Арни снова голоден

Глава 14. Арни. Конец девяностых

Жизнь повернула так, что материны фантазии причудливым образом реализовались. Два эмалированных ведра с крышками и удобная сапёрная лопатка с толстой рукоятью стали её верными спутниками на протяжении нескольких лет. Примитивно? Может быть. Но Надежда Осинцева, теперь Семёнова, всего лишь помощник судьи, а не судья. Поэтому судить мать, безумно любившую младшего брата, не собиралась. Не Надькино это дело. Она, Надька, всего лишь пятое колесо в этой странной и нелогичной конструкции.

Закапывать останки на пустыре под покровом ночи было более, чем легкомысленно. Но мать, наученная опытом прошлым лет, копала глубоко. В самую суть копала. И никто не откопал! НИКТО!

А ОНИ, как не могли в семидесятые, так и в девяностые не справлялись. А всё потому, что пропадавшие девушки оказывались для своих родственников обузой, избавлению от общения с которой радуются, а не беспокоятся. Никто не настаивал, никто землю зубами не рыл. Жалкие люди. Ведь, чтобы расследование хоть как-то продвигалось (это знают все!), на правоохранительные органы нужно постоянно наседать и беспрестанно давить. А ещё лучше дать, кому надо, на лапу.

А Надежда Осинцева-Семёнова всегда стояла за родных горой. И лишь потому, что в сегодняшней ситуации матери и вещему Олегу уже не помочь, никаких действий не предпринимала. Зачем? Только самой светиться. А в соучастники ей попадать не хотелось. Подумаешь, знала и никому не говорила. Зато в семье последние годы наступили долгожданный покой и светлая благодать. Перебиваясь пустоголовыми девицами Олег прекратил, наконец, свои отчаянные, но бесполезные попытки жениться. И собаку хорошо кормил.

Почему Семёнова? Не-е-е… Бывший муж к Андрею Семёнову (из детства) никакого отношения не имеет и слава Богу! Просто приятное, греющее душу совпадение. А одноклассник сгинул куда-то в небытие вместе с заношенными, старенькими джинсами. И скатертью им всем дорога. Молодая женщина до сих пор недолюбливала фирму «Montana» и кареглазых мужчин.

Но сегодня устроенная и добропорядочная жизнь Надежды пошла-таки под откос. Сомнительные делишки брата-мессии наложили на её доброе имя огромную зловонную тень. Обыватели такое не прощают.

К аресту Надькиных родственников по месту её работы, в областном суде, отнеслись крайне негативно, и худшие предчувствия предсказуемо сбылись. Когда-нибудь это должно было случиться, и оно неминуемо случилось: женщине предложили увольнение по собственному желанию. Председатель была нарочито вежлива и спокойна. Проштрафившуюся сотрудницу кое-как спасала фамилия бывшего мужа, но, поскольку дурные сплетни разносятся по городу невероятно быстро, то на репутации всё равно придётся поставить крест, и счёт ведётся буквально на минуты. А ведь именно она, Надежда, пыталась уговорить потерявшего осторожность брата соблюдать элементарные правила гигиены. Но кому это теперь интересно? Женщина написала заявление без лишних пререканий.

Вскормленный на сочном, молодом мясе пёс постоянно просил жрать. Крупный ньюфаундленд Арни доставлял Надежде максимальное неудобство. По объективным соображением предоставить собаке необходимое количество мясных продуктов Надя не могла, и варила для него перловку, в которую добавляла свиные уши и куриные лапки. «Медвежонок» Арни голодал и тоскливо выл по ночам, скучая по хозяину. Надежда уже подумывала об усыплении. Теперь, когда она потеряла работу, кормить это бездонную пасть стало особенно сложно.

- Гулять, - обречённо объявила задумчивая Надька псу, когда появилась дома раньше обычного. Даже доработать не дали, выставили за дверь, как предателя. Оставалось маленькая надежда, что брата отправят в психиатрическую клинику на принудительное лечение, и они с матерью могут прикрываться его справкой. Только бы мать не признавалась. Арни приветливо завилял хвостом. Добродушный олух. И в кого он такой уродился? – Пойдём, дурак. Хватит опахалом махать. Мне подумать надо.

Гулять с собакой Надя предпочитала на пустыре возле заброшек, чтобы ни с кем не встречаться, поэтому, когда дорогу перегородили трое дородных, смутно знакомых женщин, почувствовала подвох. Они точно не прогуливаться сюда пришли. Поджидали.

- Ах, ты дряная тварь, глаза бесстыжие, людоедка поганая!

- Бей её, бей!

- Смотри, как бы собака не кинулась. Вот, твари, какую большую собаку завели!

- Людоедица! Поганая людоедица!

- Думаешь, прикрылась своей собакой и победила? Мы твоего пса потравим, вот увидишь!

Надежда бессознательно попятилась. Толку от грозного на вид Арни немного – тот опять завилял хвостом, как простофиля.

- Женщины, что вы такое говорите? Разве животное виновато? Не понимаю я вас, - заговорила испуганной скороговоркой Надя, пытаясь оправдаться. Агрессировать на разозлённых баб нельзя – те и народ могут позвать, и тогда точно не отбиться. В животе предательски заурчало.

- Не понимает она, смотри-ка. А когда людей жрала, понимала? Детей маленьких, тварь поганая!

- Что вы такое говорите? Разве я могу такое сделать? Никогда и ни за что! – звучный и сочный Надькин голос задрожал. Когда нужно, она сыграть драму умела – артистичная, в мать. А в такой ситуации и впрямь до дрожи в теле страшно, играть особо не нужно – и так болезненный ком в пересохшем от ужаса горле, - Женщины-женщины, что же вы наговариваете на меня? Я же ничего не знаю. Ничего. Совсем ничего, - она отчаянно разревелась, надрывно и мучительно стеная. Арни с удивлением глянул на раскрасневшееся лицо хозяйки и слабо заскулил.

- Реви-реви! С братцем своим убийцей наших детей ели. В аду тебе гореть. Скажи спасибо, что их матери не здесь. Разорвали бы тебя, гадину, на кусочки. Чтоб ноги твоей в наших краях не было! Поняла? В другой раз мужиков позовём, и собака твоя тебя не спасёт.

- Хорошо. Уеду. Как вы скажете. Всё, как скажете, сделаю, только не надо собачку травить! Он хороший, добрый. Не надо!

Надя никогда не любила животных, но смутно понимала, что жалость к собаке одержит над глупым бабьём верх.

- Иди отсюда!

- Можно он в туалет сходит? Женщины, пожалуйста.

- Пусть в квартире твоей вонючей ходит.

- Он на улице привык. Не сможет в квартире погадить. Ну, пожалуйста!

- Пойдёмте, девчата. Собака не виновата. Но тебя, чтоб не было тут, поняла?

Злые голоса смолкли.

Ветер гонял по песчаной земле какое-то сухое растение. Словно в американском фильме про индейцев, которые так любил Надькин бывший муж. А ведь он всё ещё надеялся помириться, приезжал. Чирикали воробьи. Пригревало солнце. Надька никогда не ела людей, но, если глупые бабы пустят слух по городу, ей точно конец. Решение пришло сразу. Бежать! Бежать! Как можно быстрее. Под ложечкой слегка заныло. А кобеля, пожалуй, лучше не усыплять. По крайней мере, пока. Суровое выражение морды безобидного и слабохарактерного пса ещё не раз её спасёт. Кстати, по странному стечению обстоятельств, он-то людей ел.

Надежда Семёнова и пёс Арнольд укатили под покровом ночи в неизвестном направлении на стареньком Пазике (* автобус производства павловского автобусного завода) с заляпанными грязью номерами. Мириться с мужем-забулдыгой. В Богом и людьми забытую деревню.

Всё забудется. Всё забывается. Главное, ни в чём не признаваться.

Мать признали виновной и дали 13 лет лишения свободы в колонии общего режима. Её артистизм в суде присяжных не оценили. А споры по Олегу долго не утихали. Вменяем ли он?

Надежда точно знала, что брат вменяем, а его обострённые чувства – это особый дар, награда и божья благодать, но молилась, чтобы тот попал на лечение, а не в тюрьму. И её молитвы через некоторое время были услышаны. Бог на их стороне. Надя свято в это верила. Несмотря ни на что, брата она по-своему любила. Да и прикрываться его психическим заболеванием удобнее. Кому нужен родственник-уголовник?

Жалела ли она загубленных братом детей и женщин? Вопрос сложный. Это лишь чёрно-белые картинки из прошлого: бледные лица, обречённые глаза, раболепная покорность. Никто из них не пытался сбежать, никто не боролся, никто не кидался драться. Находясь в многоквартирном доме, где полно любопытных ушей, они не делали для избавления от страданий ничего! Почему? Не хотели жить? А Надежда-то тогда тут при чём? Лишь одна к ней за помощью обратилась, да и то слишком поздно, когда и помогать-то лишнее. Странные люди. Они даже ели друг друга! Разделывали, как свинину на бойне, и ели. САМИ! Надя понимать их не хотела. Она не такая! Не такая, как ОНИ! Она выше, чище, лучше! По крайней мере, смелее… Или такая же? После всего случившегося верить в свою неприкосновенность стало сложно. Тогда, при встрече с тремя разъярёнными фуриями, Надя тоже превратилась в испуганный, неустроенный, никому не нужный кусок человеческой плоти. Если бы не Арни… Размышлять о своих страхах не хотелось.

Странно, что Олег никогда не верил в то, что он мессия! Ведь он явно пришёл в этот мир для того, чтобы рассказать о чём-то важном. Может быть, указать путь. Надежда почувствовала, что брат не такой, как все, ещё тогда, когда любовалась отблесками алого заката на лице у кормящей матери. Мученик!

Но никто, кроме Надежды, этого не поймёт. И какой тогда толк в его грёбаной, никому не понятной миссии?

Лучше бы вещий Олег оказался чьим-то чужим братом! Лучше бы он вообще никогда не рождался! Зря тётя Варя с дядей Иваном не разрешили пьяному дебоширу доделать своё благое дело. Отец чувствовал, каким-то шестым чувством знал, что родится нечто неудобное! Да, мать могла бы умереть от побоев. Ну, и что? Разве сейчас лучше? В детдоме у Нади хотя бы был бы шанс попасть в нормальную семью. Маленький, но шанс. Всю жизнь она боялась детдома, как огня, и чего добилась? Теперь вся её обычная, среднестатистическая, полная надежд на славное будущее жизнь летит из-за Олега под откос.

Привязанность и злость сплелись в душе женщины в один причудливый, полный злых противоречий, колючий, причиняющий невыносимую боль клубок.

Мессия или дьявол?

Дьявол или мессия?

Жалела ли Надя Олега? Или всё-таки ненавидела?

Надежда никого и никогда не жалела!