The Englishman Who Slowly Descended Down The Mountain — Друг по вызову

Не серебро, конечно, а белое золото, да и сделаны они были около трех веков тому назад… Майкл не стал всего этого говорить, боясь спугнуть момент — Элизабет так и лучилась счастьем. Она аккуратно сняла простые серебряные серёжки в форме небольших листочков, что были на ней, и поспешила примерить обновку.

— Ну, как? — спросила она, демонстрируя ему правое ухо.

— Ты прекрасна, — признался он.

— Льстец, — смутилась она. — я тебя про серёжку спрашиваю.

— До этого она была невзрачным кусочком металла с блёклым камешком в нём, но едва её коснулись твои изящные пальчики, камешек превратился в жемчужину, а металл засиял… — сказал он и добавил с удивлением: — Ума не приложу, как тебе это удалось?

Элизабет снова покраснела и закрылась картой вин.

— И это тоже не комплимент? — поинтересовалась она.

— Нет, конечно, — развёл он руками. — Я же тебе рассказал про своё положение и про несчастную любовь.

— Про положение я уже слышала, а про любовь ты мне всё никак не расскажешь, — упрекнула она. — Кстати, дети появляются только у неосторожных дурочек…

— А у Очень Осторожных Умниц детей не бывает? — переспросил Майкл, с выражением выделяя каждое слово.

— Не бывает, — решительно ответила она. — Они оттого и Умницы, что Очень Осторожные. Слушай, а почему это, пока ты меня отвлекаешь разговорами и смущаешь красивыми словами, еды на столе становится всё меньше и меньше? Это ты так о моей фигуре заботишься?

— Совсем нет, — возразил он. — Точнее, да, но — нет, — она фыркнула, и он улыбнулся. — Я не о твоей фигура забочусь — которая, надо сказать, само совершенство — а о своём пустом желудке…

Элизабет позволила своему щиту немного опуститься, и ему стал виден довольный румянец, который снова покрыл её щёки.

— Раз ты такой льстец, — сказала она, позволив себе некоторую игривость, — то так и быть, можешь выбрать себе самое вкусное угощение.

— Давай лучше я тебе расскажу про твои глаза, изумрудами сверкающие в тени пушистых ресниц, про шелковистые волосы, переливающиеся в свете свечей, и про коралловые губы, что слаще малины и притягательнее всего золота мира, — предложил он.

— И что ты за это потребуешь? — спросила она.

— Сущую безделицу, — ответил Майкл. — Всё, что на этом столе. Чтобы не мучиться выбором. И волки сыты… — он хищно улыбнулся. — Ну, ты меня понимаешь.

— Ну, хорошо, — кивнула Элизабет. — Волк… С условием, что еду ты будешь не жевать, а проглатывать — как и положено настоящему волку — чтобы не отвлекаться от своих сладких песен, в которых будешь меня восхвалять, — она отложила в сторону карту вин и сложила ладони одну на другую, подпирая ими подбородок: — Приступай же, придворный славослов!

Казалось, она понимала его с полуслова, и он в очередной раз поймал себя на мысли, что ему не приходится тщательно подбирать, что говорить — она сразу вникала в смысл того, что Майкл имел в виду, независимо от способа, которым он пытался его донести. Она с лёгкостью принимала предложенные им словесные игры и предлагала свои — столь же занимательные. При всём при этом Элизабет не пыталась с ним флиртовать и строить глазки, очевидно, чувствуя неуместность и ненужность подобного в их отношениях. Вечер определённо удался, хотя он и ловил временами её грустный взгляд, направленный в сторону, за окно. Объяснение этому у него было — она по всей видимости всё же тяготилась разрывом со своим ухажёром. Нет, по-человечески и по-мужски Майкл его понять мог — не каждый выдержал бы подобной пытки воздержанием — но тем не менее, он уже считал Элизабет своим другом и кроме неприязни ничего к бросившему её глупцу не испытывал.

На третьем часу их празднования официант принёс им небольшой торт, стилизованный под китайский символ дуализма, в кругах которого стояло по свечке.

— Это что? — удивился Майкл.

— Безе с кремом, ликёр, глазурь из чёрного и белого шоколада, свечи из натурального воска, — просветил его официант, хотя вопрос был адресован и не ему.

— Я решила, что раз день рождения у нас обоих, то и торт должен быть на двоих, — по-заговорщицки сказала Элизабет. — Ты ведь не против?

— Цвета, на мой взгляд, несколько… — нахмурился он.

— Матримониальные? — весело спросила она.

— Именно, — согласился Майкл. — Кому-то женитьба может и в радость, а по-моему, чёрный и белый — цвета траура. Скорби об утраченной свободе. Боюсь, меня аллергия замучит. Или фобия. Боязнь чёрного и белого.

— Не замучит, — решительно возразила она. — Ты вообще крепкий. На вид, по крайней мере. Свечки задувать будешь?

— Конечно, — пожал он плечами. — А которая чья?

— Чур моя белая, — поспешно сказала Элизабет.

— Ну, тогда моя — чёрная, — смирился он и повернулся к официанту: — Петь нам поздравления, насколько я понимаю, никто не собирается?

— Джентльмен понимает совершенно правильно, — насупился тот. — У нас здесь приличный ресторан, а не филармония.

— В филармонии, кстати, вполне неплохо кормят, — тихо сказал он, стараясь не шевелить губами.

— Наше заведение приветствует всех любителей музыки, — снова подал голос официант. — Здесь они могут отдохнуть в тишине и покое.

— На счёт три, — прервала их диалог Элизабет. — Три! — и дунула, задувая обе свечи.

— Элизабет! — с упрёком сказал он. — Предполагалось, что я сам задую свою свечку.

— Если джентльмен пожелает, то совершенно случайно у меня в кармане завалялось огниво, — почтительно склонил голову официант.

Майкл поднял руку в отрицательном жесте.

— Я предпочитаю по старинке, — признался он. — Кусочком мха и деревянной палочкой.

— Я попробую спросить на кухне. Палочки у нас точно есть, а вот со мхом могут возникнуть проблемы… — невозмутимо поклонился официант и действительно отправился в сторону кухни.

— Ну вот, — огорчилась Элизабет. — А порезать, а разложить по тарелочкам?

— Не знаю, как кому, — заявил Майкл, кровожадно целясь вилкой в торт и обводя его целиком, — а мне в тарелочку уже положили.

— А мне? — жалобно спросила она.

— Кто не успел, тот опоздал! — заявил он, но потом смягчился и пододвинул торт ей. — Ладно уж, твоя взяла. И то только из-за того, что ты такая хорошенькая!

— М-м, неплохой кстати тортик, — оценила Элизабет, сняв пробу. — Рекомендую!

— С удовольствием, — откликнулся он, отхватывая кусочек.

Когда от торта, который они быстро уничтожали совместными усилиями, осталось чуть меньше пятой части, краем глаза он приметил появившегося официанта с лопаточкой для разрезания. Тот осуждающе покачал головой и вновь исчез, не желая мешать. Элизабет с сожалением отложила вилку и промокнула губы салфеткой, а потом взяла с соседнего стула не очень большую подарочную коробку и поставила на стол.

— Я тебе тоже приготовила подарок, — довольно сказала она.

— Мне? — спросил Майкл и от неожиданности чуть не поперхнулся. — А мне-то за что?

Элизабет лишь улыбнулась в ответ и аккуратно сложила руки, дожидаясь, пока он закончит с тортом. Наконец, он взял коробку в руки и приложил к уху, словно пытаясь расслышать, что там внутри.

— Ты что там ищешь? — со смехом спросила она. — Открывай уже!

Он развернул искусно наложенную упаковку, раскрыл коробку и обнаружил в ней другую — поменьше, цилиндрической формы.

— Ави Россини, — бросив лишь один взгляд, оценил он, открывая крышку и разглядывая яркую расцветку дорогого галстука, а потом с упрёком посмотрел на неё.

Галстук за три с половиной сотни… Даже если попасть на распродажу, то всё равно придётся отдать от шестидесяти до ста пятидесяти… Элизабет, притворившись испуганной от его строгого взгляда, снова спряталась — на этот раз за десертным меню — и ему остались видны лишь её смеющиеся глаза.

— Хм, — пробормотал он озадаченно. Чёрт с ними, с деньгами — в конце концов, она ничего ему не сказала по поводу серёжек… Даже учитывая, что она не предполагает, сколько они в действительности стоят. — Я хотел сказать… Мне очень приятно, что ты обо мне вспомнила, — нашёлся он. — Спасибо большое, мне твой подарок очень понравился! Я как раз о таком давно мечтал!

— С днём рождения, Майкл, — сказала она, салютуя ему шампанским.

— Спасибо, Лиззи, — растроганно ответил он, легонько чокаясь бокалами.

Его попытка — хитроумная, как ему показалось — вызвать кэб с расчётом погрузить её в такси и сразу распрощаться была с негодованием отвергнута. Она обиженно оттопырила губу, сделала печальные глаза и выразила удивление тем, что он почему-то не желает составить ей компанию в пешей прогулке. Конечно, он взялся её проводить. В левой руке он нёс корзину с подарками — её и своим — а на правой повисла Элизабет. Она обхватила его локоть обеими руками и словно танцевала у него под боком, чему-то улыбаясь.

— Знаешь, сейчас, по-моему, замечательный момент, — сказал он, глядя на её счастливое лицо с сияющими на нём глазами.

— Для чего? — спросила она.

— У тебя когда-нибудь было такое, будто каждое слово, что ты произносишь — это имя того единственного человека? — спросил Майкл, глядя на тротуар перед собой. Она помотала головой. — Когда ты что-то говоришь, а губы упрямо пытаются выговорить его имя. А когда ложишься спать, в голове крутится — “Люблю, люблю, люблю!” — он посмотрел на неё, ожидая ответа.

— У меня было, — нехотя призналась она, — когда я ложилась спать, и меня трясло от ярости, а перед глазами вставало его лицо, и в голове продолжали возникать картины того, что бы я с ним с таким удовольствием сотворила… Мои соседки по комнате не могли спать от того, насколько громко я при этом скрежетала зубами.

— Что-то знакомое, — задумчиво сказал он. — Но это ведь ты не про своего незадачливого ухажёра говоришь?

— Нет, — помотала головой Элизабет. — Это я про моего одноклассника, которого ты в прошлый раз назвал Зубовным Скрежетом.

— Понятно, — улыбнулся он. — Вот, значит, какая у тебя любовь была.

На миг глаза её сверкнули, и ему явно послышался скрежет её зубов, а потом она так же быстро расслабилась и улыбнулась ему.

— А знаешь, может, ты и прав, — вдруг согласилась она, немного подумав. — Я в школе больше ни о ком так подолгу не думала, как о нём. Хорошо, что школа наконец закончилась, а то бы я точно без зубов осталась!

Она дёрнула Майкла за рукав, останавливая, и он обнаружил, что чуть было не прошёл её крыльцо. Она развернулась к нему, и взгляд её стал серьёзным.

— Элизабет, — склонил он голову и протянул ей корзину, по прежнему надеясь, что вечер закончится тем, что они мирно распрощаются, и он уйдёт.

Надежды оказались тщетными. Она взяла его руку в свою и сжала, одновременно проводя по ладони пальцами. Он обречённо замер — похоже, его худшие ожидания всё-таки оказались верными, и их дружбе пришёл конец. Майкл грустно улыбнулся, слегка склонив голову набок, а она повторила его гримасу, лишь чуть сильнее раздвинув уголки губ. Значит, она тоже осознаёт, к чему приведёт её настойчивость, но отступать не намерена. Её лицо снова разгладилось, и Элизабет легонько потянула его на себя, глядя в глаза, а потом отпустила руку и развернулась, чтобы отпереть дверь. Он послушно шагнул вслед за ней. Включив свет в прихожей, она дождалась, пока он войдёт, быстро — пока он не передумал — прикрыла за ним дверь и прислонилась к ней спиной, пристально глядя на него и одновременно сбрасывая туфли, чтобы сразу стать на десять сантиметров ниже.