Бессердечные изгои. Безжалостный соперник

Арья

Настоящее

В этот раз мы не поцеловались.

Если я хотела пережить Кристиана Миллера, то просто не могла допустить этого, потому что знала, что мои дни потускнеют, как только он уйдет.

Он проводил меня до дома в полной тишине, достойной уважения. Мы оба забавно покачивались из-за ветра, напоминая тонкие полосы в небе, которые обычно появлялись из-за самолетов.

Я знала, что мне должно быть страшно открываться ему, позволять взглянуть на мое существование. В конце концов, тридцатидвухлетним девушкам не полагалось отмечать свой день рождения на кладбище с мужчиной, которого они практически не знали. Особенно с такими мужчинами, как Кристиан, который был одержим идеей уничтожить то, что осталось от моей неблагополучной семьи.

Когда мы дошли до двери, Кристиан провел рукой по моей щеке. Рука была теплой и твердой. У меня не было мужчины уже год, с того самого свидания из «Тиндера», которое началось с неловкого секса и закончилось тем, что парень рыдал у меня на плече и рассказывал о своей бывшей, которая не хотела возвращаться к нему. Мурашки побежали у меня по спине от прикосновения Кристиана, я вздохнула и выдохнула свои запреты.

– Спасибо, что позволила быть с тобой сегодня, – сказал Кристиан.

– Спасибо, что не убежал, сверкая пятками и крича. – Я толкнула своим плечом его, как он сделал это после того ужина. Честно, я уже забыла, когда кто-то, кроме Джиллиан, делал для меня что-то приятное.

– Ты не настолько сломленная, как хочешь, чтобы я думал, Арья, – улыбнулся Кристиан. Боже, я знала, что могу привыкнуть к этой улыбке.

– То же самое могу сказать о тебе.

– Ну, я хуже, – предположил он.

– Докажи, – бросила я вызов. – Расскажи мне, что сломлено в тебе.

– Может, позже, – ответил он, но больше было похоже на «никогда». Мне не хотелось давить на него.

– Изменила свое мнение о нас? – От его голоса по моей коже пробегала сладкая дрожь, как от прикосновения ласковых пальцев.

– Ничуть.

– Ты изменишь.

– Не задерживай дыхание.

– Почему нет? Я отличный пловец.

И после этого Кристиан поцеловал меня в кончик носа и отошел, пропадая в ночи и забирая вместе с собой кусочек моего сердца.

На следующий день на работе из-за пропавшего кусочка сердца я чувствовала внутри пустоту. Мне хотелось снова увидеть Кристиана и попросить вернуть его. Может, потому что он сходил со мной на кладбище. Или, может, все дело в нашем ночном поцелуе до этого. Возможно, Кристиан был отвлечением от настоящего разрушения, которое происходило в жизни. Дело моего отца выходило из-под контроля. Я забросила социальные сети, новости, новостные сайты и отправила назад все приглашения на мероприятия. Я даже дошла до того, что общалась с мамой только через сообщения, что казалось не лучшей идеей.

– Приветик. – Уитли плюхнулась на край моего стола, с улыбкой смахивая свои великолепные пепельно-русые волосы. – К тебе посетитель внизу.

– Да? – мгновенно оживилась я, вдруг почувствовав себя неловко из-за такого волнения, и прочистила горло, удобнее усаживаясь на месте.

– О, милая, я думаю, это прекрасно, что вы снова общаетесь. Даже если причина ваших новых отношений в проблемах с отцом. Мне стоит пригласить ее наверх? – Улыбка Уитли стала шире, на ее губах было столько блеска, что можно было наполнить целую чашку.

Я несколько раз моргнула, прежде чем до меня дошло. Кое-как я сдержалась от того, чтобы не вздохнуть.

– Нет, я спущусь к ней, спасибо.

– Арья! Я так рада, что правильно запомнила адрес. Твой отец упоминал что-то насчет этой улицы, где ты работаешь. – Мама стянула белые кожаные перчатки сначала с каждого пальца и только потом полностью их сняла. На ней было одно из ее особенных платьев, которые я помнила с детства.

– Да, мама. Я работаю здесь уже около четырех лет. Два раза в год мы проводим вечеринки на крыше для наших клиентов. Конрад раньше приезжал, – проговорила я. А еще он помогал мне с уборкой. Мама же определенно выкидывала приглашения в мусорку.

– Арья, мы можем поговорить? – У нее хватило здравого смысла выглядеть смущенной и виновато улыбаться.

Кивнув в сторону ближайшего кафе, я повела ее туда. Я позволила ей заплатить за наш кофе, прекрасно зная, что, если этого не сделаю, она устроит скандал по этому поводу. Когда она села, то вытащила что-то из своей сумки Chanel.

– У меня есть подарок к твоему дню рождения.

– Это впервые, – не могла не пробормотать я, но все равно открыла вещицу. Это была милая коробочка, покрытая голубым бархатом. Сначала я думала, что там будет браслет или бриллиантовый чокер, у моей мамы была слабость к дорогим украшения. Но когда я убрала всю подарочную бумагу, то увидела нечто совсем неожиданное. Это была рамка с фотографией, на которой были мы с Аароном, еще совсем малыши. Мы оба лежали на животах, смотря в камеру широко раскрытыми глазами.

– Мы так отличались друг от друга, – я кашлянула, скрывая эмоции.

Мои глаза были зелеными, его темно-карими. Мои волосы были коричневыми, его блондинистыми.

– Да. – Мама обхватила аккуратными пальцами чашку с кофе. – Я прошла через процедуру ЭКО. Когда я забеременела, это была тройня. Но твой отец хотел только двух детей, и беременность была опасной, поэтому врачи встали на его сторону. У тебя должен был быть еще один брат.

– Ты никогда не говорила мне этого. – Я резко подняла голову от подарка, глаза расширились.

– Ты никогда не спрашивала. – Мама пожала плечами.

– А чего ты ожидала? Привет, мама, что у нас на завтрак сегодня? О, и кстати, ты никогда не проходила через селективную редукцию плода? И да, блинчики вкусные? – Но прежде чем она успела ответить, я нахмурилась: – Стой, Конрад никогда больше не хотел детей?

Мне всегда казалось странным, что мама не забеременела снова спустя несколько лет после смерти Аарона.

– Нет. Я кое-как уговорила его на вас двоих. Конечно, все сложилось удачно, ты же его радость и гордость.

«Была», – хотелось мне поправить ее. Удивительно, но было совсем несложно поверить в мамины слова о Конраде, контролирующем даже то, сколько у них должно быть детей. Это было еще одно ужасающее открытие, добавленное в тележку с доказательствами против него.

Так что я подозревала, что время для того самого разговора.

– Прости за прямолинейность, мама, но ты не вела себя так, будто очень хотела растить единственного ребенка, который у тебя остался. – Я сделала глоток кофе, замечая, что мои руки трясутся. Мама поставила свою чашку и взяла меня за руки через стол.

– Посмотри на меня, Арья. – Я послушалась ее. Не потому что хотела, а потому что должна была дать ей шанс объясниться после стольких лет. – Это был защитный механизм, понимаешь? Твой отец часто угрожал забрать тебя. Вообще-то каждый раз, когда мы ссорились, когда я хотела уйти от него, он использовал этот аргумент против меня. Он говорил, что получит полную опеку над тобой, потому что я была таким плохим родителем, даже еще до шанса стать им. Потом я поняла, что это не имело значения. Он сделал бы все, как хотел, с моей помощью или без нее. Это был порочный круг. Я пообещала себе не быть с тобой в близких отношения, потому что никогда не знала, позволит ли он мне оставить тебя себе. А он очень убедительный и манипулирующий мужчина, в чем ты уже начала убеждаться сама, насколько я вижу. Я не хотела привязываться к тебе. Не хотела, чтобы мое сердце сломалось еще больше после Аарона.

Мое горло так сдавило, что удивительно было, как я могла дышать. Я чувствовала, как мои стены разрушались кирпичик за кирпичиком, и нельзя было это остановить. Я всегда тщательно укладывала свою жизнь в хорошо понятную схему. Папа был святым, а мама грешником. Она была злодеем в моей истории, не жертвой. Единственная вещь в моей реальности, которая, как мне казалось, была нерушимой и постоянной, больше не имела смысла.

– Я думала, ты не любишь меня, – сказала я, мои руки обмякли между ее пальцами.

– Мне каждый день хотелось обнять тебя. Иногда я останавливала себя от того, чтобы протянуть к тебе руку, потому что знала, что он разозлится. Он сказал бы, что я пытаюсь манипулировать тобой, что устраиваю сцену. Я хотела сбежать вместе с тобой, но надо мной всегда висела угроза. Я не хотела потерять тебя окончательно. – Она покачала головой, ее глаза наполнились слезами.

– Ты все равно потеряла.

– Да, – согласилась она. – Но я хотя бы могла видеть тебя каждый день. И потом, когда ты уехала в колледж, я пыталась убедить себя, что мне все равно.

– Почему ты говоришь мне это сейчас? – Я убрала руки из ее хватки. – Так неожиданно. Что изменилось?

Она уселась поудобнее, скромно разглаживая платье на коленях.

– Вчера, – начала она, держась за свое жемчужное колье, – я целый день пыталась дозвониться до тебя, чтобы поздравить с днем рождения. Ты не отвечала. Я хотела пойти к тебе в квартиру и устроить сюрприз, но потом поняла, что даже не знаю, где ты живешь. Я нашла в кабинете отца твою визитку в его документах, позвонила в твой офис и спросила адрес, но Джиллиан сказала, что тебя нет дома. Что у тебя… Было свидание. И тогда это будто ударило меня, осознание, как мало я знаю о твоей жизни, о твоих увлечениях, что тебе нравится, а что нет. Что заставляет твое сердце восторгаться, а душу петь. Я вернулась домой, чувствуя только вину. Твой отец был на очередной бесконечной встрече с Луи и Теренсом, так что я сделала себе чай, жалея, что теперь у меня не было Русланы, которая сделала бы его для меня. Ведь как только она покинула нас, мне было слишком страшно брать кого-то нового в дом из-за опасений, что и с ней он будет спать. Я взяла свой чай на балкон, смотрела на кладбище Маунт-Хеброн и увидела, что ты навещаешь Аарона. Ты была не одна. – На ее лице вдруг заиграла задумчивая улыбка. – С тобой был мужчина. Вы были… Близки. Я видела, как ты положила свою голову на его плечо, как вы говорили. И я подумала… Как мне хотелось бы быть таким человеком для тебя, этой горой, кем-то, на кого ты могла положиться и всегда поговорить. Кем-то, с кем ты могла бы проводить свои дни рождения. Потом я думала обо всех твоих днях рождения. О твоем пятом с няней номер восемь или о четырнадцатом, когда мы забыли об этом и вспомнили только через три дня, потому что папа был в Женеве. Я очень скучала. Я знаю, что простое извинение ничего не изменит. – Она вздохнула. – Но я думаю, учитывая, что наш мир рушится, как и все вокруг, мы могли хотя бы попробовать? Что ты скажешь, Арья? Пожалуйста?

Было очень много вещей, которые я хотела сказать, спросить. Но я начала с самой очевидной и совершенно не связанной со мной.

– Почему ты все еще позволяешь ему оставаться с тобой? – нахмурилась я. – Конраду. Почему не разведешься с ним? Это плохо для имиджа в прессе. Ты остаешься с ним, несмотря на то что он сделал.

– Я даже не прихожу к нему на слушания. Он просил меня много раз. Судя по всему, его адвокаты думают, что это выглядело бы уместно.

Когда мама увидела, что я жду продолжения, она перенесла руку с подвески на сережки, играя теперь с ними.

– Что ж, подозреваю, мне страшно, что будет дальше. Ты должна понять, что последние тридцать с чем-то лет я провела в изоляции, в тюрьме. У него получилось влезть во все в моей жизни, даже в мои таблетки. Несколько лет назад я узнала, что он близко общается с моим психиатром и руководил тем, какие таблетки мне выписывать. Я сразу же уволила того психиатра, но урон уже был нанесен, теперь я не могу даже выпить успокоительное без мыслей, честные ли мотивы у людей, выписавших мне его. Всякий раз, когда мы ходили на светские приемы, он намеренно заводил разговоры с моими подругами, обычно с теми, чья компания нравилась мне больше всего, а потом надолго пропадал с ними, чтобы я гадала, спят ли они друг с другом. Он проводил очень короткие, очень эффективные и стратегические беседы со всеми, кто, как он думал, мог помочь мне выбраться из золотой клетки, установленной им. У меня нет ни настоящих друзей, ни помощников, ни адвокатов, ни семьи. Конрад – единственная моя семья, хоть и очень плохая.