Его бывшая жена. Последний шанс

Глава 36. Тимофей

Связь прервалась внезапно. Я решил, что мама вошла в лифт, или в подземный переход, подождал секунд тридцать, хотя это ожидание непросто мне далось, затем набрал снова. Недоступна. Выругался. Схватил ключи от машины, вышел, не обращая внимания на говорившую что-то секретаршу.

Я не был маменькиным сынком, но понимал, что в такой ситуации надо что-то делать. Она явно переполошилась, не дай бог, что случится. Нужно ехать. Успокаивать. Объяснять, почему не рассказал сразу. Знакомить её с девочкой. Черт... так все не к месту.

Направился к дому матери и только в пути понял, что на месте она не устоит. Не сможет остаться дома. Сорвётся. Полетит выяснять, смотреть. Ключей у неё не было, но не думаю, что Мира станет держать мою мать за дверью. И что будет - неизвестна. Развернулся круто, через двойную сплошную и погнал домой. Господи, хоть бы успеть. Набрал Миру - не берет трубку. Вселенский чёртов заговор.

Что не все в порядке я понял ещё на лестничной площадке - на полу валялся одинокий детский сапожок. Я наклонился, подобрал его, не столько из любви к порядку, сколько на автомате и на нервах. Вздохнул. Открыл дверь.

В квартире привычно тихо. Чисто. Тепло. Уютно здесь никогда не было, но ощущение дома обволакивает и успокаивает.

— Мира! - крикнул я. — Моя мать с минуты на минуту...

— Уже здесь, — перебила Мира, выходя из гостевой ванной, отряхивая мокрые руки. - На кухне. Чай пьём, заходи.

Спокойно все сказала, совершенно без паники. Это тоже не было похоже на прошлую Миру. Та боялась. Моих родных и друзей. До ужаса боялась, всем и каждому пыталась понравиться, что далеко не всегда получалось. Я ещё удивлялся - ну, как такая чудесная Мира может кому-то не нравиться?

Я округлил глаза, головой покачал, сбросил пальто и пошёл на кухню. Чайник явно только закипел, чай в кружках исходил паром. Мать сидела на самом краешке стула, так неуверенно, словно готовая в любую минуту сорваться и сбежать. Но она не сбежала бы. Она смотрела на Нику. Ника сидела рядышком. Болтала ногами. Выкладывала башню из печенья. На шестой печеньке башня кренилась и падала, часть стола была в мелкой крошка курабье, но это никого не волновало.

— Мама, - растерянно сказал я, не зная, с чего начать.

Что вот ей сказать? Я скрывал от неё внучку не так долго. Не так, как её наличие скрывали от меня. Если с беременностью - пять долгих лет я не знал, что стал отцом. И мне сложно оправдаться, потому что я примерно понимаю её чувства, Я сам все это пережил. Охреневание. Полное охреневание. Только затем принятие. Отрицания, как такового не было, я сразу понял, что не смогу и не захочу бежать от отцовства.

Мама скользнула по мне взглядом и вернулась к созерцанию обретенной внучки. Я отодвинул стул и сел.

— Руки надо помыть, - напомнила Ника не отрываясь от своей башни, которая в очередной раз рухнула.

Когда я вернулся на кухню, все, включая Миру сидели за столом. Отхлебнул чай, не чувствуя его вкуса и температуры. Висела напряжённая тишина.

— Ты была недоступна, - сказал я матери.

— Торопилась, уронила телефон в шахту лифта.

— Куплю новый.

Мать не обратила на мои слова внимания. Ника смотрела то на меня, то на бабушку. Наверное, маленький ребёнок тоже не знает, как быть в такой ситуации. Словно в ответ на мои мысли Ника пожала плечами, потянулась за вазочкой с вареньем и нечаянно опрокинула кружку. Чай волной залил стул и полил я на самого ребёнка. Я снова выругался. С грохотом отодвинул свой стул. Я думал о том, насколько тонка и нежна её белоснежная кожа. Что с ней будет при контакте с чаем. Вспоминал, что нужно делать первым делом. Сначала, не снимая одежды, чтобы не повредить ошпаренную кожу под прохладный душ, немедленно, потом в одеяло завернуть и лететь в больницу, я быстрее доеду, чем скорая..

— Стой, - остановила, хватая меня за предплечья, Мира. - Чай был с молоком. Не горячий... мы просто пойдём и переоденемся.

Я не мог переключиться так сразу. Возможно, во мне не было ещё родительской любви, но страх, страх за этого ребёнка был, и сейчас я в полной степени это осознал.

Мира взяла ребёнка за руку и увела в комнату. Мать встала, взяла кухонное полотенце и стала промокать чайную лужу на столе.

— Мама, - снова начал я.

— Ничего не говори, - попросила она. - Потом, Мне просто нужно переварить эту ситуацию. Потом поговорим.

— Я хотел познакомить вас в эти выходные.

— Я рада, что ты не планировал скрывать от меня внучку годами.

От меня её саму скрывали годами, но если я сейчас начну говорить это, мои слова будут выглядеть попыткой оправдаться. А я и правда, не прав был. Мать имела право знать, Я сходил в кладовку, взял швабру и принялся растирать пролитый чай по полу.

— Если ты хочешь, мы можем поговорить о её здоровье.

— Она прекрасна, - категорично сказала мама. - Она само совершенство, Тимофей. Без преувеличения, она идеальна, ни о какой неполноценности и речи идти не может.

— Зрение...

— Это плохо, - покачала головой мама. - Но на какой черт тебе столько миллионов? Вот и пусти из на лечение дочери.

— Пущу, - согласился я.

— Вот и хорошо.

Я понял, что стадии охреневания у нас все же разные. У мамы сразу за ней пошло абсолютное признание и любовь. Я даже завидовал маме, она любила Нику просто за то, что она есть.

— Я не знаю, о чем с ней говорить, - пожаловалась мама. - Она такая маленькая, а я её боюсь. Я так боюсь, что не понравлюсь ей, что она меня не полюбит...

— Тебя невозможно не полюбить, — покачал головой я.

Мама отбросила мокрое полотенце, шагнула ко мне, и я крепко её обнял, такую маленькую и хрупкую. Мы замерли так на добрую минуту и стояли молча. Из глубины квартиры неслись приглушённые звуки, и я снова с удивлением осознал - у меня есть дочь.

— Не вини Миру, - вдруг сказала мама. - Даже если тебе горько и обидно, не вини, даже не вздумай. Я...я как женщина могу её понять. И ты поймёшь, дай только время себе.

На кухню вернулась Ника с матерью. Теперь на девочке полосатая пижама. Босые ноги с крошечными, трогательно поджатыми пальчиками, умиляют. С ними вернулась тишина. Но теперь с ней не пришло напряжение. Наступил не мир, но хотя бы временное перемирие.