Обширный заговор

* * *

17 августа 1998 года, 7 месяцев спустя, президент Клинтон давал показания в Белом доме в видеозаписи презентации для большого жюри Кеннета Старра. К тому моменту, конечно, Старр расследовал, солгал ли Клинтон в ходе своих показаний 17 января. В конце напряжённого дня допроса прокурорами Старра Клинтон представил яркую картину своего душевного состояния во время противостояния адвокатам Полы Джонс.

— Я думаю, мы могли бы также вынести это на обсуждение, — сказал Клинтон. — Я признаю это, сэр. Моей целью при даче показаний было быть правдивым, но не особенно полезным. Я не хотел выполнять работу за адвокатов Джонс. Я сожалел о том, чем им пришлось заниматься. Я сожалел о невинных людях, которых они мучили и травмировали. Я сожалел об их незаконной утечке информации. Я сожалел о том, что, как только они узнали о наших уликах, то поняли, что весь судебный процесс был фикцией — и что они продвигались вперёд лишь благодаря финансированию от моих политических врагов. Я сожалел об этом. Но я был полон решимости пройти по минному полю этих показаний, не нарушая закон, и, полагаю, мне это удалось.

В офисе "Skadden Arps" в ту январскую субботу адвокаты и судья собрались за овальным столом ровно в 10:30. Там были 4 юриста из фирмы Беннетта; юрисконсульт Белого дома Чарльз Ф. К. Рафф; Билл Бристоу, представляющий Дэнни Фергюсона; и полдюжины юристов из "Rader, Campbell, Fisher & Pyke" из Далласа, штат Техас.

— Доброе утро, судья, — начал Беннетт и сразу же попытался взять себя в руки. — Президентство — важный институт, ваша честь, и очень важно, чтобы к нему относились с уважением и не выставляли на посмешище всему миру.

Он обвинил команду Джонс в утечке информации о показаниях Кэтлин Уилли, которые только что были завершены. Он подколол присутствующих шестерых юристов из фирмы Донована Кэмпбелла по поводу их планов освещать воскресные утренние выпуски новостей на следующий день.

— Моё единственное ходатайство в связи с этим, — продолжил Беннетт, — подчеркнуть важность того, чтобы ваша честь соблюдала ограничения и контролировала эти показания.

Судья разделяла опасения Беннетта, но признавала за собой долг действовать в соответствии с законом.

— Я мучилась из-за этого дела и очень неловкого характера некоторых вопросов в деле, — сказала она, затем добавила мнение, которое разделят многие люди ещё до окончания года: — То, что изначально было очень шокирующим и смущающим суд, теперь не такое шокирующее и смущающее.

После ещё небольшого предварительного обсуждения Беннетт объявил:

— Я вызываю президента.

Клинтон прошёл через двойные двери и тепло поприветствовал судью Райт. У президента также нашлось несколько слов для Билла Бристоу, который пытался последовать по его стопам в особняк губернатора Арканзаса. Он поздоровался с оператором видеозаписи и судебным репортёром. Полу Джонс и её адвокатов Клинтон не удостоил ни рукопожатием, ни улыбкой.

Это было более необычно, чем казалось. Клинтон гордился своей вежливостью по отношению к противникам, и получал извращённое удовольствие от общения даже со своими самыми ярыми врагами. Во время судебного преследования Старром двух банкиров из Арканзаса в 1996 году Клинтон дал показания по видео из Белого дома, где его резко допросил Хикман Юинг, который уже тогда был хорошо известен как ярый противник президента. После своих показаний Клинтон обошёл комнату, чтобы пожать друг другу руки, и некоторым показалось, что Юинг пытается избежать обмена приветствиями с президентом. Клинтон подошёл к Юингу, положил руку ему на плечо и практически развернул его, чтобы пожать руку. Но 17 января Клинтон не проявил даже вежливости по отношению к адвокатам Джонс и их клиентке. Он выразил им сожаление — и хотел, чтобы они это понимали.

— Сэр, — начал Фишер, — я хотел бы вручить вам то, что помечено как вещественное доказательство №1. Чтобы сегодня все было ясно, и чтобы мы знали, о чём идёт речь, вот определение термина, который будет использоваться в ходе моего допроса, и этот термин называется "сексуальные отношения". Я проинформирую суд о том, что формулировка определения составлена в соответствии с Федеральным правилом доказывания 413 [законом Молинари]. Не могли бы вы уделить некоторое время прочтению этого определения, потому что, когда я использую термин "сексуальные отношения", именно это я буду иметь в виду сегодня.

Это был в некотором роде подходящий способ начать дачу показаний. С момента своего возникновения более 3 лет назад дело Полы Джонс касалось не того, подвергалась ли Пола Джонс дискриминации при приёме на работу, а того, мог ли Билл Клинтон стесняться своей сексуальной жизни. Здесь Фишер начал эту кульминационную часть дела не с вопроса о номинальном предмете судебного процесса, а скорее об одержимости врагов Клинтона — сексуальных отношениях как общем вопросе. Задавая вопрос, Фишер вручил судье, президенту и своим адвокатам копию определения, которое он составил в Далласе ранее на этой неделе. Оно гласило:

Для целей настоящего заявления лицо вступает в “сексуальные отношения", когда оно сознательно вступает в них или совершает...

(1) контакт с гениталиями, анусом, пахом, грудью, внутренней поверхностью бёдер или ягодицами любого лица с намерением возбудить или удовлетворить сексуальное желание любого лица;

(2) контакт между любой частью тела человека или предметом и гениталиями или анусом другого человека; или

(3) контакт между гениталиями или анусом данного лица и любой частью тела другого человека.

“Контакт" означает намеренное прикосновение либо непосредственно, либо через одежду.

Даже по низким стандартам юридического языка это определение выделялось своей сложностью и непонятностью. Своими жалобами на определение похоти Беннетт напугал Фишера, заставив его решить довольно простой вопрос: что именно Билл Клинтон делал с этими разными женщинами? Враги президента дорого заплатят за ошибку Фишера.

Но в тот момент, когда определение передавалось по кругу, Митча Эттингера осенила другая мысль. Бывший прокурор заметил сходство формулировок с федеральным законом о сексуальном насилии. Он наклонился к Беннетту и прошептал:

— Боб, они пытаются заставить его признаться в преступлении.

У Беннетта была ещё одна мысль.

— Ваша честь, в качестве вводного вопроса, я думаю, что это действительно может привести к путанице, и я думаю, важно, чтобы протокол был чётким, — сказал он. — Например, там говорится, что "контакт" означает намеренное прикосновение, непосредственно или через одежду.

Что, если Клинтон похлопает Беннетта по заду и скажет, что ему следует похудеть на 4,5 кг? Это, по-видимому, подпадает под определение "сексуальных отношений".

Бристоу поддержал ту же тему:

— Честно говоря, я думаю, что это политический трюк, и я уже говорил вам раньше, что я думаю о политическом характере этого судебного процесса.

Беннетт был прав. Шлепок по заднице мог бы подпадать под пункт 2 определения.

Этот вопрос сразу же поставил судью Райт в тупик — и проиллюстрировал важность её присутствия при даче показаний. В принципе, она согласилась с аргументом Беннетта о том, что это определение было “слишком широким, слишком расплывчатым". Поэтому она вычеркнула пункты 2 и 3 и ограничила определение пунктом 1, который, по её словам, охватывал “преднамеренный сексуальный контакт". (Любопытно, что сторонники Клинтона и сам Клинтон позже утверждали, что это определение было слишком узким — что оно охватывало половой акт и ничего больше; в то время Беннетт жаловался, что оно было слишком широким — что оно охватывало любой вид контакта.)

Фишер, почувствовав себя немного обескураженным ещё до того, как президент начал отвечать на вопросы, попытался защитить своё первоначальное определение. Но Беннетт оборвал его.

— Ваша честь, — сказал он, — я возражаю против того, чтобы в протокол вносились подобные вещи. Это может просочиться в прессу. Почему они не спрашивают… они держат президента Соединённых Штатов в этой комнате в течение нескольких часов. Почему они не задают ему вопросы о том, что произошло и чего не произошло?… Он может спросить президента, что вы сделали? В определённых случаях он может конкретно спросить его, что он сделал, и разве не для этого нужны эти показания? Это не для того, чтобы устроить ему ловушку, и я собираюсь возражать против того, чтобы президент отвечал и должен был запоминать, что написано на всем этом листе бумаги, так как просто не считаю это справедливым. Это приведёт к путанице.

Фишеру пришлось быстро соображать. Он придумал запутанное определение, потому что хотел избежать раздражения судьи откровенными сексуальными вопросами. Но теперь Беннетт вынуждал Фишера именно такие вопросы и задавать. Воспользовавшись кратким изложением дела Трипп, Фишер мог бы немедленно поставить Клинтона на место, задав прямые вопросы типа “Занималась ли Левински с вами оральным сексом?" Но Фишер, совершив классическую ошибку юриста, придерживался своего плана.

— Что я пытаюсь сделать, так это избежать необходимости задавать президенту ряд очень непристойных вопросов и сделать это как можно более незаметно, — сказал Фишер.

Это вызвало ещё большую перепалку между адвокатами, и вскоре прошло уже 20 минут, а президенту не было задано ни одного вопроса по существу.

В какой-то момент Райт вздохнула:

— Честно говоря, мне просто будет непросто выносить постановление, и я все равно не уверена, что мистеру Клинтону понятны все эти определения.

Одно это предложение могло бы подорвать судебное преследование президента за лжесвидетельство, но Фишер оставил его безальтернативным. Спустя целых полчаса слушаний Фишер наконец перешёл к своей первой теме.

— Мистер Клинтон, — сказал адвокат Джонс, избегая уважительного обращения "господин президент“, — вам знакома женщина по имени Кэтлин Уилли?

Клинтон был готов к такому вопросу. Его история была простой и правдоподобной. Он познакомился с Уилли и её мужем во время предвыборной кампании 1992 года, а после выборов Кэтлин работала волонтёром в социальном отделе Белого дома. Однажды она посетила его в его личном кабинете в Белом доме, чтобы попросить о работе на полный рабочий день, потому что у её мужа были финансовые трудности. (Она потом вернётся домой в Ричмонд, и окажется, что в тот же день он покончил с собой.)

— Я очень хорошо это помню, — свидетельствовал Клинтон, — и она оставалась там недолго. Она была очень взволнована, и это была моя единственная встреча с ней.

Президент вёл себя не как опытный свидетель; он давал пространные ответы и часто сообщал больше, чем требовалось в вопросах. В какой-то момент он сам сказал:

— Я обнял её. Я обнял её, возможно, даже поцеловал в лоб. В этом не было ничего сексуального.

Но ветреность Клинтона иногда играла ему на руку, как, например, когда он добавил:

— Позвольте мне напомнить вам: Кэтлин Уилли сама попросила об этой встрече со мной. Я не просил её о встрече.

Примерно в 11:45 Фишер перешёл к новой теме.

— Итак, — сказал он, — вам знакома женщина по имени Моника Левински?