Сводные. Тихоня для хулигана

=28=

Мирон

Смирено жду отца в больничке, из последних сил для видимости изображая из себя послушного сына. Задолбало, конечно, имитировать пай мальчика, но иначе никак. После ночной прогулки со Стасей отец сделал мне последнее китайское предупреждение и пригрозил принять карательные меры. Косячить мне больше нельзя. Включать характер тем более, если я хочу вернуться домой поближе к Стаське, а не уехать в срочном порядке к матери.

Спустя битый час ожиданий в палату входит отец. От него опять разит холодностью. Короткое приветственное рукопожатие и больше ничего. Мне не привыкать. В его методах воспитания доминирует кнут, а порция пряника давно мной израсходована. Он выкупил в ломбарде Стаськин кулон, дал денег на цветы и подарок... и на этом спасибо.

В нетерпение хватаю спортивную сумку. До чёртиков надоело сидеть в четырёх стенах. Я готов терпеть отцовский игнор, придерживаться правил, установленных отчаявшимся предком, лишь бы свалить отсюда.

Отец садится за руль. Я, теперь уже по закону лишённый прав на полгода, сажусь рядом. Включаю музыку, чтобы снизить ощущение гнетущей неловкости и взглядом провожаю корпус нейрохирургии.

– Так и будешь молчать? – снова возвращаемся к напряжённости в общении. Сейчас и вовсе всё туго. Разговор не клеится. Все мои потуги в пустоту.

– Мне пришлось позвонить Ирине, – не отрывая взгляда от дороги, выдаёт почти в извиняющемся тоне. – Она, как твоя мать должна была знать.

– Хреново, – не утруждаю себя в подборе фраз, понимая какие последствия меня ждут после телефонного разговора родителей. – Я так понимаю, мы сразу едем в аэропорт или на вокзал, – слова битым стеклом дерут горло.

Самые худшие предчувствия сбываются прямо сейчас и я никак, и ни на что не могу повлиять.

– Мы с Оксаной думаем...

Начинает было менторским тоном оглашать мне приговор, вынесенный на новом семейном совете, который я не собираюсь дослушивать. Мне известно всё наперёд. За меня снова всё решили взрослые, которым так важно после развода помериться одним местом...

– Хорош, – зло перебиваю отца, чувствуя адскую боль в груди. – Я всё понял.

Нервно дёргаю ремень безопасности, сдавивший и без того больные рёбра. Сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться, с первого раза не получается. Лёгкие сковывает спазмом, словно тугим обручем.

– Ну что ты понял, Мирон? Что? – не сдерживаясь, лупит пяткой ладони по рулю, разрывая тишину звуком сигналки.

– Что пришло время сбрасывать балласт и слать меня ко всем, мать его, чертям, – наконец-то справившись и отстегнув ремень, начинаю хоть немного чувствовать свободу. – Правильно, пап. Паршивая овца всё стадо портит.

– Ты неисправим, – тяжело вздыхает. – Мы с Оксаной думаем, что тебе нужно остаться. Я больше не собираюсь дёргать тебя из института, не собираюсь идти на поводу твоей мамы и поддаваться её истерике. Но в любом случае, Мирон, – делает пугающую пауза, за которую бредовые мысли безжалостно атакуют мой мозг. – Решать тебе! Захочешь остаться со мной, я всё улажу.

– А чего тут улаживать?! – надо бы сказать отцу спасибо за то, что он не плюёт на моё желание, даёт право выбора, но я так ошарашен услышанным, что по инерции включаю дурацкий защитный механизм. – Я давно имею полное право, как совершеннолетний свалить из ваших душных гнёзд. Достали... оба. Почему мне нужно было убиться, чтобы хоть кто-то из вас стал думать над тем, чего хочу я?

Молчит. Не отпускает в мою сторону ни нравоучений, ни слов сожалений. Да и хрен бы с ним. Что-то ведь зашевелилось в нём по отношению ко мне. Он просто не любит признавать своих ошибок, в принципе, как и я.

– Ладно, забыли, – первым хочу закрыть эту тему.

Заводиться ещё сильнее, мне не улыбается. Иногда нужно притормозить, чтобы ссора не засосала в воронку и не выжала все соки.

Успокоиться получается в короткие сроки. Едва мы въезжаем во двор, как волна нервного напряжения сходит на нет. Стирается предвкушением встречи со Стаськой. Подумать только, несколько дней не виделись, а я успел безумно соскучиться.

Выйдя из машины, иду в дом не дожидаясь отца. От нетерпения весь как на иголках. Впервые за долгое время рад возвращению в родные стены, потому что там будет она...

Застаю Стасю в столовой. Она стоит ко мне спиной. Нервно собирает волосы в хвост. Снова распускает и снова собирает, будто бы пытаясь занять руки.

Подходит к столу, всё ещё не замечая меня. Поправляет приборы, и без того лежащие идеально. Салфетки, бокалы, тарелки. Проверяет сервировку, которая меня абсолютно не волнует.

Всё моё внимание приковано к хрупкой Стасе. Я узнаю её платье. Она была в нём в тот первый ужин, но тогда я и не заметил, как оно ей идёт. Подчёркивает тонкую талию, обтягивает аппетитные формы, но при этом скрывает идеальные бедра, давая возможность фантазировать.

– Ну привет... Стасик!

Зову её вдруг севшим голосом, а встретившись взглядами, напрочь теряю способность связно говорить.

Красивая, нежная, неповторимая девочка... теперь моя девочка! От этого осознания насквозь прошивает ярким импульсом.

Поддавшись шквалу эмоций, ошалело подскакиваю к Стасе, крепко обнимаю. Какое-то время она виснет на моей шее, забыв об осторожности. Рвано дышит, уткнувшись носом куда-то мне в грудь. Шарит руками по спине, то цепляясь пальчиками за футболку, то крепко стискивая плечи сквозь тонкую ткань.

– Сегодня я без цветов, а ты, слава богу, без пирога.

Снова дистанцируется. Одёргивает платье, поправляет волосы, заправив непослушный завиток за ухо. Краснеет, понимая о чём я говорю, но взгляд не опускает.

– Ты сам тогда выпросил, – уязвлено поясняет Стася, даже губки немного обиженно надувая.

Жаль, что мы не одни. Так нестерпимо хочется целоваться, аж губы покалывает и рот наполняется голодной слюной, словно мне подали самый бомбический десерт. Хочу, чтобы этот пафосный ужин в честь моего возвращения домой поскорей бы закончился, и я смог бы пробраться к Стаське в спальню.

Ужин проходит в неожиданно для меня приятной обстановке, если не считать одного... Сидеть напротив Стаськи, пялиться на неё во все глаза и пытаться не палиться при этом – оказывается сущим испытанием. В нетерпении ёрзаю на стуле. Готов в любую секунду пойти на враньё и сославшись на плохое самочувствие, свалить к себе. Останавливает только одно... желание отблагодарить Оксану. Столько заботы и искреннего участия я никогда и от родной матери не получал. Для меня это всё дорогого стоит. Особенно когда Оксана мастерски переводит тему, не давая отцу удариться в воспитательный процесс.

Улучив момент, пока все заняты пробой и выбором вкусов для свадебного торта, незаметно набираю сообщение:

«Скучно (( давай свалим»

Отправляю Стасе. Смотрю, как она нехотя разблокирует телефон. Быстро пробегает взглядом по экрану и тут же его блокирует.

Вижу же, что из вредности игнорирует мою просьбу. Откладывает телефон на край стола, даже ничего не ответив на моё сообщение. Но при этом спрятав взгляд под полуопущенные ресницы и закусив губу, лишь бы сдержать ухмылку.

Издевается. Проверяет меня на прочность, а сама даже покерфейс не держит. Крайне забавно наблюдать за тем, как Стася выказывает равнодушие. Фальшиво играет перед родителями безразличие ко мне и тут же мечтательно улыбаясь, трогает пальчиками мой подарок, висящий на цепочке. Маленький замочек в ложбинке между острых ключиц приковывает мой взгляд ненадолго. Следом сползая по кромке выреза вниз.

Фантазия кипятит мою кровь, а память услужливо подбрасывает воспоминания о Стасиных податливых губах, нежной коже и её до одури опьяняющего запаха.

Мне нужно остыть. Принять контрастный душ. Расслабиться и охладить бурлящее во мне желаний, из-за которого я могу и не сдержаться сегодня ночью.

– Много на ночь не питонь, – откидываю салфетку и встаю из-за стола. – А то в платье не влезешь.

Подавляю в себе порыв улыбнуться, заметив, как Стаська замирает с ложкой во рту, которой секунду назад отломила приличный кусок торта. Вместо безобидной шутки, по обыкновению, стреляю порцией яда.

Если Исаева хочет на людях беспонтово шифроваться, нужно её в этом поддержать. А возможно, и стимулировать к побегу за мной. Она бойкая. Любит играть в игры, бросать мне вызов и вступать в открытые конфронтации. Исходя из этих известных мне данных нарочно её задеваю.

Благодарю Оксану за ужин и сбегаю к себе. Буквально влетаю в душевую кабинку, сбросив вещи на полу и не потрудившись запереть двери в ванную комнату. Знаю, что сюда Стаська, к моему сожалению, без разрешения не войдёт.

Настраиваю воду похолоднее и делаю глубокий вдох, прежде чем встать под упругие струи. Спустя несколько минут меня отпускает. Возвращается способность не вести себя как животное, что заводится от одних только мыслей.

Наскоро вытираюсь, обмотав полотенце вокруг бёдер, иду в комнату за вещами.

Стася сидит на моей кровати, скрестив ноги, совсем немного оголив худощавые колени. Со знакомой мне жадностью во взгляде следит за тем, как по моей груди скатываются крупные капли, которые я не спешу стирать полотенцем.

Слышу, как Стася нервно сглатывает. Смущается, хоть и не впервые видит меня по пояс раздетым.

Нарочито медленно подхожу ближе. Наклонившись, упираюсь ладонями в матрас. Не спешу целовать, пусть теперь её бомбит, как меня бомбило за столом всякий раз, когда она облизывала ложку от сладкого крема.

– Я на тебя ещё злюсь, – противоречит своим же словам, и сама тянется ко мне. Касается дрожащей ладошкой моей шее. Нежно, ласково, без озвученной злости ведёт рукой к волосам, всё ещё мокрым после душа.

– Из-за тортика? Брось, – тянусь за поцелуем, но получается лишь звонко чмокнуть подставленную Стасей щеку. — Ешь сколько влезет.

– Ты мне не звонил, – называет истинную причину, не включая капризную девчонку, по степени надутых губ которой я должен узнать в чём её обида. – И не писал... вплоть до сегодняшнего вечера.

– Телефон был у отца.

Сперва Стася делает недоверчивый вид, но стоит ей взглянуть мне в глаза, где нет и намёка на ложь. Где кроме чистого восхищения и бури эмоций больше ничего нет, она тает.

Льнёт ко мне и целует.

Так чувственно, неторопливо, что меня испорченного во всех смыслах конкретно накрывает. Я забываюсь, плыву от переизбытка чувств, которые буквально затапливают меня.

Совершенно не думаю, что в комнату могу войти и не столько помешать физике, сколько химии, возникшей между нами со Стасей.

Никогда! Ничего подобного я не испытывал, не терял голову и не пропадал вот так запросто, едва тонкие пальцы касались моей разгорячённой кожи.

– Прости, я правда не мог позвонить. Отец жёстко контролит.

– Я тебе верю! – довольно жмурится, после услышанных слов извинений.

Ну вот не планировал же, вести себя как влюблённый мальчишка, но ничего поделать с собой не могу.

Мы снова целуемся, навёрстывая упущенное и утоляя голод. Мне кажется, что я готов вот так провести в объятиях Стаськи вечность, но она осторожничает.

– Нам не стоит забываться раз ты у отца на карандаше.

Стирает с моих губ влажные следы поцелуя. Внутри меня поднимается волна протеста, но я усердно её гашу. Стаська права. Секундное удовольствие не стоит свеч, хоть от него и невозможно отказаться.