Арни снова голоден

Глава 34. Бабка Шура.

Последнее время у соседки Семёновых бабы Шуры сильно шалило сердце. А ещё по телевизору всякую бесовщину показывали. Где это видано, чтобы люди людей ели? В Советском Союзе точно такого не было. А сейчас? Тьфу, а не общество, никакого порядка, распутство и распущенность. Телевизионная передача про семью людоедов очень Шуру впечатлила и расстроила.

- Пойду я, Коль, малину соберу, - доложила она своему деду, устало кряхтя. После обеда они обычно отдыхали, но сегодня Шуре было не до сна, - Какую нынче гадость по телевизору показывают! Невозможно смотреть. Разве при СССР такое было?

- Ты про что это, Шур? – толстокожего деда Николая невозможно было пробрать ничем. Он непонятливо посмотрел на возмущённую супружницу и почесал седой затылок.

- Про людоедов, конечно. Разве в наши дни бывает такое? Зачем про это людям показывать? Гадость! Какая же это гадость! Надо жалобу на телевидение написать.

- Людоеды? Какие людоеды? – оказалось, что дед Николай ничего не услышал. Видимо, кимарил, негодяй. Неужели опять самогоном угостился? Деду Шуриному уже под восемьдесят, а туда же, бессовестный!

- Коля, а ну-ка дыхни! – из ушей разозлённой бабки пошёл пар. Контролировать мужиков надо. Даже таких старых, как Коля. Дети и те смышлёнее, чем её пожилой раздолбай.

- Я тебе, Шура, не подросток! – оскорбился трезвый, как стёклышко, дед, - На тебя дышать не буду. А я считаю, что правильно! Правильно!

- Что правильно? – бабка обиделась. Её Коля редко с ней соглашался и, как будто назло, всегда и во всём перечил, - В чём правильно-то? В том, что такие уродцы на свете живут?

- Правильно то, что о них стали говорить! Шура, все об этом знать должны! Все!

- Почему это правильно? Чтобы плохому людей научить?

- А ты хочешь голову в песок засунуть и не знать ничего? – упрямый фронтовик сурово нахмурился. Жену он любил, но убеждения были сильнее любви, - Не знать ничего? Да, Шура?! А я, Шура, знать хочу, чем люди живут! Если живёт на свете такая тварь, пусть все знают, что она есть!

- А я не хочу знать! Не хочу! Ты и сам-то толком не слушал, а туда же! Зачем о таком рассказывать? Надо о героях говорить, патриотов воспитывать, а не об этих паразитах, нелюдях трепаться! Ещё и среди дня включили. А если дети увидят?

- А я считаю…

- Да ну тебя!

Старики повздорили.

Расстроенная Шура сняла с гвоздя пластиковый ковшик и вышла из избы, прихрамывая на левую ногу и ворчливо бубня себе под нос что-то невразумительное.

В малиннике было хорошо. Кружили пчёлы, суетились муравьи, припекало макушку солнце. С громким гулом пролетел около уха огромный, яркий шмель. Шуре уже за семьдесят, но слышала она так же хорошо, как и в двадцать. Бог дал ей отменный слух с рождения. Даже глуховатый дед завидовал.

Но он всё равно подкрался к старухе незаметно. КАК?

Под кем-то очень тяжёлым хрустнула сухая ветка. Шура невольно скосила взгляд и тут же подпрыгнула от неожиданности, выронив из морщинистых, худосочных старческих ручонок белый пластиковый ковшик. Немногочисленные ягодки просыпались на раскалённую после полудня землю. По телу Шуры пробежали мурашки, а пальцы ног онемели. В груди что-то лопнуло и разлилось горячей струёй по животу. Последнее, что увидела Шура перед смертью – это бесконечно тоскливый и голодный взгляд жёлтых собачьих глаз. Не зря прозорливая женщина Арни боялась. Отжившее свой срок, больное сердце остановилось. Умирающее тело тяжело рухнуло, сминая своим весом малиновые кусты и давя сочные ягоды.

Старые глаза слезились. Дед Николай вскинул охотничье ружьё и прицелился. Нажал на спусковой крючок. Осечка. От горя закружилась голова, мир перед пожилым мужчиной закачался, как после карусели. Кое-как дед взял себя в руки, но скрюченные артритом пальцы всё равно тряслись мелкой дрожью. Огромный мохнатый зверь, похожий на медведя, жрал его любимую женщину, лежащую в малиннике без движения.

Меткий выстрел. И собачья голова разлетелась по двору алыми брызгами. Пёс задёргался в мучительных судорогах и понемногу утих. Дед Николай откинул ружьё и упал на колени, закрывая трясущееся лицо пахнущими порохом ладонями.

- Надя, скажи мне, откуда у тебя эта собака? Надя, слышишь меня? – Семёнов недружелюбно тряс больную жену за плечи. Лежавшая на больничной койке женщина непонятливо нахмурилась.

- Какая собака? У меня нет собаки, - отёки понемногу сошли, и Надькино лицо стало похоже на человеческое. Её здоровье потихоньку восстанавливалось. Врачи планировали готовить пациентку к выписке.

- Арни! – по лицу Семёнова сами собой потекли слёзы. Он настолько прикипел к ласковому псу, что в произошедшее до сих пор не верил.

- А, этот… Это собака Олега.

- Так я и думал. О, господи! Почему Арни не усыпили?

- Когда Олега задерживали, мне позвонили соседи, по просьбе матери. Я просто пришла и забрала собаку к себе, а потом квартиру опечатали.

- Тебе просто его отдали?

- Ну, да. А зачем он им? Он же не разговаривает. А что случилось?

- Надя! Он сожрал бабу Шуру. Как мне теперь в глаза людям смотреть?

- Что? Сожрал? – Надежда хрипло и провокационно рассмеялась. Семёнов ужаснулся, - Ну, да. У него такой рацион. Не смог к обычной еде приспособиться.

- Надя? Ты смеёшься? – мужчина нервно сглотнул. Значит, его подозрения верны, и жена была в курсе? Мало того, она спокойно жила, спала и ходила на работу, пока безумный брат мучил у себя в квартире женщин и детей? Волосы на голове ужаснувшегося Семёнова зашевелились. Погиб человек. Много людей погибло. А она просто ржёт? Кулаки сами собой сжались, а лоб покрылся холодной испариной.

- А что, я плакать должна? Баба Шура мне не родственница.

- Значит, ты в курсе была, гадина? Знала и молчала? – добродушный мужчина вцепился в полные Надины плечи с неистовой силой. Его потемневший взгляд налился кровью и звериной ненавистью. Надя запоздало запнулась. Сама того не осознавая она выдала мужу свою главную тайну.

- Нет, конечно! Нет! Отпусти. Мне больно.

Семёнову вдруг неистово захотелось задушить это существо на больничной койке. Нелюдь. Жестокая, циничная нелюдь. Той женщины, которую он когда-то полюбил, никогда не было.

- Не смей ко мне возвращаться. Вернёшься – рядом с Арни закопаю. В моём селе места для тебя нет.