If we could turn back time

Глава двадцать первая. Хогвартс-экспресс

1 сентября 1991 года. Кингс-кросс. Платформа девять и три четверти

Лето подошло к концу, а вместе с ним и беззаботная жизнь Невилла. Конечно, на самом деле его жизнь едва ли можно было назвать беззаботной, но он понимал, что с поступлением в Хогвартс проблем у него прибавится.

Первой значимой проблемой была учеба. Невилл не хотел обесценивать свои собственные достижения в изучении магии, но понимал, что добился бы в разы меньшего, если бы ему не помогали. Дедушка с бабушкой, Пандора, Луна...

Луна была второй проблемой. Невилл не расставался с ней так надолго с самого возвращения во времени. Он настолько привык к её присутствию рядом за последние годы, что не представлял, как будет в Хогвартсе без неё целый год. Просыпаться в спальне с несколькими мальчишками было не тем же самым, что и просыпаться от звонкого голоса Луны в своей спальне. Ему придётся привыкнуть, кем бы ни оказались его соседи.

Третьей проблемой были как раз люди, которые станут окружать его. Невиллу предстояло мягко и тактично подтолкнуть нескольких из них к диаметрально противоположным взглядам и убедиться, что они примут их как свои, чтобы вся их затея выгорела.

Они провели семейный совет, включавший в себя Лонгботтомов, Лавгудов и Блэка — всех осведомлённых о возвращении Невилла и Луны, — чтобы спланировать дальнейшие шаги. Питер Петтигрю гнил в Азкабане и не мог возродить своего повелителя, как сделал это в прошлой жизни, так что следующий шаг союзников Волдеморта был не определен, и Невиллу предстояло по мере своих возможностей повлиять на младшее поколение во избежание эскалации конфликта. Если межфакультетская вражда снизит свой градус, то появлялась небольшая вероятность того, что меньше школьников будет поддерживать Темного Лорда, потому что не будет считать своих однокурсников людьми второго сорта. Понятное дело, на всех повлиять не удастся, и слово «грязнокровка» не выйдет из обихода у чистокровных снобов, но Невилл надеялся, что хотя бы младшее поколение не пойдет по этому разрушительному пути.

Цели и позиция Альбуса Дамблдора тоже оставались загадкой. В прошлой жизни он никак не пытался сгладить конфликты, а словно наоборот — провоцировал их. Он делил школу на два лагеря, играя в свою маленькую войну. Вечное потакание Золотому трио, начисление сотен лишних баллов, излишний фаворитизм Гриффиндора и Гарри в частности. Дамблдор прекрасно знал, к чему это приведет, и нарочно стремился к этому. Директора ненавидели слишком многие, но тот с колокольни своего эго не замечал этого или не хотел замечать.

Но Дамблдор действительно был птицей высокого полета, не достижимого ни для кучки школьников, ни для их родителей. Люциус Малфой, на памяти Невилла, так и не смог добиться полного отстранения директора; когда школьники обращались в камень — он вернулся как ни в чём не бывало. Дамблдор пережил и генерального инспектора Амбридж, временно занявшую его кресло и столь же скоропостижно оставившую его. Только собственная смерть оказалась великому светлому волшебнику не по зубам. Хотя чем Мерлин не шутит, может, он и перехитрил всех — Невилл не знал.

В любом случае, открыто выступать против директора они пока не собирались. Для начала нужно было лишить его карт в рукаве, и за одну из них — опеку над Гарри — сейчас вовсю боролся Сириус. Но пока не преуспевал, зарываясь то в бюрократии, когда на каждую бумагу требовалось заверение гоблинов о подлинности документа, и горы документов росли с астрономической скоростью; то в этических вопросах, когда Сириусу отказывали в опеке по причине отсутствия у него супруги и утверждали, что мальчику нужно расти в полной семье — и никакие заверения Гарри о том, что ему было плохо в доме тёти, не принимались во внимание, потому что «ребенок преувеличивает, следов недавних побоев нет, это просто подростковый бунт». Чиновники из министерства давили на то, что Петуния является кровной родственницей Гарри, что их дом защищён, и Гарри там не могли найти много лет, что завещание Джеймса и Лили не имеет значения... Приводились ещё сотни других надуманных причин, лишь бы не дать Сириусу опеку. Но он не сдавался и продолжал попытки. Деньги Блэков открывали доступ к лучшим юристам и адвокатам, так что Сириус был уверен, что рано или поздно он добьется своего, ради Гарри.

Открытием для него стало первое заседание Визенгамота, на которое он пришёл со своими юристами и понял, наконец, кто дёргает за ниточки в Министерстве и противостоит ему. И действительно, у сирот и магглорожденных в мире магии всегда должен был быть опекун. И в случае отсутствия иного покровителя при первом магическом выбросе у ребенка на территории Англии его опекуном автоматически становится директор Хогвартса. Альбус Дамблдор собственной персоной присутствовал на заседании, пряча хитрую улыбку в своей длинной седой бороде.

Тот процесс Сириус проиграл. Влияние директора — верховного мага Визенгамота, кавалера ордена Мерлина, героя магической войны, победителя Гриндевальда — было слишком велико, и шансы на победу при таком раскладе были ничтожны. Так что Блэку нужны были железобетонные доказательства, с которыми не сможет поспорить даже Дамблдор. И пока юристы продумывали их дальнейшую стратегию, Сириусу и остальным оставалось только ждать.

И вот ожидание в той или иной мере подошло к концу, сменившись активными действиями. По крайней мере, Невиллу предстояло именно они, и он находился в лёгком мандраже, понимая, что сейчас — его ход в странной шахматной партии. Осталось лишь понять, кем он являлся — игроком или фигурой, пешкой, которая по воле Магии стала ферзем.

Невилл стоял на столь знакомой платформе девять и три четверти, прикрыв глаза и вдыхая ее аромат. Пахло углем — дым валил из трубы паровоза, готового сорваться с места, увозя учеников в школу, которая для многих становилась вторым домом. Со всех сторон доносились крики и гомон школьников, ругань и прощальные наставления родителей, шум и крики питомцев. И Невилл, на удивление для самого себя, чувствовал себя в этой толпе очень спокойно. Как рыба в воде. Он знал почти всех, кто поступал на первый курс, кого-то из прошлой жизни, кого-то из этой. Он был рад снова видеть их — такими маленькими, ещё детьми. Именно сейчас, стоя рука об руку с Луной на этой платформе, он впервые с возвращения ощутил себя старым. Понятное дело, до старости Джерома или, тем более, Августы ему было далеко, но он всё равно ощущал себя на двадцать лет, а не на одиннадцать, когда оказался здесь. Он знал всех этих людей, когда они стали старше, он потерял многих из них, он погиб сам. И всё ради того, чтобы вернуться и всё исправить. Невилл невольно считал себя должным всем этим детям — и он не хотел подвести их.

Гудок паровоза известил о том, что поезд должен скоро отправиться. От этого звука Невилл словно вышел из транса, в котором находился последние несколько минут. Луна рядом с ним чуть качнула головой, словно тоже стряхивая наваждение. Она уже была эмпатом, так что Невиллу не нужно было объяснять свои чувства, она понимала — особенно после перерождения, когда их души связала высшая сила, и Невилл тоже чувствовал отголоски её эмоций.

— Что же, пора прощаться, — дружелюбно заметил Джером, обнимая внука. — Учись хорошо, Невилл, и не забывай о своей задаче.

— Обещаю, что буду очень стараться, — Невилл крепко обнял деда в ответ.

— И не забывай писать нам, — вслед за дедушкой бабушка тоже обняла внука на прощание.

— Обязательно буду писать, — Невилл кивнул ей.

— Я буду скучать, — Луна, в отличие от остальных, не давала Невиллу наставлений. — Увидимся на каникулах?

— Я ещё не уехал, но уже жду их, — Невилл с улыбкой сграбастал Луну в объятия.

Он слегка вытянулся за эти годы, и был уже на полголовы выше любимой.

— Я люблю тебя, Нев, — шепнула Луна, когда Невилл заключил её в объятия.

— А я тебя люблю, родная, — он быстро чмокнул её в щёку и отстранился, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. — До встречи!

Невилл запрыгнул на подножку вагона и помахал родным на прощание. Спустя несколько мгновений поезд тронулся, направляясь в Хогвартс.

Невилл шёл по коридору вдоль бесконечных дверей, за которыми сидели будущие и нынешние студенты Хогвартса. Его вещи уже были в третьем вагоне с конца — Тео занял ему место и не покидал купе с самого прибытия на вокзал. Отец привез его заранее, чтобы избежать толкучки, и отбыл, едва убедившись, что сын сел в поезд. А Тео что? Уселся с книжкой и погрузился в чтение. Его даже не смутила компания Тревора, чью переноску — тщательно закрытую — Невилл оставил в купе, прежде чем вернуться к родным на платформу. И сейчас Лонгботтом неспешным шагом направлялся в своё купе, планируя присоединиться к Тео и просто почитать по дороге до школы.

Но его планам было не суждено сбыться, когда он увидел знакомую платиновую голову, маячащую в дверях одного из купе по дороге. Драко, а с ним Крэбб и Гойл, с кем-то спорили, потому что звуки их голосов были слышны ещё с начала вагона. Невилл ускорил шаг, приближаясь к друзьям. Ему не хотелось участвовать в ссоре или разнимать её, но когда он понял, с кем поспорил Малфой, выбора у него не оставалось.

— ...Семьи, в которой больше детей, чем могут себе позволить их родители, — голос Драко звучал презрительно, как Невилл и боялся.

По обрывку фразы он догадался, кого увидит в купе, ещё до того, как подошёл к двери.

— Привет, Драко, — бросил другу Невилл. — Привет, Гарри. Привет, Рон.

Мальчишки в купе заметно расслабились, увидев присоединившегося к будущим слизеринцам Невилла.

— Нев, вы знакомы? — удивлённо вскинул бросил Малфой, переводя взгляд с Лонгботтома на Уизли. На его лице было выражение достаточно искреннего удивления, которое сместило маску надменности, с которой он обращался к Рону. Последний тоже напрягся на сидении, переводя взгляд с Невилла на Драко, затем на Гарри.

Невилл тяжело вздохнул. За последние годы, что он общался с Роном и Джинни, он так и не сказал об этом Драко или кому-нибудь из компании. Об этом знала только Луна, которая осталась на платформе Кингс-Кросс и не могла сейчас помочь Невиллу в объяснениях. Она всегда лучше подбирала слова, чтобы сгладить конфликты.

— Да, мы с Роном общаемся, — Невилл обозначил очевидное, глядя на удивлённо приподнимающуюся бровь Драко. — И даже дружим, — решил он четко обозначить свою позицию. Иначе зачем он, в первую очередь, вообще начинал это общение — явно не чтобы отвернуться от Рона в трудный момент.

Рон просиял, и на его конопатом лице отобразилась искренняя улыбка. Гарри тоже одобрительно кивнул, тогда как Драко, напротив, нахмурился. И Невилл его не винил, потому что воспитание Малфоев было на сто процентов нетерпимо к предателям крови, которыми являлись Уизли. А сейчас Лонгботтом, чистокровный волшебник, которому нечего предъявить в укор, заявлял, что общается с Уизли. Невилл не мог винить Драко в его реакции.

— Пойдём поговорим, — он потянул юного Малфоя за локоть, уводя того от купе гриффиндорцев. — Тео занял нам купе ещё до отхода поезда.