Хлебушко-батюшка

1

Клевер на участке Чухонцева не выделялся ни высотой травостоя, ни обилием зеленой массы; его точно кто заколдовал, Чухонцев извелся в ожидании. Каждое утро, пока поле и луг безлюдели, он прибегал на участок, надеясь увидеть чудо преображения, но видел обыкновенные стебли с расцветшими розовыми головками, клевер как клевер, не хуже, но и не лучше, чем у других. Он заранее щетинился, ожидая насмешек и упреков.

Виктор изводил его вопросами.

— Скажи, как замачивались семена?

— Обыкновенно.

— Как они выглядели?

— Набухли, вот и все.

— В какой пропорции разводилась смесь?

— Ты же читал в тетрадке, — сердился Чухонцев. Но Виктор не отставал:

— Сеял сеялкой?

— Нет, вручную.

— Ты следил, как прорастало зерно, когда лежало в земле?

— Может, хватит вопросов? — взрывался Чухонцев и косился на Виктора: — Что-то ты стал разговорчив!

— Я хочу все знать.

— Хочешь знать? Вот он, клевер, у него и спрашивай!

Разговор шел рано утром на участке. Чухонцев, будто вспомнив, что у него есть другие дела, ушел.

После ясной и холодной ночи было тихо и свежо. На клевере, на меже и на листьях подорожника у дороги дымилась роса. Земля под клевером мокра и черна. Дышалось легко. Виктор поглядел на утренний в дымке тумана лес, на синее, словно вымытое небо. Скоро взойдет солнце. И точно, — кто-то невидимый за горизонтом включил рубильник; вверху дремавшего у Выкши осокоря золотисто пыхнуло облачко, на поле и луг сочно пролился теплый свет; воздух осветился ровно и ясно, и на клевере малиновой, розовой, красной, синеватой и зеленой россыпью заиграла роса.

Виктор обошел участок с одного краю, потом — с другого. Он теперь уже узнавал кусты по отдельности, — полегший и мятый у дороги, чуть дальше за ним крупный, сизо-зеленый, с шапкой из нескольких бутонов, а у проплешины в тесноте и густоте — семейство сросшихся одинаковых, как близнецы, стеблей. Влажный, с листьями темно-зелеными сверху, а снизу с сизым отливом, клевер в чем-то походил на угрюмого, неласкового, вечно недовольного Чухонцева.

Он измерил высоту травостоя и вернулся на станцию. В просторном агротехническом кабинете никого не было. Виктор хотел посмотреть прошлогодние записи Чухонцева, но стол был заперт, а ключ Чухонцев унес с собой. Тогда он полистал свою тетрадь, машинально пробегая цифры и не вникая особо в их смысл. У него уже не раз бывало состояние, когда мысли, вызванные зрительными и другими внешними ощущениями, скользят по поверхности сознания, а где-то в глубине возникает главная мысль, постепенно захватывая его, и на нее переключается все внимание. Он отодвинул тетрадку и задумался. Что же все-таки явилось причиной бурного роста клевера в прошлом году? Акселерация? В последнее время много пишут и говорят о ней. Называют самые разные причины увеличения роста людей: повышение в воздухе содержания углекислоты, изменение радиоактивного фона, улучшение питания и т. д. Может, и в растительном мире это — начало качественных перемен? Пшеница Павла Лукича, клевер Чухонцева. Но отчего — местами, по отдельным культурам? Нет, углекислота и радиоактивный фон тут ни при чем; тут, так сказать, местная, на отдельных участках, акселерация, и причину ее надо искать в другом.

Можно предположить, что при замачивании семян в растворе в них произошли изменения. Но эта вдруг выскочившая мысль была настолько неудачной, что он даже не стал развивать ее.

Он вернулся к столу, к раскрытой тетради, перечитал последние записи. «Не может быть, — подумал, обнаружив то, чего не замечал. — Неужели период вегетации кончился?» Цифры последних дней говорили, что клевер перестал расти. Виктор заходил по кабинету. Покосился на стенд с прошлогодним снопом клевера. Если сюда поставить сноп нынешнего…

— Вот черт! — выругался он вслух.

— Ты о чем?

В кабинет вошел Чухонцев.

— Да вот, — кивнул Виктор на стенд с клевером.

— Ничего нового не пришло тебе в голову?

— Есть кое-какие соображения.

— Я посылал раствор подкормки на анализ в лабораторию…

— В нем не найдено никаких изменений. Обычные составляющие его вещества.

— В почве тоже ничего?

— Никаких изменений.

— Так в чем же дело? В чем? — Чухонцев обхватил голову руками. — Я много раз ставил в колхозе опыты по применению извести с коровяком. Вносил смесь в почву, замачивал семена, сеял густо, рядками, и редко, квадратами, сначала мне не удавалось, а в прошлом году удалось. Ведь вот он — клевер — свидетель! — указал Чухонцев на стенд. — Может быть, при замачивании в растворе извести с коровяком в семенах образуется ростовое вещество? Ты скажешь, что это не более чем догадка. Но что делать? Такая уж наша работа — выдвигать догадки и проверять их одну за другой…

Виктор вспомнил: года два назад писали о некоем ростовом веществе и, захлебываясь, восторгались; будто бы нашли его в нефти — в тягучих и вязких нефтяных смолах; оно органического происхождения, и где бы его ни вносили, все росло как опара на дрожжах. Но кто, когда выделил это вещество здесь, держал в руках пробирку с ним — он, Чухонцев, Николай Иванович? Догадка… Это еще не подтверждение.

— Но клевер твой больше не растет, — доложил он.

— Вре-ешь! — закричал неожиданно Чухонцев, вздувая жилы на горле.

Виктор попятился, задел ногой стул и удержал его рукой.

— Ты все врешь! — кричал Чухонцев. — Клевер не успел набрать своей силы! Он должен расти! Ты ошибаешься!

— Посмотри записи, — Виктор совал ему в руки тетрадь.

— Что записи? Написать можно все.

Он никак не мог примириться с этим известием, но, взглянув на Виктора, поутих, сбавил тон.

— Никому пока ничего не говори, — попросил. — Я сам понаблюдаю за клевером. В науке все бывает. За удачами следуют неудачи. Подождем еще неделю и тогда уже будем делать выводы.

Виктор согласился с этим предложением.

— Если нас с тобой постигла неудача, в будущем мы займемся новой темой. Знаешь, как плохо в колхозах с семенами трав? Вот костер безостый. Дает он по восемьдесят центнеров сена с гектара; на силос полторы-две тонны зеленой массы. Да вот беда, подсевать его нечем: на семенных участках собирают на четвертый или пятый год по шестнадцать — двадцать килограммов семян.

— Негусто, — отозвался Виктор.

— Сравни-ка с сорняками. Куст полыни рассевает сто тысяч семянок. Один куст!

Виктор загорелся.

— А гулявник? — перебил он. — Семьсот семьдесят тысяч семянок с куста!

— Вот видишь.

Семьсот семьдесят тысяч. Виктор назвал эту цифру и сам удивился. Когда-то на лекции он услышал ее; память держала цифру подспудно, и вот она выплыла в памяти и удивила его. До чего плодовиты сорные растения! Но все-таки он пока не понимал замысла Чухонцева.

— Но при чем тут сорняки?

— А притом, что, может, у костра безостого или у другой окультуренной травы есть дикие сородичи с такой плодовитостью. Если мы передадим это качество культурному растению, представляешь, какую получим выгоду?

Чухонцев повеселел и, довольный собой, потирая руки, заходил по кабинету.