Конец

4

Рокко въехал в Пенсильванию в час ночи, остановил машину на обочине и заснул. Не меньше полдюжины раз он просыпался от грохота катившихся по мосту вагонов.

Когда стало всходить солнце, онемевшую руку он положил на рычаг переключения скоростей. Майка пропиталась потом и прилипла к спине, ребра давили на почки. Очки каким-то образом перебрались в течение ночи на заднее сиденье. Он потряс бесчувственной рукой. Отыскав сигареты под педалью тормоза, вышел, обозрев заваленное шлаком пространство под мостом, помочился, выкурил сигарету и высморкался. Между сваями моста бежал ручеек, его маслянистая струя переливалась на солнце множеством цветов. Опустился на колени на песчаном берегу, чтобы прочитать молитву, а после просил Господа помочь благополучно добраться до Нью-Джерси, чтобы вернуть Лавипентс утраченный рассудок и благочинность. Над головой снова прошел поезд, но уже в другом направлении. Он вырулил по насыпи на шоссе и поехал в ближайший город завтракать.

В кафе попросил принести ему только кофе и тост. Он полагал получить простое и сытное блюдо, но ошибся. Его заставили заплатить пятнадцать центов за два квадратика массы с ватным вкусом и пропитанной к тому же маргарином. В туалете вымыл лицо и руки. Выглядел он ужасно. Просить теплой воды и мыла казалось слишком большой наглостью. Он слышал, что цивилизация еще не добралась до Пенсильвании, и пока ничто не противоречило этому утверждению.

В квартале от убогого кафе он нашел парикмахерскую и решительно вошел внутрь. (Как удивительно, где бы в какую парикмахерскую вы ни вошли, везде пахнет тальком и этиловым спиртом.) Он сел на скамью в ожидании очереди и принялся листать журнал по садоводству и ландшафтному дизайну.

Мастер и клиент в кресле обсуждали, что лучше – белое мясо или темное, по крайней мере ему так показалось. Он почти не обращал на разговор внимания, это было совсем не его дело.

Когда брадобрей заправил ленту папиросной бумаги за воротник Рокко и спросил о том, что он может сделать для него сегодня утром, Рокко ответил, что хотел бы постричься и побриться.

– Говорите уж всё.

– Просто везде подровняйте машинкой, особенно вокруг ушей, и побрейте. Спасибо, – произнес он.

– Просто везде подровнять машинкой, бла-бла что-то и еще что-то, – сказал мастер.

Рокко спокойно повторил. На стене висела фотография молодого хозяина заведения с Роджером Хорнби.

В то время все парикмахеры от Ленинграда до Буэнос-Айреса заправляли за воротничок клиента папиросную бумагу и покрывали клеенчатой накидкой, которую застегивали на плече. Во всем мире – Огайо и Пенсильвания не были исключением – разговор оба его участника вели, глядя не в лицо собеседника, а на его отражение в зеркале. Если клиент был незнакомый, мастер принимал на себя право общаться с превосходством.

Но сегодня в Рокко жило чувство, что он все делает правильно, предпринимает меры, чтобы исправить все, что исказили трусость и злоба. Волшебным образом появившаяся этим утром в душе надежда породила милосердие, позволившее относиться к отвратительному завтраку и желчному парикмахеру как к мелким недочетам.

Мастер ловко приподнял кончик носа Рокко рукояткой расчески и обрезал волоски, что высовывались из его ноздрей, доходя до самых усов.

– Я не охочусь на водоплавающих с собакой, – произнес мужчина. – А вы? Мне кажется неправильным учить хищника брать зубами добычу, но не употреблять в пищу. Любопытно, что вы думаете по этому поводу.

– Простите, я не уследил за вашей мыслью, – произнес Рокко, насколько возможно отчетливо, потому что пальцы давили ему на губу.

– Приведу пример. Вы приводите женщину в магазин, где продаются тонкие льняные простыни, скатерти и все такое. – Он отвернулся и принялся рыться в ящике. – Вы протягиваете ей сотню долларов, велите бродить вдоль прилавков весь день, а потом приказываете вернуть деньги. Это очень жестоко! Я буду взбивать пену, а вы скажите, что думаете.

– Полагаю, у собак этот навык уже в крови.

– Неплохая мысль. Я об этом никогда не задумывался. Это важная вещь.

– Благодарю.

– Позвольте еще кое-что спросить. Я думаю об этом здесь, на своем рабочем месте, когда идет дождь и никто не приходит привести себя в порядок. Допустим, вам предложили поехать в недельный отпуск в любой город мира. Какой выберете? Я бы посетил Перт в Австралии.

– Плыть туда очень долго, – заключил Рокко.

– Верно. Я бы выбрал восточный путь вдоль побережья Африки, как делали португальские торговцы. Из какой же вы страны, раз так говорите?

– Я из Огайо.

– Где это? Где-то в России?

– Огайо. Соседний штат. Колыбель президентов. Родина Томаса Эдисона. Место, где растет много конских каштанов.

– Откровенно говоря, я вас совсем не понимаю, – небрежно бросил парикмахер.

Рокко закрыл глаза; спинка кресла была откинута; на лице лежало теплое полотенце. Пальцем он нарисовал в воздухе буквы.

– Ясно, – сказал парикмахер. – Мои соболезнования.

– Уоррен Хардинг, Орвилл Райт, отец вице-президента – все они из Огайо, – проговорил Рокко в полотенце.

Парикмахер фыркнул и коротко хихикнул.

– Думаете, изобрести самолет – пустяшное дело, цирковое представление?

– Ок, слушайте. Я понимаю все, что вы говорите. Просто я веселый человек, люблю подшучивать над иностранцами. Был и я когда-то иностранцем, – произнес он и убрал полотенце. – На острове Гуадалканал. И поверьте, местные приняли меня совсем не так радушно, как вас в моем заведении. Где ни ступи на песок, попадешь в место гибели морпеха.

– У меня сын в морской пехоте, – сказал Рокко. – Некоторые считают, что его среди нас больше нет. Они читали статью одного жулика в газете. – Он глубоко вздохнул, и ментоловый аромат пены для бритья проник через носовые пазухи в самый мозг. – Но я-то чувствую, что мой храбрый спаситель жив.

– Вот как? Знаете, они доставляют тела домой, в эту страну, точно вам говорю. Пусть делают свою работу. У всех свои дела. Значит, вы женаты.

– Да, так случилось. Женат уже тридцать три года. Правда, она живет не со мной, и мне очень жаль, что так вышло. Вы уж сделайте меня красавчиком. Она еще не знает, но мне надоело, я разберусь с ее дезертирством, решил положить этому конец. Через несколько дней я буду ехать этой же дорогой обратно, она будет со мной, и мои мальчики, старший, средний и младший. Чего бы мне это ни стоило.

И в Ливии, и в Швеции кладут на лицо горячее полотенце, а потом скребут бритвой, и звук этот возвращает мужчину в детство, напоминая о дне, когда сидел на скамье, болтая ногами, еще не доставая до пола, пока отец – владыка мироздания – полулежал в кресле, а какой-то мужчина брил его щеки. В его родном диалекте была фраза, которую его мальчики не знали, потому что почти не владели языком (их мать запретила Рокко их учить): «искать метрового отца», что означало «желать невозможного».

– Знаете, – сказал Рокко, – я раньше никогда не бывал в Пенсильвании.

– А ты и не в Пенсильвании, старина. Ты в Нью-Йорке.

Когда он дышал, в воздухе появлялся запах горчицы.

– Шутишь?

– Ты в получасе езды на юго-юго-запад от Буффало, штат Нью-Йорк.

Получается, он отклонился к северу от запланированного маршрута, потому что решил, что покупка карты по дороге будет означать неверие в Божественное провидение. Он знал, что надо двигаться на восток; когда время придет, Господь приведет его в нужное место.

Парикмахер занялся затылком Рокко.

– Послушай, но здесь мне негде остановиться.

Мужчина повернул крутящееся кресло и приставил переносное зеркало так, чтобы Рокко мог видеть большое зеркало на стене и наблюдать, что он делает бритвой.

– Что ты говоришь? – спросил он.

Рокко в задумчивости скривил губы.

На стаканчике с помазком был причудливый тисненный голубой краской узор и надпись: «Я гулял над Ниагарским водопадом».

– Опусти голову.

На клеенку упала крупинка перхоти. Парикмахер загнул ухо Рокко и коснулся горячим стальным лезвием родинки на его шее.

Ниагарский водопад.

Постойте. Он в получасе езды от Буффало, а от Буффало полчаса до Ниагарского водопада.

Он старательно наклонил голову, ощущая бодрящее напряжение, восторг сродни тому, детскому, когда нагишом забирался на лавовые скалы в бухте Ачи-Трецца и нырял в море.

Бритва разрезала кожу на шее.

– Вот черт, – выругался парикмахер и потянулся за полотенцем. – Смотри, что я из-за тебя натворил.

Было 11:42 16 августа 1953 года. Республика, такая огромная и прекрасная, наследница технического и политического гения, тысяч миллионов трудовых часов человека за несколько столетий, могла подвергнуться уничтожению. Это мог быть маньяк-убийца, торговец зерном или лента пишущей машинки. Ничто не могло быть более очевидным, чем то, что хотел выразить мир, и этот мир грозил в любой момент превратить нас, населявших его людей, в пепел, в груду костей. Испытанию подверглась вера в правоту нашего дела. Тем временем Господь сказал Рокко: «Смотри на ущелье, которое я создал, дымчатые столбы падающей воды, которые Я заставил падать вниз, чтобы ты пришел сюда и ощутил, что сердце готово выпрыгнуть через горло».

Там, сразу за рекой, была Канада. Если бы он пригляделся, то увидел бы канадцев, идущих по канадской улице под полуденным канадским солнцем.

Из-за гигантских размеров этого места перемещение любого существа или предмета, схожего по размерам с человеком, казалось особенно медленным. Канадские машины на противоположном берегу реки ползли, а не ехали. Всплеск воды, какое-то пятно, за которым вы следили, провожали взглядом, не падало вниз (разве падение может занимать столько времени?), а плавно дрейфовало вместе с потоком. Облака на небе и эти облака из капель воды сливались. А внизу, у подножия, пелена была настолько густой, что закрывала обзор того места, где низвергающаяся вода сливалась с рекой, создавая иллюзию, что вода попадала не в реку, а в туманную пропасть, где поглощалась и уничтожалась. Посредством грубых человеческих чувств существование этого места понять невозможно. Он не мог не спросить себя, почему вечные законы физики, которым должны подчиняться эти маленькие предметы, искажаются сей мощью. Например, если бросить газету в реку здесь, то в момент достижения поверхности воды внизу она может казаться желтовато-красной и быть похожей на фламинго. Отсюда река выглядела чистейшей, зеленоватой, полноводной и быстрой. Там же, за водопадом, становилась синей, с холмиками взбитой пены. Крошечный саженец платана с одним листочком каким-то чудом появился и удержался на краю берега, всего в шести дюймах от мчащегося потока воды, которому было под силу сокрушить грузовик. Так же каким-то чудом выше по течению смелым и трудолюбивым людям удалось построить мост через один из рукавов реки, и теперь пары в желтых дождевиках, взявшись за руки, идут по мосту в сторону Козьего острова, от которого Ниагара разделяется на два течения: Подкову и Американский водопад. Справа, в миле от водопада ниже по течению над водой, возвышаясь на сотни футов, перекинут еще один, более длинный мост, соединяя вторую и четвертую по численности нации в мире. Он бросил пять центов в телескоп, развернул трубу, навел на мост и увидел, как ребенок бросил – попкорн? – в воздух и, перегнувшись через перила, принялся наблюдать, как он падает в воду.