Судьба

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Гарретт

Наблюдение за тем, как Анджела загорается, когда она кормит пару бездомных котят, открывает эмоции, к которым я не готов. Эмоции, которые я никогда не хотел испытать снова. И находясь в ее доме, в окружении ее стиля, ее индивидуальности, это кажется таким интимным, делает это настолько реальным, что я не могу справиться с последствиями.

Я не хочу иметь дело с последствиями.

У меня есть сорок восемь часов, чтобы заключить сделку, которую я должен был завершить несколько дней назад. Отдаваясь во что бы то ни стало этому чувству между мной и Анджелой, это отвлекает от того, что действительно важно. Делать свою работу. Сосредоточившись на близости, на проблеске чувств, которых я обещал избегать всю оставшуюся жизнь, я подвожу себя.

Итак, я переношу все обратно в физическое, где все имеет смысл. Где есть прикосновения и ощущения, и все, что тебе нужно сделать, когда ты хочешь, чтобы это прекратилось, это уйти к чертовой матери. Эти другие чувства, они остаются. Они пытают. Они крутятся и превращаются во что-то уродливое, и я просто…

Я не могу.

Анжела поднимает свое лицо, улыбаясь мне, и я провожу пальцами по ее шелковистым волосам, прежде чем прижимаю свои губы к ее губам. Она сладкая на вкус и ощущается как грех. Мой член пульсирует от желания.

— Что ты сказал мне сегодня утром? — Она скользит руками по моим рукам, обнимает меня за плечи, затем проводит пальцем по задней части моей шеи. — Ты дрочил, думая обо мне на коленях?

Ее голос низкий, чувственный. Это стирает любые мысли об эмоциях или вещах, которые я не хочу в процессе, и это только она. Это все, что я вижу. Все, что я знаю.

Она.

Мой ангел.

Я провожу руками по ее спине и обхватываю ее задницу, прижимая ее бедра к своим.

— Ты сделала намного больше, чем встала на колени.

— Почему бы тебе не описать это мне. — Анжела целует уголок моего рта, просовывает пальцы в мои волосы. — Я сделаю так, чтобы твои мечты сбылись.

— Красные губы, — бормочу я. — Красные каблуки. Юбка, в которой ты была на нашей первой встрече.

Ее глаза загораются, и она высвобождается из моих объятий.

— Гостиная находится там. Устраивайся поудобней, и я вернусь через минуту.

Она уходит, исчезая в коридоре, оставляя меня гореть на ее пути. Я захожу в ее гостиную, рассматриваю фотографии, темно-синюю стену с картиной, выполненной в белых и золотых тонах. Большие полки обрамляют телевизор, безделушки и цветы искусно дополняют множество книг.

Все это, это она. Цвета. Тепло. Утешение. Тот факт, что я сразу чувствую себя желанным гостем, вот мигающая неоновая вывеска, которую я не могу игнорировать.

Нам хорошо вместе не только в одном смысле. Наша связь выходит за рамки секса, и я не могу продолжать лгать себе об этом. Нравится мне это или нет, но Анджела кое-что значит для меня.

Она хороша для меня.

И это какое-то страшное дерьмо.

Стук каблуков привлекает мое внимание, и я поворачиваюсь, чтобы обнаружить, что она задерживается в дверях. Черная юбка облегает ее бедра. На высоких каблуках ее ноги выглядят так чертовски аппетитно, что я хочу пропустить прелюдию и сразу перейти к главному событию. Повернуть ее, наклонить и широко раздвинуть ноги. Я хочу, чтобы она умоляла о большем, когда мои бедра врезаются в ее задницу, и я крепче сжимаю ее волосы.

Анжела прислоняется к стене, лениво проводя пальцем по нижней губе. Ее груди вываливаются из белой рубашки, такой тугой, что пуговицы натягиваются, чтобы удержать ее вместе. Ее волосы убраны с шеи, а губы… эти чертовы губы.

Выкрашены в ярко-красный цвет.

— Черт, Ангел.

Ее глаза путешествуют по моему телу, блестя от желания. С жаром. С, Господи, я даже не знаю с чем еще.

Она отталкивается от стены, бедра покачиваются, когда она приближается.

— Что теперь? — Ее руки на моей груди.

Ее взгляд, широкий и доверчивый, встретился с моим.

— На колени.

Это все, что у меня есть. Одно слово. Одно гребаное слово.

И будь я проклят, если она не подчинится.

Со знойной улыбкой она опускается на землю передо мной, ее тонкие пальцы расстегивают мой ремень, легкий звон металла, наполняющий тихое пространство. Затем кнопка. Застежка-молния.

Ее руки тянутся к моему члену.

Поглаживают. Она проводит большим пальцем по кончику, и я содрогаюсь от желания.

Эти красные губы, открытые для меня, обхватывают мой член и трахают. Я наблюдаю, запустив одну руку ей в волосы, направляя ее. Быстрее. Глубже. Я ударил ее сзади по горлу. Еще раз. Еще раз.

Она отстраняется, тяжело дыша, эти голубые глаза прикованы к моим. Рот открыт. Высунув язык. Умоляя о большем.

— Хорошая девочка. Хорошая, блядь, девчонка. — Я тянусь к ее волосам, мой кулак в этих рыжих прядях, и протискиваюсь снова мимо ее. В отчаянии. Нуждающийся.

Это все, чего я хотел.

Она — все, чего я хотел.

И мне нужно больше, чем ее рот. Мне нужна вся она. Я отступаю, струйка слюны свисает между нами.

Мой Ангел выглядит обеспокоенной.

— Я сделала что-то не так?

— Ни черта. — Я тянусь к ней, помогая ей подняться с пола. — Ты сводишь меня с ума.

Мои губы врезаются в ее. Мои руки мнут эти идеальные сиськи, ее рубашка — нежелательный барьер. Я разрываю вещь открывая ее и опускаю мою голову к ее груди, ее вздох сжигает меня в огне, когда пуговицы рассыпаются по полу.

— Черт, Гарретт… — Мой Ангел смотрит на меня.

— Я куплю тебе новую.

И затем она дергает меня за рубашку, а я ее за юбку, раздевая друг друга догола посреди этой комнаты, которая так похожа на дом. Она двигается, чтобы сбросить каблуки, и я отстраняюсь, качая головой, облизывая губы, тяжело дыша, как гребаная собака.

— Оставь их.

Ее глаза загораются кривой улыбкой, и она манит меня вперед.

И это последняя связная мысль, которая у меня есть на некоторое время.