Гостеприимный кардинал

Ритуальные объявления

В городке Кедрини проживал в начале восьмидесятых годов в скромном одноэтажном домике, бывшем птичнике, наскоро переделанном под дешевое жилье, один пожилой господин, про которого никто не знал, откуда тот был родом и какая буря занесла его несколько лет назад в этот забытый провинциальный уголок. Он был личностью во всем обыкновенной, и я мог бы вообще никогда его не заметить, если бы на меня не произвело впечатления, как его острый гладко выбритый подбородок поднимался к носу в бесплодной попытке встретиться с ним, и эта особенность – нужно заметить – придавала ему некоторое сходство с портретом Данте.

Он никогда не болтал о себе, даже когда соседские дети просили у него грошик, чтобы купить стеклянных шариков, он всегда давал им денег, но избегал фамильярностей.

Мы ни разу не обменялись приветствиями, поскольку каждый раз, когда мы встречались на улице, он опускал взгляд, ускорял шаг и, сгорбившись, проходил мимо.

Прошлой осенью, где-то в середине сентября, когда я наконец-то взял с опозданием ежегодный двенадцатидневный отпуск в компании очистки стоков и канализации «ООО Фиалка», где я работал помощником бухгалтера (работа заключалась в переписывании красивым почерком каракулей моего начальника и вдобавок к этому, когда возникала необходимость, в исполнении обязанностей помощника технического инженера компании в разгромных внешних расследованиях и изысканиях), а поскольку мое финансовое положение не позволяло мне путешествовать, я подумал, что, раз уж я буду вынужден не отдаляться от места своего проживания, было бы хорошо хотя бы на несколько дней включить в развлекательную программу моего отпуска, а я уже начал ее планировать, систематическую слежку за передвижениями человека, о котором шла речь выше.

Но, чтобы быть предельно откровенным, моим стимулом принять такое решение было не только развлечение, но и – насколько я понимаю – необходимость смириться с требованиями моего болезненного любопытства в отношении этого загадочного мужчины, которое начинало расти внутри и овладевать мной.

Итак, я решил следить за ним как можно незаметнее, и однажды днем, когда увидел, как он проходит по нашей маленькой улочке, я натянул по самые уши свою соломенную шляпу, чтобы не быть узнанным, вышел на улицу и пошел за ним следом. Он обошел квартал медленным шагом, остановился перед деревянным столбом из тех, на каких крепятся электрические провода. Достал из кармана маленькую записную книжку и карандаш, а также очки в тонкой оправе, и, водрузив их на нос и хорошенько закрепив за ушами, начал читать разные объявления, приклеенные на столбе, то и дело что-то записывая. Но некоторые бумажки были приклеены высоко, и он до них не доставал – тогда он пододвинул маленький пустой бочонок, валявшийся неподалеку, взобрался на него и смог дотянуться.

Но что же было написано на этих бумажках, спросите вы меня? И я вам скажу, потому что, конечно же, потом я их тоже прочитал. Одна была объявлением о футбольном матче между командами любителей, вторая – уведомлением об отмене запланированного ранее подобного матча, а третья сообщала о танцевальном представлении девочек-выпускниц Женского училища, назначенном на четыре часа пополудни в помещении бывшего Рыбного рынка, выбранного для этой цели по причине яркого солнечного освещения, проникающего через его стеклянную крышу. Конечно, эти объявления не ограничивались только общественными мероприятиями. Иногда попадалось и сообщение о похоронах или поминках. Объявления о смерти, как я убедился, привлекали особое внимание странного мужчины – казалось, что их меандровые рамки его завораживают.

Один раз, чтобы разобрать мелкий шрифт (двенадцатый кегль) какого-то объявления, он передвинулся на своей импровизированной трибуне и чуть было не грохнулся наземь. В другой раз, опять же, я заметил, что он попытался развернуть бумагу, отклеившуюся из-за влажности и смятую по краям, затем расправил ее на столбе, чтобы изучить поудобнее, и вдруг – встрепенулся и завопил. К счастью, его не ударило током, как я изначально предположил. Большая заноза вонзилась ему глубоко под ноготь.

Но зачем он подвергал себя таким трудам и стольким страданиям? Что интересного он находил в чтении этих объявлений?

Я продолжил свою осторожную слежку, и мои старания принесли плоды. Тайна прояснилась. Я уже убедился, что его интересовали исключительно и только объявления о смерти, которые вообще-то появляются не каждый день (поскольку никакая смертоносная эпидемия не захватывала – три раза сплюнем! – наш городок). И было уже явно видно, что его совершенно не интересовали объявления относительно других общественных мероприятий. Даже когда знаменитый Серж Лафар согласился дать в благотворительных целях два представления, будучи проездом в нашем городе, или, когда знаменитая своей силой, а также умом черная горилла Йо-Йо должна была три вечера подряд подтверждать перед публикой нашего города свою славу, даже тогда не было заметно, чтобы он был тронут объявлениями этих двух выдающихся событий.

Однако его интерес к простому чтению ритуальных объявлений, в чем я быстро убедился, поскольку методично следил за ним все время, не оскудевал. Более того, он разделял траур с незнакомой ему семьей покойника, всеми возможными способами избегая, однако, знакомства с ними.

Объявление о смерти маленького ребенка – что было вообще-то редкостью – совершенно его не заинтересовало. Но если встречались объявления о нескольких смертях, он оживал и его предпочтение всегда оказывалось на стороне самого старшего, он решал именно его проводить в последний путь. Часто можно было заметить, как он в темных очках следует за похоронной процессией до самого конца похорон, пока цветочные венки не покроют свежевскопанную землю, а печальные родственники с последними рыданиями, со слезами на глазах, но в глубине души с облегчением от того, что сами они еще могут наслаждаться вечерними красками и ароматами (еще бесконечно долгое время, как они надеялись и желали), выскальзывали из ворот кладбища.

Пока я следил потихоньку за этим странным мужчиной, во мне тоже пробудилось это больное любопытство в отношении смерти и я тоже стал часто посещать похороны с чувством тихого ликования. Однажды я захотел понаблюдать над поведением родственников после того, как они выходят с кладбища. Приняв такое решение, я в тот же вечер запрыгнул в первый попавшийся свободный экипаж и велел извозчику не выпускать из виду стайку близких родственников покойника, которые маленькими группками – по три-четыре человека каждая – садились в другие экипажи. Я с удивлением обнаружил, что они выехали из города и отправились в пригород с низкими домиками, конюшнями и большими пустыми дворами. Они проехали по грязным улочкам, утопающим в болотной жиже (должно быть, здесь годами не чистили канализацию, сказал я, основываясь на собственном профессиональном опыте), и остановились у полуподвального ночного клуба. Они вышли из экипажей и зашли в заведение. Бесшумно, почти крадучись, я тоже проскользнул внутрь и сел поодаль, так чтобы вся их компания оказалась в поле моего зрения. Невыносимое зловоние вина, пота и дыма дешевых сигарет смешивалось с оглушающими звуками ужасной музыки, создавая впечатление, что я уже в аду. Родственники покойника постоянно заказывали еще вина, разом опрокидывали стаканы, кричали и шутили, разражаясь громким смехом. За все проведенное в заведении время о покойнике они не сказали ни слова. Вскоре все страшно напились. Я больше не мог этого вынести и ушел оттуда в совершенно разбитом состоянии, практически бегом.

На следующий день, проходя мимо двора дома человека, на похороны которого я вчера ходил, я увидел, что на тротуаре валялись в беспорядочной куче лопатка, фонарик, лейка без носика, столик с круглым зеркалом, разодранный диван, три-четыре соломенных стула, разные книги, их раскрытые страницы трепал ветер, кресло-качалка и еще куча всякой одежды и личных вещей покойника.

Было еще слишком рано, и телега городских мусорщиков не успела проехать и все это подобрать. Я взял тележку и в четыре подхода перевез все в небольшую пустующую кладовку под моим домом.

И теперь все эти вещи покойного вместе с его фотографией, выскользнувшей из одного опустевшего ящика, я храню в тайной надежде, что заявится однажды какой-нибудь родственник и заберет их у меня. Но какой уж там родственник, говорю я, как только прихожу в себя, если они сами так непочтительно выкинули все это на улицу? и ничего такого не происходит, а прошло уже достаточно времени с тех пор, как я взял вещи себе на хранение. Мой друг Аристомен, которого я спросил, правильно ли я поступил, ответил, что нет, что я напрасно жду, когда кому-то понадобится ненужное. Я временно храню все это в кладовке, пока не придумаю, как от этого избавиться. Плохая новость в том, что владелец дома – уж не знаю, как он пронюхал, – попросил меня платить арендную плату за пользование дополнительным помещением, и я не знаю, как от него отделаться.

И вот позавчера пришел меня поблагодарить сам покойник – я сразу же узнал его по фотографии.

«Ты мой настоящий друг. Подожди, я тебя отблагодарю», – сказал он мне.

Он осмотрел все свои вещи, приласкал каждую любовным взглядом, а затем ушел, так и не взяв ничего с собой. А мне было неудобно напоминать. Но кто знает, может, он еще за ними вернется.