Судьба

БОНУСНАЯ СЦЕНА

То, что я люблю свою работу, не делает каждый день легким. Последние несколько недель были заняты, накапливаясь на занятом, накапливаясь на занятом. Но сегодня?

Сегодня было такое гребаное дерьмовое шоу.

Папа и дядя Уайатт оба были больны и остались дома, что обычно не было бы проблемой, но сегодня это было так. О Боже мой, это было так. Назовите проблему, я с ней разобралась. В прошлом году в «Блисс локейшн» все шло хорошо, но не сегодня. О нет. В тот единственный день, когда я сама решаю все проблемы, весь мир отеля «Хаттон» рушится. Были проблемы с доставкой, с заработной платой и с цепочкой поставок, и я бегала как идиотка, пытаясь решить все это из других штатов. В какой-то момент я подумывала о том, чтобы забронировать билет на самолет, чтобы посмотреть, что я могу сделать лично, но Гарретт отговорил меня от этого, сказав, что позвонит из дома и разобьет кое-кому головы, чтобы я могла сосредоточиться на проблемах здесь, в домашнем отеле.

В довершение всего, я не могла ясно мыслить. Последние несколько дней я плохо соображала и просто чертовски устала. У меня на сто процентов не хватило энергии справиться с вещами так изящно, как следовало бы.

Я рявкнула на Терезу. Зарычалаг на Марту, главу нашего отдела домашнего хозяйства, а она просто самое милое создание, которое когда-либо было.

Я не лаю. Или рычу. Особенно для сотрудников, которые работают с нами так долго, что с таким же успехом могут быть семьей.

Я просто была… не в себе.

Я извинилась, и ни одну из женщин, казалось, не беспокоило мое настроение, но поди разберись, это еще один камешек в куче причин, по которым я не могу дождаться окончания сегодняшнего дня.

Уже далеко за восемь вечера, когда я выхожу за дверь, и закат в самом разгаре. Обычно я бы остановилась, чтобы оценить красоту, но сегодня все, что я могу сделать, это задаться вопросом, не повредила ли я свою сетчатку, потому что солнце светит прямо мне в глаза. Сбегая по ступенькам крыльца, каблук моей туфли-лодочки цепляется и отламывается. Я пошатываюсь, хватаюсь за поручень, но все равно спускаюсь, проделывая дырку в новеньких брюках, которые я уже определила как свои новые любимые. Мне действительно нравится, как выглядит в них моя задница, и это о чем-то говорит.

— Отлично, — рычу я. — Просто чертовски здорово.

Я так готова оказаться дома, где Гарретт с нетерпением ждет ужина. Мой бедный муж, должно быть, голоден. Бог знает, что это так. Мой желудок урчит в знак согласия — посмотри на меня, снова урчит! — Когда я забираюсь в машину, бросаю свои испорченные туфли на пассажирское сиденье и отправляю Гаррету сообщение, давая ему знать, что я в пути.

После того, как я нажимаю отправить, я делаю глубокий, очищающий вдох.

День закончился.

Все будет хорошо в ту минуту, когда я войду в парадную дверь и увижу своего дорогого мужа.

И это то, что я получаю за оптимизм.

Во-первых, давление в шинах низкое, поэтому я останавливаюсь на заправке, чтобы заправить его, но автомат забирает мои деньги и никогда не включается, и я наступаю на чью-то жвачку по дороге, чтобы поговорить об этом с обслуживающим персоналом. Затем из-за аварии я просиживаю в пробке двадцать утомительных минут, и по какой-то причине ни один из моих плейлистов не поднимает мне настроение. Я снова пишу Гарретту, чтобы он не волновался, и выпускаю струю воздуха мимо своих губ.

Такой ли была его жизнь до того, как мы поженились? Ощущение, что весь мир ополчился против него? Предохранитель настолько короткий, что для его срабатывания требуется всего лишь мгновение?

Удивительно, что он зашел так далеко, никого не убив, потому что, клянусь Богом, я определенно понимаю потребность Ника в работе, которая фокусируется на боевых действиях и оружии.

Что со мной сегодня?

Наконец, я въезжаю на нашу подъездную дорожку и вылезаю из машины, морщась, когда мои босые ноги ступают примерно по семи тысячам камней. К тому времени, как я толкаю входную дверь, я готова покончить с этим вечером и лечь спать, пока не навлекла свое плохое настроение на Гарретта.

Только… свечи мерцают на каждой поверхности. Дорожка из роз ведет из фойе и поворачивает налево, чтобы привести к спальне. Флаффи трется о мои штаны в знак приветствия, и я наклоняюсь, чтобы погладить его по голове, когда Оранж чуть не сбивает меня с ног в своем энтузиазме тоже поздороваться.

— Что сделал папа? — Я спрашиваю кошек, которые, очевидно, не отвечают, но убегают в направлении лепестков роз — высоко подняв хвосты, взволнованно повизгивая, — пока я стою.

— Гарретт? — Я зову, следуя за кошачьими, напряжение дня тает с каждым шагом. Что может быть лучше, чтобы забыть о проблемах с доставкой и заработной платой, чем следовать указаниям моего мужа, пока он не назовет меня своей хорошей девочкой?

Но вместо того, чтобы вести в спальню, лепестки исчезают в ванной, где нежная музыка и мерцающий свет проникают через дверь. Гарретт сидит на стуле рядом с ванной, наполненной пузырьками и окруженной свечами. Лепестки роз плавают в воде.

Он встает. Берет меня за руку и притягивает к себе.

— Что все это значит?

Мой муж медленно кружит меня в танце по кругу, вытаскивая мою блузку из брюк.

— Это прозвучало так, как будто у тебя был плохой день. Я подумал, что тебе не помешало бы немного снять стресс.

Его ловкие пальцы расстегивают пуговицы на моей рубашке, и он снимает ее с моих плеч, целуя мою шею, горло, грудь.

— Я подумал, что хорошая ванна и растирание ног смоют дневной стресс. Потом на кухне найдется немного еды, и мы съедим десерт на яхте.

Я хватаю его за пояс и притягиваю ближе.

— О каком десерте мы здесь говорим?

— Хорошая идея. — Гаррет крепко целует меня, захватывая зубами мою нижнюю губу. — Но сначала ванна. — Он указывает на ванну с когтистыми лапами, которую я так люблю.

Но сегодня вечером, чего я действительно хочу, так это его.

— Что, если я сначала захочу десерт?

— Так дело не пойдет, мой Ангел.

— Почему нет?

— Будь хорошей девочкой и следуй указаниям. — Его ухмылка злая, потому что он знает, что этим я ему досталась. Его похвала — это зов сирены для моего либидо, и я бы разбилась о скалы, чтобы добраться до него.

Но это не значит, что я буду облегчать ему задачу.

Что в этом было бы забавного?

С кривой усмешкой я расстегиваю лифчик и позволяю ему соскользнуть на пол, затем провожу пальцем по его щеке.

— Поможешь мне с моими штанами?

— Черт, Ангел.

Глаза Гарретта темнеют, когда он дергает за пуговицу и опускает молнию. Мои брюки падают на пол, открывая белые кружевные трусы, которые, как я знала, станут его погибелью. Медленно, осторожно я выхожу из них, затем опускаюсь в ванну, вздыхая, когда теплая вода окутывает меня, затем свешиваю ногу с края.

— Что это я слышала о растирании ног?

Гаррет хихикает.

— Ты не играешь по-хорошему.

— Я просто делаю то, что ты мне сказал, — отвечаю я, о, такой невинный. Широко раскрытые глаза. Хлопающие ресницы. Надутые губы.

— Это то, что ты делаешь? — Он опускается на колени рядом с ванной и опускает руку в воду, лаская мое бедро, затем проводит пальцем по моему клитору.

Я ахаю, откидывая голову назад, приветствуя его прикосновение.

— Я думала, десерт принесут последним.

— Считай это закуской. * * *

После того, как я искупалась и намочила свой «аппетит», я заворачиваюсь в полотенце, пока вода стекает из ванны. Гарретт выводит меня из ванной на кухню, где меня ждет разделочная доска с сыром, мясом и фруктами. Я отправляю клубнику в рот, с удовольствием пережевывая, пока мой муж достает из шкафчика два бокала для шампанского и две бутылки из холодильника.

— Прежде чем я налью, есть еще одна вещь, которую я хочу, чтобы ты сделала для меня, Ангел.

Я облокачиваюсь на стойку, хватая еще одну клубнику.

— Твое желание — для меня приказ.

Гарретт достает из заднего кармана пакет и протягивает его мне. Я хмуро смотрю на коробку.

— Тест на беременность? — Я смеюсь, когда говорю, потому что на самом деле? Разве я не знала бы, если бы была беременна? Я имею в виду, очевидно, я бы знала…

Это не та вещь, которая проскальзывает мимо человека.

— Порадуй меня, Ангел. — Гаррет улыбается. — У меня есть подозрение.

— Ты не думаешь, что я бы знала, если бы была беременна? — Я усмехаюсь, но мои мысли возвращаются к последним нескольким неделям. Я была так занята на работе, что не могла угадать, когда закончились мои последние месячные.

— Ты так устала в последнее время. И твое настроение было… испорчено.

Я выгибаю бровь.

— Испорчено? Что ты имеешь в виду под испорченным?

Гаррет поднимает руки.

— Не стреляй в посыльного, любовь моя. Я подсчитал и думаю, что у тебя задержка. — Он подходит ближе. — А ты нет?

— Я… я не знаю. Может быть? Какой сегодня день? — Но все начинает обретать смысл. — Это четырнадцатое, — говорю я, кивая.

У меня отвисает челюсть, пока я обдумываю последствия.

Мои месячные определенно запаздывают. Как я могла этого не знать? Работа была напряженной, но настолько?

Гарретт кладет руку мне на щеку.

— Я думаю, тебе следует сделать тест. — Он показывает мне бутылки, которые достал из холодильника. Первая, шампанское. Другая? Безалкогольный игристый сидр.

— Итак, мы узнаем, какую бутылку открывать, — говорит он с самой милой улыбкой.

Быстро кивнув, я направляюсь обратно в ванную. Спустив воду в туалете, я зову Гарретта подождать со мной, хотя мы ждем недолго. Он держит меня за руки, когда появляются две розовые линии, и слезы наворачиваются на мои глаза.

Рука моего мужа обвивается вокруг моего плеча, притягивая меня ближе, но он не смотрит на меня. Он просто продолжает смотреть на эти две маленькие линии, его челюсть пульсирует, выражение лица непроницаемо.

Вы могли бы подумать, что после стольких лет я буду лучше читать его, и это так. Я действительно такая. Только не сегодня, когда это важнее всего.

Мы перестали предохраняться несколько месяцев назад, решив, что если ребенку суждено быть, то так оно и будет. Мы были готовы к созданию семьи, но не хотели придавать этому большого значения…

Что, если он передумает?

Что, если теперь, когда это произошло, он понял, как сильно не хотел быть родителем?

Мне нужно, чтобы он что-нибудь сказал, потому что мой разум мчится со скоростью миллион миль в час, и я думаю, что это действительно хорошо, но…

— Ты злишься на меня? — Мой голос звучит тихо, дрожит в комнате.

Гаррет обращает свое внимание на меня.

— Сумасшедшая?

И все равно я не могу его прочесть.

— Ты такой тихий, и твоя челюсть делает эту штуку…

Он обхватывает ладонями мои щеки, прижимаясь своим лбом к моему. Он целует меня. Одни раз. Дважды. В третий раз. Четвертый. Когда он отстраняется, в его глазах блестят слезы.

— Я счастливее, чем когда-либо в своей жизни. — Он кладет ладонь мне на живот, сияя, глядя на меня сверху вниз. — Ребенок, Ангел. У нас будет ребенок. Первый из многих.

— Многих?

— Многих. В конце концов, у нас есть наследие, которое нужно продолжить. * * *

Полная луна низко висит над водой, серебром очерчивая волны, бьющиеся о борта лодки. Гарретт берет с подноса клубнику и подносит ее к моему рту. Я впиваюсь в нее зубами, касаясь губами его пальцев.