Дело о золотой маске

— Поду-антиподу? — переспросил Итен.

Хамилио кивнул.

Итен обратил взор к небу. Разумом он понимал: в невообразимо огромной Вселенной, включавшей в себя бесконечное число самых разных миров, могли существовать какие угодно законы и существа. Однако поверить оказалось непросто. Под и антипод? Двое, представляющие по сути одно?..

— Не смей даже заикаться о свободе воли! — предупредил хамилио. — Для меня ты несовершенен именно поскольку одинок. К тому же глуп, ведь, похоже, искренне считаешь, будто решаешь только за себя и обладаешь иллюзорным правом выбора.

Итен прикусил губу.

— Ты хоть представляешь, что такое кластер, идиот? Множество разумов, составляющих единое целое. Одни и те же души и сознания, путешествующие во Вселенной, рождающиеся и умирающие, всякий раз тасующиеся и исполняющие разные роли: тот, с кем ты был когда-то дружен, сейчас или в будущем станет злейшим врагом, а, возможно, родителем, любимым, ребенком…

Шквальный ветер обрушился с моря, взбугрил посеревшие волны, пронзительным чаячьим криком резанул по ушам.

— Перестань! — потребовал Итен.

— Мой кластер вмещает двоих, только и всего!

Небосвод прошила багряная молния, расколов его надвое. Половину начал заливать белый свет, другую — тьма.

— Я сказал: хватит!

Хамилио, позаимствовав у Итена привычку, тоже потер переносицу.

— Страшно?!

— ДА!

И начавшееся было буйство природы исчезло, словно и не начиналось.

— Да, — повторил Итен спокойнее. — Только это ведь не меня касается.

Хамилио усмехнулся.

— Всего лишь еще одна форма, которую обрела жизнь. Имеет ли она отношение к тебе — дело даже не десятое, а тысячное или миллионное. Однако задуматься стоит, не так ли?

— Несомненно.

— Во Вселенной есть не так уж много отвратных вещей. Но категоричность суждений — несомненно одна из них, — продолжил хамилио.

— Согласен. О чем ты собирался рассказать?

Небо снова стало синим, начали просматриваться звезды, у горизонта встала сдвоенная луна.

— Красиво?

Итен кивнул.

— Не хотел бы остаться здесь?

Врать не имело смысла, а ответить однозначно было бы опасно.

— Когда-нибудь. Возможно. Не сейчас.

— Мой под… антипод откусит немалый кусок твоего материального мира, — предрек хамилио, — впитает жизни погибших и не рожденных, затем вернется обратно, став намного сильнее. И тогда уже мне придется пожирать какой-нибудь несчастный материальный мирок, чтобы сохранить равновесие. Мне ни к чему эта гонка. Скажу больше: я страшусь ее последствий.

Итен скрипнул зубами. Лучшим выходом было бы уничтожить эту тварь прямо здесь и сейчас. Наверняка, перестань существовать она, исчезнет и двойник, а значит, и карга останется с носом. Вот только вряд ли на это у Итена хватило бы сил.

— Значит, ты предлагаешь помощь, добренький ночной кошмар?

— Не делай выводов раньше времени, — укорил хамилио. — Когда я сказал, будто добр или хоть чуть забочусь о ваших драгоценных существованиях? За благоглупостями — в храмы, их по всем материальным мирам настроили столько, что от одного вида или упоминаний блевать тянет. Причем кроме тех, кто на них паразитирует, есть немного искренне заблуждающихся. Жизнь портите и себе, и окружающим. Мантры… молитвы, мелочные желаньица аж сюда долетают и оседают вонючей жижей где ни попадя. Убирать приходится. Потому за сомнительным добром невесть кому, как и еще более сомнительной справедливостью — уж точно не ко мне.

— Ладно, допустим, — Итен пожал плечами. Представься абориген неким очередным богом, которого хлебом не корми дай осчастливить кого бы то ни было, Итен постарался бы дать ему в лоб. Вряд ли вышло бы, учитывая бой не в своем мире и неравные «весовые» категории, но намерения ведь тоже нельзя сбрасывать со счетов.

— Не оттого, что вы, пришлые, представляете для меня хотя бы малейший интерес, — продолжал хамилио, собственно рептилией не являвшийся настолько же, как и человеком, кшмури или драконом. Впрочем, по поводу последних абсолютной уверенности у Итена не имелось. — Двум дуэлянтам, вышедшим на поединок, глубоко безразлично, сколько букашек, кишащих в траве под подошвами их сапог, они подавят. Однако жрать этих букашек бесперспективное занятие: несварение случится. У обоих. И ладно бы поплохеет моему сопернику, но мне небезразличен я сам!

— А не жрать? — предложил Итен.

— А погибнуть?

— Нашел, тоже мне, избранного…

Хамилио впервые за этот и, возможно, предыдущий разговоры посмотрел на него прямо. Отнюдь не так, как мгновения или часы назад: не стремясь напугать. Интересный у него оказался взгляд: с лукавинкой, бирюзовый и… знакомый. Вот только снова ли абориген тонкого мира скрывался под личиной, выуженной у Итена из памяти, или действительно…

Додумать, впрочем, не получилось.

— Как же тебя не выбирать, если обладаешь тем, что мне нужно? — спросил хамилио. — В данном конкретном случае свободным телом, которое я сумел бы одолжить.

Итен хватанул воздух ртом. Столь вопиющей наглости он не ожидал.

— Я не про твое собственное говорю.

Пальцы сложились в кулак сами собой. Ударил он тоже на чистых рефлексах, но… не то что промазал, просто гость оказался совсем в ином месте, нежели использованный для разговора образ хамилио. Его-то Итен развеял — любо дорого посмотреть, — а вот от собеседника не избавился.

— Охолонул? Легче стало? — бить в ответ абориген поостерегся, видать, опасался, как бы Итена не вышвырнуло из сна, а то и зашвырнуло туда, откуда он нескоро вернется.

— Смени личину. Видеть тебя такого не могу!

Хамилио пожал плечами и преобразился. Вот именно в того, чей взгляд Итен вспомнил недавно. Огромное и изящное драконье тело: черное с нагрудными пластинами, отливающими медью, синими надкрыльями и удивительными бирюзовыми глазами.

«Бойтесь своих желаний, они имеют обыкновение исполняться, — напомнил Итен самому себе. — Кто сказал? А не помню. Лидар, наверняка ляпнул и оказался прав».

— Так больше устраивает? — абориген издевался не иначе. Однако, если врезать хамилио хотелось очень, то при виде дракона инстинкт самосохранения брал верх.

— И ты так и не сказал, как сумел меня вытянуть.

— Как-как?.. — передразнил абориген. — Да я в принципе способен вытянуть сюда любого, кого хотя бы единожды видел.

И ведь не хвастал.

— А вытянул, — он сделал небольшую паузу, — чтобы предупредить: очень скоро тебя постараются нейтрализовать любым, доступным вам способом.

— Убить?

— Вот уж ни к чему. Отправить тебя туда же, куда и отданное тебе в распоряжение тело, например.

Итен вздрогнул.

Впрочем, к чему удивляться? Если это существо вытаскивало из памяти образы, увидеть, как Элли отдала ему кровь Рожъэ, проблемы не составило бы. В тонком мире мыслей не скрыть: что на уме, то и на языке в прямом смысле еще одной лидаровой фразы… или не его, мало ли чего подцепишь, блуждая по тропам тонкого мира, связывающего все иные-материальные.

— Именно твоя смерть или жизнь неважна моему оппоненту, а вот мне — да.

— Ах, ну надо же! — не скрывая сарказма, воскликнул Итен.

— Моему сопернику есть кому открыть путь в твой мир, — заметил абориген наставительно. — Я же рассчитываю на тебя.

— А ничего, что я полицейский, и за подобные выкрутасы меня не то что уволить, казнить мало? — поинтересовался Итен.

— Разве на пороге гибели Гранвиля подобное имеет хоть малейшее значение? — спросил абориген в тон ему. — Тем не менее, так или иначе, чего бы ты ни выбрал, поберегись. Прежде чем прорвать пузырь ничто и материализоваться, мой соперник попробует убрать с дороги тебя. Может, он пока и не в силах сделать это сам, но подтолкнуть кого-то другого, непременно сможет.