Гостеприимный кардинал

Русские писатели и Е. Х. Гонатас

У русских писателей Е. Х. Гонатас нашел все то, что любил и искал в литературе: глубочайшую человеческую проблематику, многогранность человеческой души, большие этические и метафизические дилеммы, внимательное и остроумное наблюдение, присутствие внезапности. Он знал множество отрывков из Гоголя почти наизусть и приводил их как образцы искусства, как, например, отрывок про жида и гуся из «Тараса Бульбы». Он говорил, что Гоголь вызывает удивление неожиданными сценами, которые возникают внезапно, без предварительного плана, экспрессионистическим образом, это же происходит и у других авторов.

Особенно он любил Николая Лескова (1831–1895), который считается учителем А. П. Чехова. Гонатас хорошо был знаком с его творчеством и собрал в своей библиотеке все его новеллы, которые были переведены на греческий и на французский языки: «Леди Макбет Мценского уезда» (1865), «Очарованный странник» (1874), «Левша» (1882), «Тупейный художник» (1883), «Старинные психопаты» (1885).

Н. С. Лесков, знаменитый своим стилем и новаторской силой своего письма, любимец современного ему Л. Н. Толстого и более поздних М. Горького и А. П. Чехова, дал образцы русской жизни в своих знаменитых рассказах и в «Соборянах», в особенности в живых зарисовках быта разночинцев ΧΙΧ в. в России. Лесков, писатель, которого глубоко занимали вопросы религии, морали, церкви, был проповедником смелости и искренности в социальных и этических вопросах, боролся с социальным притворством и фарисейством. Гонатаса в творчестве Лескова вдохновляло смелое отображение действительности, описание странных событий, а также нравственная глубина рассказов, которые вскрывали анатомию человеческой души, за гранью добра и зла, и показывали человека обнаженным, со всеми его слабостями, с его падением, но вместе с тем и величием.

Еще одним его любимым писателем был менее известный Алексей Ремизов, который вырос в Москве и Санкт-Петербурге, но с 1921 г. жил во Франции и публиковал свои рассказы и повести во французских авангардных журналах. Многие современники восхищались его творчеством, в особенности А. Белый и Б. А. Пильняк. Ремизов записывал свои сны, в его коллекции их было больше трехсот. Его маленькие истории из снов не имеют никакого аллегорического посыла. Они скорее являются чрезвычайно густой, семасиологически многозначной смесью из разных источников. Сам он описывал свои сны как смесь воспоминаний, впечатлений от книг, повседневных событий, игры слов и провидческих загадок. Ремизов начал публиковать свои сновидения по крайней мере за двадцать лет до французской сюрреалистической революции, так что может считаться пионером в этой области. В предисловии к своей книге о снах «Мартын Задека» он пишет: «Подлинный сон всегда ерунда, бессмыслица, бестолочь; перекувырк и безобразие». Он был безразличен к двум великим психоаналитическим школам толкования сновидений, школам Фрейда и Юнга. Его подход был скорее магическим, чем медицинским. Он верил в телепатию, он был своего рода мистиком. Гонатас преклонялся перед его минималистской эстетикой, которая состоит из кратких проявлений абсолютного словесного искусства и игры, как в следующем примере:

«Ловили кошку. И поймали. Поставили на стол, как ставят цветы. Кошка постояла немного, съела цветы и ушла» (из сборника «Мартын Задека. Сонник»).

Но настоящую любовь он питал к А. П. Чехову. Чехов был реалистом, он не работал в жанре «необыкновенной истории», но во всех своих произведениях смотрел на реальность искоса, воспринимал ее с глубочайшей сократовской иронией, выбирая совершенно другую точку зрения – гуманистическую. Гонатас говорил, что у Чехова он научился искусству показывать значительное через незначительное: «У него есть сила передачи посланий, но прежде всего – человечность». Его любимым рассказом Чехова был «Черный монах».

У Горького он вычитал фразу одного ученого, которая произвела на него огромное впечатление, и он все время ее повторял: «Единственным способом, к которому он прибегал, чтобы повлиять на публику, было сделать так, чтобы рассказ бил читателя словно дубиной по голове, чтобы тот понимал, какая же он скотина. Он показывает напряжение, которое должно быть в рассказе, чтобы постоянно держать тебя в бодрствующем состоянии. За это и обожают Чехова. Три странички – а ничего не забыл, в них есть все».

Он говорил, что русские умеют импровизировать и обогащают рассказ зарисовками мгновений, которые придают огромную силу описанию и повествованию. Он называл это «русским письмом».

Гонатас читал также Леонида Андреева, Всеволода Гаршина, Ивана Бунина, Исаака Бабеля. Из писателей ΧΧ в. он часто упоминал Юрия Олешу (1899–1960) и роман «Зависть», обладающий поэтичностью, но также и язвительностью. Другим русским писателем, которого открыл Гонатас, был Александр Грин (А. С. Гриневский, 1880–1932). О Грине упоминает Андрей Тарковский в своей книге «Запечатленное время». Он был писателем, создавшим фантастические произведения на тему моря и жизни моряков, он сотворил фантастический мир героев, которые остаются верны своим мечтам, – его поклонники назвали этот мир Гринландией – в нем живут капитаны, путешественники, исследователи, аристократы и бродяги, ученые, преступники, мошенники.

Завершая это путешествие по творчеству Е. Х. Гонатаса, я хочу добавить только, что для него Россия была страной великих противоречий, как и Греция, и в русской литературе он чувствовал себя как дома, или, вернее, он чувствовал себя здесь как в своем большом и гостеприимном доме литературы.