки стоило доверять. — Нет, не большая любительница балов, посещала редко, — с сожалением перечисляла она, — и по лавкам модным не часто ходила. Салоны посещала, но с другими девицами не сдружилась, на юнцов не заглядывалась, больше с господами в летах общалась — но все чинно и прилично. Училась чему-то. Мода сейчас такая, что каждая молодая барышня курсы какие-то посещает. И всегда она знала, что делать. Куда идти, что покупать, с кем и о чем говорить. У меня она советов не спрашивала, но мне казалось, что не сама она все это знает, а будто направляет ее кто-то.

Но все это было позже. А в тот день я в третий раз встретился с орденской посланницей уже после обеда, который, впрочем, пропустил из-за обыска в доме Кракела. Перед крыльцом усадьбы Нарзаля стоял совсем не деревенского вида абсолютно черный мотодиль, а в двух шагах от него госпожа Сазеренн в своем черном орденском одеянии. На самом крыльце, пытаясь прикрыться слишком тощими для него колоннами маячил младший Зиннер, с физиономией, когда ту было видно, настолько кислой, будто целиком съел целое ведро клюквенного соуса, правда, без особых ингредиентов от госпожи Матильды.

— Господин Винтерфилд, — кликнула госпожа легат, хоть в этот раз меня заметив. — Я уладила ваш вопрос с господином Мореном.

Я удивленно приподнял бровь.

— Он готов вас простить за причиненный вами ущерб и беспорядок, — добавила она, внимательно рассматривая ожидающий ее экипаж, — если вы согласитесь установить на его лаборатории самую лучшую магическую защиту.

— Вы знаете, что это невозможно, госпожа Сазеренн, — тихо ответил я, недоумевая, зачем орденской посланнице потребовалось давить на эту невозможно большую для меня рану.

— Господин Морен согласился приготовить для вас зелье, — теперь она проверяла, хорошо ли надеты на руки перчатки, — которое нивелирует действие наркотика. Если сможет открыть свою лабораторию, разумеется, — добавила она, быстро взглянув на меня, и мне, болвану, показалось, что в ее глазах блеснули искры.