Его бывшая жена. Последний шанс

Глава 41. Мира

Утром, едва открыв глаза и надев очки Ника заявила :

- Хочу смотреть на свою комнату!

Меня кольнуло слово смотреть, но виду я не подала,

- Садик, малыш. И анализы. Завтра суббота, будешь весь день там, можем днем даже поспать в ней.

- Перед садиком, - заканючила дочка.

В комнату мы зашли. Ника бродила по ней осторожно, разглядывала все с восторгом, словно и не видела вчера. У меня сердце заныло - у моего ребёнка никогда не было отдельной комнаты. Она всегда жила со мной, потому что снимать двухкомнатную дорого. А вот теперь появился богатый папа...

Не ревнуй свою дочь, строго сказала я себе. Не опускайся до этого.

Вроде немного отпустило. Сначала мы сдали анализы, потом в садик. По дороге я рассказывала Нике про праздник. Каким он будет. Что нужно будет позвать ребят, я сегодня же напишу в чат и поговорю с родителями. Кто нибудь обязательно придёт.

Пока дочь была в садике я навела окончательный лоск в комнате, даже свежую постель застелила, накрыла кровать пледом. Несколько раз сбегала вниз, за нашими коробками в машину. Расставила её любимые игрушки. Как бы не сложилась жизнь, я хочу, чтобы моя дочь была счастлива, чтобы в этой комнате, на этой уютной кровати, ей снились самые сладкие сны.

После садика пошли в магазин. Купили целых два горшка с цветами. Один в комнату дочери, второй, обещанный кактус на кухню. Комната становилась уютнее с каждой минутой, и в тихий час Ника легла спать здесь.

Я не хотела её оставлять, поэтому устроилась в кресле и лениво листал ленту. Теперь, когда на меня навалилось блаженное безделье, мысли то и дело возвращались к Тимофею.

Меня пугало, что с ним стало так легко. Легко говорить. Легко быть рядом, Легко курить на балконе, он и я, тишина и бутылка виски между нами. Так не должно быть, я не должна снова к нему привыкнуть. Воспринимать его в штыки? Но я не могу, у меня дочка только начала оттаивать.

"Спустись вниз".

Сообщение выплыло так резко, что я испугалась, пусть телефон и был на беззвучном. Мне написал Миша. Какого черта? Он благополучно должен был остаться в прошлом.

"Ника спит"

"На минуту"

Я вздохнула. Я не хотела оставлять Нику, но признавала, что за пару минут с ней ничего не случится. Торопливо накинула пальто и спустилась вниз. Чтобы бы ему не было нужно, надо скорее это выяснить и закрыть эту тему.

Он курил, Стоял у своей машины, задумчиво разглядывая мою - я бросила её на улице. Высокий. Красивый. Нелюбимый совсем.

- Привет, - сухо бросил Миша.

- Привет, - ответила я.

- Он ещё не купил тебе новую машину?

- Миш, - как можно мягче произнесла я. - Тебя это все не касается. Ты зачем приехал.

Выбросил сигарету, затоптал ногой, Посмотрел мне в глаза долгим, тяжёлым взглядом, под которым было физически неуютно.

- Бросай все барахло, - начал он и я едва не отступила назад, — Бери документы, Нику, Сейчас же поедем в аэропорт и вылетим из страны. Там нас никто не найдёт. А если и найдёт, твой Бессонов ничего не сможет сделать.

- У Ники впереди операция.

- Хирурги за рубежом лучше!

Я не знала, что ему сказать, как донести уже. Столько лет тянулась эта история, и я никак не могла поставить в ней точку.

- Ника едва приняла один переезд. Ей сложно. Она только стала привыкать.

- Иногда думай не только о ребенке, Мира. Думай о себе, пожалуйста.

- Ах, о себе? - воскликнула я. - Тогда я скажу, чего я хочу. Я хочу, чтобы твоя любовь закончилась, Миша! Мне все эти годы стыдно, что из-за меня тебя чуть не убили. Я благодарна тебе за помощь. Но я не люблю тебя, Миша. Не люблю, не могу любить! Не хочу!

Он шагнул вперёд так резко, что я не успела отреагировать. Наклонился и поцеловал меня в губы. Я растерялась, рот приоткрыла, чем он воспользовался. Затем пришла в себя, стала отталкивать его, он был сильнее, я была вынуждена укусить его за губу.

- А так? - спросил он.

Дышит тяжело, в глазах муть и такая тоска звериная, хоть волком вой.

- И так не люблю, - тихо ответила я. — И никогда не буду.

Пошла обратно к подъезду. Плакать не стала, но на душе было погано. Поднималась в лифте, вытирала губы руками. Гадко. И грустно оттого, что просто нельзя взять и полюбить по собственному желанию, тогда как любовь к Бессонову пришлось выкорчевывать из себя годами, так глубоко он корни пустил.