Четвертый корпус, или Уравнение Бернулли

* * *

– Проходите сюда, – сказала Глина Глинична, открывая дверь в Гриб, – где-то у меня здесь была еще одна табуретка, а то, знаете ли, только детские стульчики… Ой, я нашла свои вторые очки! Наливайте чай.

Пилюлькин прошелся по выстуженной комнате. Пахло глиной и красками. На полочке над маленьким окном стояли разноцветные глиняные чашки. Выбрав одну из них, лагерный врач наклонился к узкому подоконнику.

– Ой, только сетку там не трогайте! – попросила Глина Глинична, выныривая из-под стола с табуреткой. – Я специально ее прибила. Сюда все время жук залетает. Усач дутый. Противный до жути.

– Ну почему сразу дутый? – обиделся Пилюлькин. – Может, это просто обычный жук-усач?

– Аркадий Семенович… – Глина Глинична поставила табуретку возле своего стола и положила сверху вязаную подушечку. – Что я, по-вашему, дутого усача от недутого не отличу? Поправьте там уголок.

Пилюлькин пошевелил угол сетки и сел на предложенную табуретку.

– Подумать только, – сказал он, наливая себе чай из термоса с белыми павлинами, – такая прекрасная женщина вынуждена жить в такой антисанитарии. Посмотрите на свои руки. Как можно? Вам решительно противопоказаны все эти головастики в стаканах и бутерброды из просроченных продуктов на ночь.

– Ах, Аркадий Семенович… – Глина Глинична посмотрела на свои руки, но ничего примечательного в них не нашла. – Вы думаете, что если здесь все останется как есть, то мне не стоит приезжать на вторую смену? Но я приезжаю сюда вот уже пятнадцать лет.

– Я о многом думаю, Галина Ильинична, но это не имеет никакого значения. Ведь, что бы я вам ни сказал, вы все равно приедете. Я погадал: вы непременно будете здесь с седьмого по двадцать седьмое июля.

– Аркадий Семенович, вам не кажется, что гадать – это как-то по-детски. Вам ли? Это же все неправда.

– Правда, – строго сказал Пилюлькин. – Главное – знать, на чем гадать, а журнал амбулаторных посещений никогда не ошибается. И сеточки вот эти вот свои поснимайте. Одна пыль от них.