Призраки дома на Горького

Катино семнадцатилетие

Катя, пройдя экзамены и поступив в институт, почувствовала себя свободной – школа очень сковывала ее. На свое семнадцатилетие устроила девичник – мальчишки из класса, по Катиным словам, были сплошь дураки. Какие-то надмирные и напыщенные или, наоборот, приземленные и совсем непригодные для разговоров. С ними в школе как-то не сложилось, поэтому и решила позвать девчонок, не всех, конечно, а близких. Первый раз, можно сказать, устроила такое, ведь родилась в середине лета, когда одноклассники обычно в разъездах, на дачах и на морях, а тут вон как оно сложилось – школьные экзамены позади, вступительные в процессе, вот все до единого и в Москве. Впервые!

Лидка выступила с необычным предложением: а не пригласить ли на праздник Владимира Бока, мало того что большого друга, так еще и знаменитого гинеколога? Пусть расскажет курочкам, что да как. Почему не воспользоваться достоверной информацией от профессора женских наук? Тем более что врач был из своих, почти родной, поскольку уже «рожал» Лиску, доверие было безоговорочным. Легкий по характеру, с прекрасным чувством юмора, он уж точно быстро расположит к себе девочек, выведет их на правильные вопросы, ответы на которые им потом долго пришлось бы искать без такой помощи. Хохмач и балагур, он, чтобы снизить волнение своих клиенток, любой прием сопровождал шутками, а на вопрос, почему стал именно гинекологом, неизменно отвечал: «Где родился, там и пригодился». Алена с Робертом очень его любили, он излучал тепло, был невероятно обаятельным и добрым. А Лидка так просто была в него влюблена, чего уж тут скрывать, как, впрочем, и во всех новообретенных друзей, которые зачастили к ним на Горького. Ну хорошо, почти во всех.

Лидкина идея пригласить Бока на Катин день рождения понравилась всем без исключения. Главное, еще и очень полезно, подытожила Аллуся.

Девчонок Катя предупредила заранее, что, мол, на празднике будет их семейный друг, который по совместительству еще и известный гинеколог, и если кому что надо спросить, а спросить точно надо, то пожалуйста, не стесняйтесь, он свой на все сто процентов. Девчонки были совсем зеленые, неоперившиеся и уже вступающие во взрослую, практически неизведанную и таинственную половую жизнь. Поэтому не мешало им помочь хоть как-то пройти курс молодого бойца. В школе, помимо основных предметов, учили, конечно, всякому, и автомат Калашникова на скорость разбирать, и картинки специальным паяльником на дощечке выжигать, и запеканку делать, и первую помощь оказывать, а про отношения мужчины и женщины – ни гу-гу. Ни намека, ни полслова. Стеснялись. Ни в одном учебнике такое предусмотрено не было. Пускали жизнь на самотек. Анатомию человека заканчивали проходить еще в восьмом классе, так, в общем-то, особо и не начав. Был предусмотрен всего лишь один-единственный урок – под сдавленный смех одноклассников – про размножение нас, млекопитающих. И то очень в общих чертах и совсем не вдаваясь ни в какие подробности про строение мужских и женских секретных органов. Никаких специальных книг и брошюр, пусть даже полумедицинских, в открытой продаже не было, а уж про фильмы, пусть даже полунаучные, и говорить глупо. Тема перехода из девичьего состояния в женское нигде, кроме подворотни, не обсуждалась, а в официальной педагогике так и просто была закрыта. Вот и решили устроить ликбез на довольно высоком уровне в лице профессора медицинских наук Владимира Бока.

Для поддержки такого смелого эксперимента Алена пригласила и своих друзей. У девчонок пусть будет своя торжественная часть, у взрослых – своя, и для создания праздничного и легкого настроения девочкам на вечер была выделена отдельная бутылка вишневого ликера Cherry Herring, купленная специально для этого случая в магазине «Березка». Впервые, можно сказать, – до этого девочки у Крещенских пили исключительно лимонад.

Подруги на дне рождения Кати

За столом уселись впритык – только что оформившиеся, округлившиеся, чуть подправленные гэдээровской косметикой Катькины подруги, вырвавшиеся практически на днях из школы и ворвавшиеся во взрослую жизнь, и солидные самодостаточные мудрецы, о каждом из которых можно было уже давно писать по отдельной книге. Стол уравнил всех. Застучали вилками-ножами, зазвенели рюмками, тяжелые блюда пошли по рукам. Алена только зорко следила, чтобы девочкам ни в коем случае не наливали из других бутылок – только из выделенной и по чуть-чуть.

– Так, Толя, мне перед родителями отвечать! Не усугубляй! – приструнила она Принца, который, почувствовав рядом молодую кровь, раздухарился и принялся подливать молодежи, не видя краев. – Поэтому поручаю тебе при всех важное задание! Наливаешь девочкам по глоточку! Без добавок! Бутылку надо растянуть на весь вечер! Ко взрослым это не относится, наши возможности абсолютно безграничны! – сказала Алена, широко улыбнувшись, и показала на маленький барный столик, где красовалась батарея заграничного питья в бутылках темного тяжелого стекла.

Катино 17-летие. Перед лекцией профессора Бока – небольшая прогулка по улице Горького. Советская площадь с Юрием Долгоруким

Бок, как вечный и непревзойденный тамада, блистал остроумием, обаянием, артистизмом и всем, чем только можно было блистать, и девочки, хохоча до икоты, немного расслабились и оттаяли. Лидка внесла большое дымящееся блюдо с мясом, плюхнула на стол, уж очень оно было тяжелым, и предложила:

– Сейчас под ребрышки выпьем холодной водочки!

Бок заулыбался, встал и поднял рюмку:

– Лидия Яковлевна, дорогая, никто еще не ставил передо мной такой оптимистической задачи! Вы, наверное, знаете, – обратился он к гостям, которые, собственно, давно были и его друзьями тоже, – что папа у меня был самым знаменитым хирургом во всем Саратове! И когда его спрашивали, почему он стал именно хирургом, он всегда отвечал, что для проктолога он слишком веселый, а для гинеколога слишком влюбчивый. А я никогда, например, не хотел быть ни хирургом, ни терапевтом, потому что до сих пор уверен, что хирургия – это терапия, доведенная до отчаяния. Решил сначала заняться урологией, но переметнулся, ушел совсем недалеко, в тот же район, в гинекологию. И, – он посмотрел на прекрасного художника Савву Барского, – могу тебе сказать как уролог художнику: мазок мазку рознь.

Первой басом засмеялась Света Горбунова, она смеялась всегда громко и именно первой, перед ней пролезть было совершенно невозможно. Она лихо поддернула на лоб чуть съехавший парик и, широко открыв рот, захохотала, громко и смачно выдыхая, словно питалась нутряным своим духом.

– Ха! Ха! Ха! – почти сказала она, обнажив все зубы до последнего, часть розовой десны, ребристое высокое небо, уходящее куполом далеко вверх, почти к мозгу, маленький смешной болтающийся язычок и заднюю стенку гортани. Ни один отоларинголог не мог бы к чему-нибудь придраться – все было безукоризненно. – Ха! Ха! Ха! – Света вторично подтвердила своим уникальным смехом услышанную шутку, и Бок, казалось, даже слегка зарделся. – Вовка, ну ты даешь! – Света по-молодецки хлопнула ладонью по столу так, что у соседей подпрыгнули тарелки. – Тебе на сцене выступать надо, уж намного талантливее будешь половины наших конферансье! Я-то знаю, о чем говорю! А ты все на посту! Скажи честно, не надоело?

– Это не может надоесть, Светик! Удивить, конечно, меня уже сложно, но ни в коем случае не надоедает. Так что донт уорри, далинг, not at all.

Вова с женой недавно принялись за изучение английского, что навело друзей на определенные мысли. «Как жалко, за кордон собрались», – сказала Лидка, но Алена мать успокоила: пока Бок хоть пару слов выучит на английском, не один год пройдет, не его это. В таком неожиданном решении винили, конечно, Володину жену, Жанну. И все, кроме нее, наверное, прекрасно понимали, как невероятно трудно ему будет отрываться от работы, друзей и Москвы. Именно ему, с его характером и жизнелюбием, именно в самый разгар жизни и карьеры, когда все схвачено, полно друзей и связей, когда ты самый молодой главврач большого московского роддома, тебя все безмерно любят, а сытая и безбедная старость уж точно гарантирована. Но все ставилось на сына, муж в расчет не брался. Поэтому Лидка и смотрела теперь на него с некоторой опаской, каждый раз немножечко прощаясь, немножечко отрывая от сердца и все больше осуждая Жанну. А Бока при встрече неизменно спрашивала, начал ли он говорить по-английски, и тот ей так же упорно отвечал: «Только со словарем. С людьми пока стесняюсь».

Архитектор Вова Ревзин, почувствовав некий спад в разговоре, произнес тост, подняв бокал за родителей такой замечательно девочки, выпил, крякнул и, даже не присев, стал с восторгом и азартом рассказывать про Москву, которую не просто любил, а очеловечивал.

Алена поняла, что момент настал. Она подмигнула Боку, дав понять, что да, уже пора, и профессор, наполнив свой стакан до краев чем-то импортным и очень алкогольным, картинно встал и произнес торжественно-театральным голосом: «Ну-с, барышни, пройдемте-с!»

Девчонки, прихватив рюмки и остатки вишневого ликера, засеменили к Кате в комнату за профессором, как крыски за Нильсом с дудочкой из сказки Лагерлеф.

Все устроились кто как мог, в основном на полу, стульев столько не нашлось. Катя зажгла свечи: во-первых, празднично, во-вторых, красиво, а в-третьих, в темноте и тем более при свечах намного проще задавать «такие» вопросы. А вопросов действительно накопилось. От совсем глупых до изощренных, от наивных до вполне научных. Научные задавала в основном Катя, которая уже много знала и так, и, кстати сказать, не без помощи Бока – он всегда пускал ее на операции, она обожала присутствовать при родах, ну и аборты, конечно, неоднократно видела. И все эти безумно «стыдные» для одноклассниц слова – вагина, мужской половой орган, коитус, оплодотворение, крайняя плоть и всякое подобное – совершенно не вызывали у Кати оторопи или ступора. Она сразу представляла анатомический атлас, где под подробными схемами и рисунками черным по белому было написано: vaginae, pénis, coitus, praepūtium…

Пока шла вступительная лекция по медицине и сексопатологии у Кати в комнате, на кухне тоже время даром не теряли – архитектор Володя Ревзин рассказывал о гигантомании, а точнее, о грандиозных планах по развитию Москвы еще во времена отца всех народов Сталина. Два Владимира – Бок и Ревзин знаниями обладали обширными, чувством юмора отменным, интеллектом исключительным и были в этом даже похожи. Слушать их было одно удовольствие. Даже Принц перестал болтать со Светкой, они положили вилки и принялись слушать.

– В Москве вообще много чего в сталинское время задумывалось, но по каким-то причинам мы это не поимели… – Видно было, что Володе план по реконструкции Москвы близок не был. – Может, и слава богу, хотя, думаю, все бы уже давно попривыкли. Во-первых, намечался огромный Дворец Советов высотой четыреста метров, да еще и со стометровым Лениным вместо шпиля. Можете себе представить этот размерчик, Лидия Яковлевна? – Лидка лукаво посмотрела на Вову и почему-то слегка зарделась. – Во дворце собирались проводить сессии Верховного Совета СССР и всякую другую важную… – Вова замялся, подыскивая правильное слово. – Чепуху. Это был самый вроде как великий проект архитектора Иофана. Был такой, я вам как-то недавно рассказывал. – Вова отхлебнул морсика и зачем-то заел кусочком соленого огурчика. Потом поморщился и снова сделал глоток морса. – Ленин еще хотел крутиться вокруг своей оси, чтоб зорко следить за всеми москвичами и гостями столицы. А построен он должен был быть на месте храма Христа Спасителя. И соседнюю станцию метро уже переименовали во «Дворец Советов». Три года она так и простояла «Дворцом», а потом превратилась в «Кропоткинскую». Но тут началась война – и планы рухнули…