If we could turn back time

Глава шестая. В мире зельеварения

Экстренный выпуск «Ежедневного Пророка» от 19 августа 1988 года, вечер

«Правосудие свершилось! Аластор Грюм в Азкабане!

Сегодня завершился один из самых громких судебных процессов современности! По результатам заседания Визенгамота в полном составе, Аластор Грюм, бывший глава Аврората и герой последней магической войны, за убийство Горация Слагхорна, а также нанесение тяжкого вреда ещё двенадцати волшебникам во время несанкционированного рейда Аврората, был приговорен к лишению свободы сроком на пять лет. Мистер Грюм будет лишён всех званий и титулов, после чего помещен под стражу в тюрьме Азкабан, куда лично он направил множество последователей Сами-Знаете-Кого.

Подробнее об этом громком процессе читайте в завтрашнем выпуске».

* * *

21 августа 1988 года. Бадли-Бэббертон

В прошлой жизни Невилл едва помнил этот день. Похороны его дедушки прошли тихо, без лишнего шума. Августа всё ещё пребывала в шоковом состоянии от смерти Джерома, поэтому всей организацией занялся его брат Элджи со своей супругой Энид. Это были семейные похороны с минимумом гостей. Деда хоронили в семейном склепе, который располагался в отдалении от основного здания мэнора — на холме за небольшим пролеском. Гостей было всего ничего: немногие родственники и друзья семьи да ближайшие бизнес-партнёры пришли выразить свои соболезнования в связи с утратой.

Невилл помнил лишь, как он в траурной мантии сидел в первом ряду рядом с бабушкой и невидящим взглядом смотрел на стоящий на возвышении гроб. Кто-то читал небольшие речи в память о Джероме, но его внук их не слышал. Бабушка сидела рядом с ним ледяной статуей, не проронив ни слезинки, не проявив ни эмоции за всю церемонию. Её эмоции просто кончились, и осталась лишь сосущая пустота в душе, где раньше билось любовью её сердце. Осталась лишь железная безэмоциональная маска, которая впоследствии стала её спутницей на долгие годы.

За те два дня, что шла подготовка похорон, бабушка не выходила из своей комнаты, и Невилл, карауливший её под дверью, слышал лишь сдавленные рыдания, которые она не была готова показать даже внуку. И он сам ревел, облокотившись на дверной косяк под дверью спальни бабушки и деда, но Августа так и не открыла двери. Она переживала свою утрату в одиночестве, дав себе эти два дня, чтобы выплакаться, и собраться с силами. А Невилл чувствовал, словно его оставил не только дед, но и бабушка. И, в принципе, это чувство было недалеко от истины.

Сейчас же всё было иначе. Дед в траурной мантии стоял рядом с Невиллом. Его волосы были собраны в аккуратный хвост и перевязаны чёрной лентой. Бабушка опиралась на его локоть, одетая в старинное платье из чёрного атласа, украшенное кружевом и шпинелью. На голове у неё была небольшая шляпка с вуалью, которая ниспадала ей на лицо. И сам Невилл был одет в траурную мантию, похожую по крою на ту, что носил в этот день дед. Его слегка кудрявящиеся светло-каштановые волосы были разложены на косой пробор и слегка приглажены.

Они стояли у входа в церквушку в деревне Бадли-Бэббертон, где собиралось огромное число волшебников, чтобы отдать последние почести наставнику, профессору и Мастеру — Горацию Слагхорну. На деревенской площади было столпотворение: волшебники и ведьмы в траурных черных мантиях, костюмах и платьях заполонили всё свободное пространство и продолжали прибывать. Они стояли небольшими группами, общаясь между собой и приветствуя знакомых, пока распорядитель на входе в церковь называл приглашённых по фамилиям, чтобы те проходили внутрь в алфавитном порядке, чтобы не создавать толпу.

Когда прозвучала фамилия «Лонгботтом», к распорядителю двинулось сразу две пары, за одной из которых едва поспевал Невилл.

— О, Элджи, Энид, — Джером приветствовал брата крепким рукопожатием, пока Августа приветственно обняла невестку. — Я не знал, что вы тоже будете здесь.

— Мы сами были удивлены приглашению, Джер, — дядя Элджи подал локоть своей супруге, и они направились ко входу уже впятером. — В последний раз я поставлял Слагхорну ингредиенты лет двадцать назад, когда только открывал бизнес; он был одним из моих первых клиентов. Не думал, что он или, тем более, его сын помнят меня.

— О, ты плохо знал Горация, Элджи. Он помнил всех своих студентов, которым помог, — с улыбкой ответил Джером. — Даже тех, кто раз за разом отклонял приглашения на его вечеринки.

Элджи хохотнул, но после тычка супруги в бок попытался скрыть это за покашливанием.

— Ну, я не виноват, что мои оранжереи требуют постоянного ухода, и компания растений мне милее его собраний, — двоюродный дедушка Невилла был на три года младше брата. И если Джером унаследовал дар к зельеварению, то Элджи достался дар травника. Поэтому пока один из братьев проводил всё своё время в лаборатории, другой не вылезал из своего сада, где росли растения со всех уголков земли. Его супруга Энид, в свою очередь, занималась благоустройством территории, строго ограничивая мужа в том, где он может сажать свои растения, чтобы их сад не превратился в дикие джунгли. В перспективе она подумывала над тем, как уговорить мужа нанять помощников и организовать возможность посещения их сада за отдельную плату. У неё была предпринимательская жилка, и, зная об одержимости зельеваров и целителей редкими ингредиентами, она понимала, что спрос на посещение их сада и приобретение редких ингредиентов будет велик. Но Элджи даже не желал слушать — растения были ему как дети, и будь его воля, он бы вообще никого к ним не подпускал. Пожалуй, в такие момент Энид была даже рада, что у них не было детей — с одержимостью Элджи они бы тоже росли как под колпаком.

Единственным ребенком в их окружении был их внучатый племянник Невилл, у которого, казалось, были зачатки дара к травологии. Но пока у него не проявилась магия, Элджи не видел смысла пытаться развить его дар. Действительно, зачем тратить время на обучение, если тот окажется сквибом? Хотя магия все же проснулась в Невилле, и теперь дядя Элджи подумывал на счёт того, чтобы обучать внучатого племянника работать с растениями. Но, всегда было «но», — он не хотел оставлять свой сад. А Невилла бы точно не отпустили к нему пожить бабушка с дедушкой. Пожалуй, чрезмерная забота была у всех Лонгботтомов в крови. Так что пока что Элджи решил не поднимать вопроса обучения племянника. Пока не время — пусть хоть в Хогвартсе отучится, для начала, а там видно будет.

Энид же сразу насела на Августу, как продвигается обучение Невилла. Так как Элджи нужно было чуть ли не за уши оттаскивать от его растений, делами их семьи занималась Энид, так же как большая часть забот ложилась на Августу, пока Джером пропадал за котлом. Именно поэтому воспитанием единственного внука занялись также обе бабушки — родная и двоюродная. И Невилл лишь тяжело вздыхал, понимая, что с этих пор на него насядут гораздо сильнее в обучении этикету, заставят чуть ли не зазубрить родословные чистокровных семейств; ещё и танцевать, наверняка, заставят... Перспективы были не самые радужные, и вопрос с памятью явно вставал всё острее.

«Надо будет у деда попросить зелье, что ли, вдруг поможет? — задумался Невилл. — И постараться не забыть об этом до конца церемонии!»

Лонгботтомы в полном составе, за вычетом больных родителей Невилла, прошли мимо распорядителя в небольшую часовню. Хотя небольшой она была лишь снаружи — внутри она напоминала Невиллу по размеру Большой зал, где вместо факультетских столов были установлены бесконечные ряды скамеек, а на возвышении у дальней от входа стены располагался гроб, в котором возлежал Гораций Слагхорн. Рядом с ним находилась кафедра, пока пустая, тогда как всё остальное место было буквально завалено цветами, и каждая семья добавляла свои букеты, прежде чем направиться к своему месту.

Августа достала из сумочки уменьшенный венок из белых лилий, украшенный незабудками, и придала ему нормальный размер. Энид же несла в руках охапку маргариток, перехваченную зелёной лентой. Они на время отделились от своих кавалеров и отправились возложить цветы к гробу покойного, пока мужчины с Невиллом отдавали последние почести умершему.

Когда женщины вновь присоединились к их компании, они направились к своим местам, и Невилл узнал в подходящих к гробу следом за ними семью Малфоев. Люциус Малфой и его супруга, признаться, Невилл не помнил её имени, словно сошли с картинки — идеально фарфоровая кожа, белоснежные волосы, одежда без единой складки. Малфой с неизменной тростью шёл уверенным шагом, неторопливо, как и его супруга, держащая его под руку, с небольшим красивым букетом на втором локте. Следом за ними шёл юный Драко Малфой, пытающийся вести себя подобно отцу, что выглядело бы даже смешно, в исполнении восьмилетнего мальчика, но Невиллу сейчас было не до смеха.

У него началась лёгкая паника, воспоминания ударили ему под дых, напоминая ему об издевательствах и подлянках со стороны младшего Малфоя за всё время обучения в Хогвартсе, затем о ярости, искажающей лицо старшего Малфоя во время битвы в Министерстве. Калейдоскоп негативных эмоций затянул Невилла, и он попытался отвести взгляд от Малфоев, но не мог. Он видел их лица: сейчас непроницаемо холодные, когда леди Малфой возлагала цветы к постаменту, а мужчины ожидали её чуть в отдалении, и насмешливые, когда Невилл не мог ничего им противопоставить в прошлом. Он слышал в ушах гадкий смех Малфоя, когда у Невилла взрывался котёл на зельеварении, видел насмешку, когда он запускал напоминалку в небо, слышал нотки издёвки, растягиваемые слова, нацеленные только на то, чтобы обидеть, оскорбить, задеть. В прошлом Малфой превращал школьные будни Невилла в ад, и ему не хотелось повторения.

«Может, попросить дедушку отправить меня в Дурмстранг?»

Мимолётная мысль, вызванная нежеланием снова терпеть унижения от Драко на протяжении семи лет, слегка отрезвила Невилла. Да, идея, конечно, неплохая — она отвечала почти всем его планам, которые предполагали держаться подальше от Поттера и Дамблдора, а ещё лучше — от войны. Но тогда он потерял бы Луну. В Дурмстранг принимали только мальчиков, так что ей туда путь был заказан. Да и Смерть явно сказала, что он должен по максимуму не дать исчезнуть магическим родам, включая тех же Малфоев, например. Так что, увы, путь наименьшего сопротивления для него был закрыт.

Невилл отвёл наконец взгляд от светловолосого семейства и задумался. Как там говорилось — держи врагов близко? Хотя, если задуматься, а враг ли ему Малфой?..

Невилл застыл на секунду, пока к нему приходило осознание.

— Нев, ты идёшь? — окликнул его дедушка, когда заметил, что внук отстал, задумавшись.

— Да-да, сейчас, — припустил за ним вприпрыжку Невилл.

В голове билась одна мысль.

«Он мне не враг. Ещё нет. И может им и не стать».

Именно сейчас, встретив человека из своего прошлого, Невилл понял, что ему пусть и с трудом, но придётся разделять людей на тех, кем они были в прошлом, и кто они сейчас. Этот восьмилетний Драко Малфой не сделал ему ничего плохого. В прошлой жизни они даже знакомы не были в это время, поэтому как он мог судить о нём? Эта мысль приободрила Нева, и он топал вслед за дедушкой уже в гораздо лучшем расположении духа. Паника была мимолётной, и она отступила, стоило возвести стену между озлобленным, осунувшимся Малфоем, который днями и ночами чинил Исчезательный шкаф, чтобы выслужиться перед своим господином, и этим ребенком, в чьи грехи можно записать лишь излишек геля на прилизанных волосах. Это были разные люди. И, если повезёт, Невилл больше никогда не встретит человека, которого он знал.