Арни снова голоден

Глава 30. Готова

Злой, что так и не успел «полюбить» Лилю перед смертью, Осинцев, тем не менее, правило неприкосновенности соблюдал. Около двух суток труп лежал у него в комнате возле стены. Лиля была «не готова». Ободранные обои свисали убитой на лицо, стыдливо прикрывая разбитые губы. Безжизненно остекленевшие глаза подружки очень пугали Машу, поэтому она изо всех сил старалась в сторону неподвижного тела не смотреть. Но взгляд упрямо падал именно туда.

- Не пускай сюда собаку, поганая гадина! – орал Осинцев на мучавшуюся циститом Таню, когда та то и дело бегала в туалет, но девушек не трогал. Пока Лилина душа связана с телом, нужно было соблюдать воздержание. По крайней мере, так Олегу представлялось. Обезумевший от запаха свежего мяса Арни отказывался этот факт понимать и постоянно лез в комнату любопытным носом.

В этот раз Олегу было невероятно грустно. Его всегда охватывала необъяснимая тоска, когда бессмертные души покидали тела, но прощание с Лилей доставляло особенно мучительные страдания. Белокурая и симпатичная, она отдалённо напоминала палачу его первую, любимую девушку, поэтому неудобные воспоминания постоянно роились в тяжёлой голове, вызывая нестерпимую боль в затылке.

- Хватит мне названивать. У меня голова от твоих звонков болит! – рычал Олег на мать в трубку, когда та интересовалась, готова ли жертва отбыть, - Голова болит, поняла ты?

Мать обижалась и несколько раз порывалась рыдать, но быстро успокаивалась. Её холодная, не склонная проявлять эмоции дочь утешать и сочувствовать всё равно не умела, а плакать вхолостую Людмиле было неинтересно. Какой смысл тратить себя на истерику, если никто этого не оценит? Никакого.

Надежда беспокоилась. Неприятное тревожное чувство в груди не давало ей расслабиться. Нос почти не дышал. Капли действовали кратковременно и быстро заканчивались. Надя точно знала, что её навязчивый насморк – это нервное. Да, панике она не поддавалась и вела себя спокойно, но в душе что-то неуловимо поменялось. Как будто мучило злое предчувствие. Женщина никак не могла понять, что конкретно её беспокоит – Олег жил так, как живёт сейчас, уже давно. Никто из соседей Осинцева не подозревал. Напрочь глухая старуха-соседка ничего не слышала. Эта древняя, страдающая тугоухостью рухлядь, если заснёт, то и от взрыва водородной бомбы не проснётся. Последние, до смерти запуганные, несмелые и хиленькие девчонки вели себя, на редкость, тихо и вежливо. Впрочем, у вспыльчивого и скорого на расправу Олега тихими, рано или поздно, становились все. Тот обладал над своими девицами необъяснимой, почти паранормальной властью. Тем не менее, предчувствие неминуемо надвигавшейся беды грызло мудрую Надежду почти каждый вечер. Возможно, она просто боялась попасть под сокращение.

Тем временем в квартире отчаянно тосковавшего, неминуемо терявшего человеческий облик Осинцева творился хаос. Обезумевший от головных болей палач буйствовал несколько часов, когда Таню, кое-как вспоровшую уже «готовой» Лиле живот, вырвало. Олег рассёк Тане бровь и сломал Маше запястье, но этого всё равно было мало. Помещение давно не проветривалось, и зловонные пары отбывшего в мир иной тела сводили хозяина квартиры с ума. Запахи превращались в многоголосый и нестройный звук, давящий на барабанные перепонки. Как будто хор непрофессиональных певцов пел на разные лады, не попадая в ноты. Мужчина то отчаянно боролся со спёртым и тяжёлым воздухом, неэффективно размахивая жилистыми руками, то снова нападал на ползающих по полу девушек, награждая их грубыми пинками и болезненными затрещинами.

- Тушу нужно выпотрошить, чего непонятного? Бери нож в руку, поганая гадина! – орал он на бледно-зелёную Таню, вздрагивающую от неукротимых рвотных позывов, занося над несчастной кулаки, - Из-за тебя мясо испортится. Арни хочет есть! Ты не любишь Арни?

- Олег, прости меня. Ну, прости, пожалуйста. Я не умею. Я первый раз. Я никогда такого раньше не делала, - оправдывалась девушка робко, изо всех сил стараясь угодить, - Олег, я не специально. Меня правда тошнит.

- Ну, ладно, - внезапно сменил гнев на милость Осинцев, благостно улыбаясь. Заискивающий тон симпатичной Тани был ему по нраву, - Снимай платье. Сегодня уже можно. А Лилю выпотрошит Маша. Да, Маша? Давай-давай, начинай, пока мясо не испортилось. А мы с Таней пока полюбим друг друга, – корчившаяся от нестерпимой боли в руке, самая молчаливая из подружек Маша смущённо кивнула. Она, неказистая и худосочная, ещё ни разу не была изнасилована, потому что хозяину не нравилась. Подумать только – совсем недавно глупая Маша печалилась, что некрасивая. Всего пару месяцев назад ей хотелось внимания юношей! Теперь она молила Бога, чтобы стать ещё более невзрачной и незаметной, только бы потный, вонючий и мерзкий, обросший редкой, белёсой щетиной хозяин держался от неё подальше.

Вечером пришла мать со своим аспирином. Но Олег грубо выставил её за дверь, так и не разрешив себя вылечить. Ему было не до того. Безумные идеи в воспалённом мозгу кружились с монотонным гулом, как рой медоносных пчёл над ульем.

- Совсем с ума сходит, - доверилась расстроенная мать дочери перед сном, - Опять не бреется! Работу забросил. В квартире бардак, вонь. По-моему, он собаку перестал выгуливать! Надька, позвони ему. Может, тебя послушает. Нужно их закопать, подальше от греха. Зачем нам эти девицы нужны? Они уже долго у него живут. Как бы не сбежали. Ой, что-то на сердце у меня неспокойно, Надька.

Надежда возражать матери не стала, а о своих тревогах деликатно умолчала. Какой смысл и без того встревоженную пожилую женщину науськивать? Суть страха иррациональна, логике неподвластна, а значит, возможно, ложна. Но на душе всё равно скребли кошки.

А что, если Олег потеряет контроль над ситуацией, и кто-нибудь из этих легкомысленных существ доберётся до телефона и позвонит в милицию? Вероятнее всего, этих девиц уже ищут. Нет. Не может такого быть. Надя искренне верила, что Олег не настолько дурак, чтобы не побеспокоиться об этом. Неизвестность хуже всего. Чтобы действовать, нужна хоть малая толика стартовой информации. Как там брат? Чем живёт? Почему не выгуливает собаку? Женщина решительно протянула руку к телефону на прикроватной тумбочке.

- Олег! Что происходит? Мать беспокоится, о твоём здоровье, - произнесла Надежда твёрдо, но брат лишь сварливо чертыхнулся и невежливо бросил раздражавшую его телефонную трубку. Разговаривать с сестрой некогда. Дел невпроворот! Он был зол. Всё шло совсем не так, как хотелось. Мужчина выдернул ненавистный телефонный шнур из распределительной коробки и небрежно швырнул его себе под ноги.

Планы Олега были понятны и просты. Он внезапно осознал, что им, всем вместе, нужно съесть Лилю. Эта яркая мысль пришла к нему свыше, как озарение. Элементарно. Естественно. Логично. Это действо представлялось Осинцеву чем-то важным, полным сакрального смысла. Они жили в маленькой комнате вчетвером уже достаточно долго, и теперь мужчине захотелось с девушками породниться. Таня, Маша, Олег и… Лиля. Нет, не вчетвером – впятером! Арни, огромный, бесконечно ласковый «медвежонок» Арни тоже был членом коммуны. А теперь все они станут единим целым. Нет, не семьёй – чем-то большим!

Совсем недавно Олег обиделся и даже немного отчитал сестру за сравнение его с собакой. Но разве важно для Бога собака ты или человек? Свободный или попавший в клетку? Бог любит всех своих детей одинаково. И Олег любит! Они все единое целое. Лиля, Таня, Маша и он, и Арни. Единое. Целое. Их души изначально едины. Их встреча закономерна. Дело за малым: впитать в себя друг друга физически.

Таня не могла съесть ни кусочка и постоянно блевала желчью, а Маша отчаянно давилась и попёрхивалась. Сырое мясо нравилось только Арни – тот с большим аппетитом умял за раз целое бедро и уже с жадностью грыз желтоватую кость. Никакого волшебства в сыром человеческом мясе Олег не обнаружил, более того Лиля оказалась жёсткая и «с душком». Вкусом своей недавней, такой симпатичной и аппетитной на вид пассии он остался разочарован. В голодные годы Осинцев уже пробовал мясо, которым кормил своих затворников, но тогда это была вынужденная мера. Причина сегодняшней трапезы – совсем не голод.

Смотреть на блюющую Таню было невыносимо. Голову Олега сжало тесным обручем, а в голубых глазах потемнело. Вне себя от накатившего иррационального бешенства Осинцев схватил девушку за волосы и принялся таскать её по всей квартире, сшибая углы.

- А-а-а-э-ы, - выкрикивал хозяин, мучаясь от невыносимой головной боли и жалобно корячась. Арни участливо заскулил, - Арни, мальчик! Как больно! Как больно! А-а-ы…

Боль отпустила Осинцева так же неожиданно, как и появилась. Вместо симпатичной девичьей головы Олег держал за волосы окровавленный кусок мяса. Таня была мертва, а её лицо представляло собой одно сплошное месиво. Видимо, он снова не рассчитал сил и перестарался. Но нестерпимая головная боль ушла, а, значит, смерть любившей его сегодня девушки была не напрасна! Любовь творит чудеса. Весь мир – это любовь.

Пёс залез на диван, свесив морду с подлокотника, и недвусмысленно повёл чёрным носом, принюхиваясь.

- Не время, Арни. Она не готова.

Маша сидела в комнате, одинокая и отрешённая, обняв себя тонкими ручонками за худенькие колени. Её карие, похожие на смородинки, раскосые глаза смотрели на Осинцева прямо в упор. Этот взгляд понемногу приходящего в себя Олега смутил. Ни страха, ни боли, ни желания понравиться. В пустых глазницах третьей девицы не отражалось ничего! Никакая. Самая неказистая. Олег брезгливо скривился, отводя взгляд.

- В ванную их оттащи, - приказал он устало. Ему, вдруг, нестерпимо захотелось спать, - Приберись. А то мать на меня ругается. Из-за вас, гадин, чуть, было, с семьёй не рассорился. Только, смотри, собаку не выпускай! Поняла, дура?

Отчаявшаяся выжить Маша слабо кивнула и поплелась, уныло и безропотно, исполнять хозяйский приказ. Девушка схватила то, что осталось от изрезанной ножом Лили, за подмышки и обречённо потащила ещё толком не размякшее от окоченения тело в коридор, стараясь не смотреть трупу в приоткрытые глаза. Мёртвая Таня лежала на полу, расставив руки в стороны, окровавленной головой к порогу. Маша посмотрела на подругу почти равнодушно – о произошедшем девушка уже давно догадалась по звукам. Когда боишься слишком долго, потихоньку к этому привыкаешь и рано или поздно перестаёшь что-либо чувствовать вообще. Как будто всё происходит понарошку. И лишь больное запястье возвращало отупевшую от запредельных переживаний Машу к действительности. Чуявший кровь Арни, тихонько скрёбся по ту сторону закрытой двери и чуть слышно скулил. Это Олег, озабоченный готовностью мяса, прикрыл его в соседней комнате, для порядка.