Призраки дома на Горького

«Кишка» и переехавший дом

Праздники закончились как-то уж очень быстро, раз – и пора было в Москву. Денек – очистка участка от слипшихся за зиму старинных листьев, денек – уборка самого уставшего за зиму старенького дома, а оставшиеся дни до конца недели – гости нон-стоп, гулянье по аллеям Переделкино, походы на соседние дачи к друзьям и знакомым, в общем, пыль столбом и дым коромыслом. За майские после такого отдыха Крещенские вконец выдохлись и засобирались в Москву. Оставаться на даче пусть еще даже пару дней никак уже не получалось, да и дел невпроворот, в первую очередь пора было подумать о закупках к надвигающемуся дню рождения Робочки. Для начала требовалось прошерстить соседние продуктовые в поисках консервов: майонез, скажем, красная фасоль для лобио, зеленый горошек и какие-нибудь приличные рыбные типа печени трески (хотя вряд ли, печень бралась только по блату) – это все никому не помешало бы. Основная нагрузка ложилась на Принца с Лидкой, но и Катя не отставала, и вероятность того, что хоть какие-то из этих консервов найдутся, была вполне высока. Одновременно можно было бы поискать и мороженые продукты – какой-нибудь минтай или треску для заливного, ничего, полежит рыбка до дня рождения, подождет, что ей будет! Ну а ближе к делу – на рынок, без зелени и овощей никуда, опять же мясо на шашлык и всякое такое. Это уже Робочкино дело, любил он это занятие, рынок. В общем, одним днем, даже одной неделей на накопление продуктов никак не отделаться – месяц, не меньше!

Катя предпочитала за консервами ходить в продуктовый напротив, в «кишку», еще и по другой, а не только по консервной причине – ее, как и бабушку, тянуло на красивое. Поначалу она просто заскакивала в этот магазин по дороге из школы, чтобы купить необходимое, ну то, что там на этот раз «выбросили». Но однажды, укрывшись в арке дома, где находился магазин, чтобы переждать внезапно налетевший шквал с ливнем, она заприметила во дворе спрятавшийся от глаз дом небывалый красоты, роскошный, весь в изразцах и фасетных стеклах, причудливых башенках и живописи, и с тех пор с большей охотой ходила в «кишку» – можно было лишний раз навестить красавца. Потом и разузнала о нем подробности у того же Володи Ревзина – уж он-то знал практически все, что касалось его любимого города. И в библиотеку не надо было обращаться, а просто позвонить Володе – и на тебе, пожалуйста, мало того что биография дома, так еще и интересные истории, с ним связанные! Заслушаешься! Вова рассказывать по телефону об этом доме решительно отказался. «Не тот случай, – ответил, – приду специально и пойдем на место». Через день явился, воодушевленный тем, что Катя задала вопрос, связанный с архитектурой.

Лидка попыталась было усадить его отобедать – только что рыбных котлет накрутила и пюре натолкла, а борщ уже доедали, три дня ему исполнилось, – но Вова категорически отказался:

– Нет уж, дорогая Лидия Яковлевна, если я с такой унизительной поспешностью сяду за стол, то перестану себя уважать! Надо пользоваться интересом, который проявился у ребенка! Она меня ждала, готова к путешествию, а я тут рассядусь на два часа, расхоложу ее, нет, ни в коем случае! Сначала дело! Потом борщ!

– Вовочка, только обещай, что обязательно зайдешь, прошу тебя, мне надо с тобой пошептаться об одном очень важном для меня деле… – Лида красноречиво на него посмотрела, закрепив просьбу взглядом.

– Что беспокоит, Лидия Яковлевна? Чем, так сказать, могу? – Володя откладывать разговор не стал, участливо отозвался.

Лидка посмотрела ему в глаза, продумывая еще раз, стоит или нет спрашивать про народные суеверия, а потом, махнув рукой, бросилась как в омут головой:

– Вот ты образованный и начитанный человек, скажи мне, существуют ли на самом деле привидения или призраки? – Она на секунду замялась и, смутившись, затеребила лямку фартука, но сразу продолжила: – Вот что надо делать, если вдруг что-то подобное увижу?

– Где это вы собираетесь встречаться с привидениями, Лидия Яковлевна? – Володя заговорщицки посмотрел на нее лукавыми глазами. – Что за рандеву у вас намечается, в каком таком старинном замке?

– Просто интересно с научной точки зрения, мы с девочками поспорили. – Лидка в последний момент решила не раскрывать все свои секреты и не рассказывать про призрака, который, по ее наблюдениям, живет у Робочки в чуланчике, а задать общие вопросы. – Если, скажем, вещи в комнате часто падают, сами по себе, никто их не трогает. Или теряются… Или вдруг что-то постукивает, а что – не видно. Ну, всякое такое. Дверь открывается… Или ветерок при закрытой форточке…

– Лидия Яковлевна, эти явления, оказывается, существуют не только у вас! – Володя сразу понял, что к чему. – У меня дома та же история! И стучит, и валится, и открывается-закрывается, а уж как теряется, вы себе представить не можете! И знаете что? Я махнул на всех этих призраков рукой, у нас с ними заключен мирный договор – они меня не трогают, я их не замечаю! И прекрасно, надо сказать, уживаемся! Это лучший выход из положения!

Лидка благодарно на него посмотрела и удовлетворенно кивнула, ответ ей понравился, хотя все эти явления на самом деле происходили в их квартире постоянно. А несколько дней назад произошел совсем уже странный случай – она нашла лампочку на полу в гостиной, прямо под люстрой. Люстра эта была антикварной, купленная давным-давно аж в самом Ленинграде, и не в магазине, а у кого-то с рук, на профессорской квартире. Красавица писаная, с двенадцатью рожками-свечками, раньше не доставляющая никаких хлопот, она была объектом зависти и восторгов всех гостей. Снизу по темно-синей чаше две изящные, но изрядно затертые бронзовые колесницы мчались по кругу друг за другом в никуда. Проводка в резных, гордо торчащих свечах, некогда переделанных под электричество, была неоднократно проверена, но именно эта старинная люстра стала здесь, в этой квартире, довольно часто капризничать. Все эти капризы – мигание, жужжание, выключение по ее собственному желанию – можно было, конечно, списать на работу самого электричества, но последний выкидон, как назвала его Лидка, – ну никак! Люстра просто выбросила лампочку! Все они исправно горели, а тут как-то утром Лидка увидела, что одна из двенадцати аккуратно лежит, не разбившись, на полу! Хотя упасть с такой высоты – метра три с половиной – означало разбиться в пыль, но нет, ничего с лампочкой не произошло, она просто лениво валялась посреди комнаты. Лидке от удивления даже показалось, что она еще слегка движется, словно только что откуда-то прикатилась. Она сразу позвонила Принцу, и тот, как пришел, тщательно проверил, не засорился ли патрон. Но нет, все было в ажуре, и лампочка эта, водруженная на прежнее место, снова с радостью загорелась. Про этот случай Лидка Володе, конечно же, не сказала, но еще больше утвердилась в своем подозрении – чуланный призрак активизировался, покинул свой чулан и разгуливает теперь по всей квартире.

Вова тем временем помог Кате надеть легкое пальтишко, и они сразу отчалили. Рассказывать Вова начал прямо в лифте, заходя издалека, не только про заинтересовавший Катю дом, а объемно, обо всей улице в целом. «Живешь здесь, надо знать!»

Он махал руками, красноречиво объясняя, что это сегодня улица Горького такая красивая и просторная, а раньше вообще была шириной всего в двадцать метров. И не Горького, а Тверская, по названию направления и началу главного пути из Москвы – сначала в Тверь, а оттуда уже в новую столицу – Петербург. А в 1932-м ее переименовали, и не только ее, а вообще все вокруг перекорежили, сломали, уничтожили целые районы, хотели даже поднять руку на Красную площадь – задумали план реконструкции Москвы. Ну и стали улицу расширять, в основном за счет правой стороны, решили, что здания там уже ветхие, малоэтажные, особенной исторической ценности не имеющие. Левую целиком под снос отдавать было жалко, одумались, оставили «Националь» и Центральный телеграф. Вова поднял на него благодарный взгляд и посмотрел на яркий глобус над входом.

– А ты знаешь, что он должен был довольно быстро вращаться? Но не очень-то и получилось. Еле двигается.

– Да и так хорошо. А то крутился бы со страшной силой, скрипел бы всю ночь, спать не давал.

Катя с Вовой скрылись в подземном переходе и пошли себе под ручку, продолжая ворковать об архитектуре и историях, с нею связанных. В конце перехода Вову вдруг осенило, и вместо того, чтобы пойти налево, к проезду Художественного театра, он потащил Катю вверх по лестнице направо.

– Вот, обрати внимание – часы наверху! – Они встали напротив улицы Белинского и посмотрели на верхний угол здания, где на крыше красовались не самые, честно говоря, изящные часы, довольно скучноватые, с римскими цифрами на витражном циферблате. – Автор часов, кстати, неизвестен. Где сделано, тоже точно не ясно. Когда – тем более. Можно только догадываться по некоторым признакам. Предположительно, в Германии, где-то в конце девятнадцатого – начале двадцатого века. Но не это самое интересное! – Вова поднял палец вверх и собрал бровки домиком. – Именно эти часы считались в Москве самыми точными тогда, время по ним сверяли все телеграфы страны, Московский университет и даже Кремль! Они до сих пор прекрасно идут. Раз в неделю их заводят вручную.

Теперь им ничего не мешало пойти чуть выше по улице, туда, в заветную арку, в которой Катя заприметила роскошный дом. Они стали хороводить вокруг дома, заходить в его внутренние дворики и арки, разглядывать выпуклые фасетные стекла и высокие разнокалиберные окошки. А Вова, не переставая, рассказывал.

Оказывается, это было Саввинское подворье, построенное в начале двадцатого века архитектором Кузнецовым. Вова сам был прекрасным архитектором, поэтому имена зодчих всегда обязательно называл, тщательно сохраняя авторство зданий. Так вот, Звенигородскому монастырю понадобился доходный дом, и он был отстроен в псевдорусском, модном тогда, стиле. Так и простоял на первой линии Тверской – тогда это была еще именно Тверская – до конца тридцатых годов, радуя прохожих своим великолепием и основательностью. Было это до всемирно-всеобщей московской реконструкции, когда всю четную сторону улицы Горького решили перенести дальше к северу, то есть назад от улицы, на пару десятков метров.

– Ведь коммунистический город должен быть светлым, просторным, современным, с широкими проспектами, огромными площадями и новой пролетарской эстетикой, – сказал Володя и хохотнул, явно с чем-то из перечисленного не соглашаясь. – Ну вот, и на чертежах кто-то твердой рукой, а мы прекрасно понимаем, кто именно, – подмигнул Вова Кате, – прочертил прямую линию, из-за которой многие старинные и очень красивые строения были снесены, а какие-то по необъяснимой причине остались стоять на разрушенной улице. Среди них был этот дом номер шесть и типография Сытина на Пушкинской площади, которые из всех признали вдруг памятниками архитектуры и решили сохранить. Но сохранить так, чтоб не мешали надвигающемуся сталинскому ампиру. То есть передвинуть. – И Володя снова поднял вверх свой говорящий палец. – Двигали дом весом двадцать три тысячи тонн, Саввинское подворье, тихонечко, одной ночью, никого не отселив. – Вова выпучил глаза и понизил голос, дальше почти шепча, видимо, чтобы не разбудить тех, кто спал в ту далекую ночь. – Да так плавно получилось, что, по слухам, не развалилась даже игрушечная башня из кубиков, которую построила маленькая девочка в одной из квартир! Двигали одну ночь, а подготовка шла целых четыре месяца, представляешь? И перенесли-таки, на пятьдесят метров от дороги.