Обширный заговор

5. По-настоящему влюблена

— Сегодня 5 октября, ровно 8 недель с тех пор, как я стал независимым юристом, — начинал Старр обычное собрание своих сотрудников в Литл-Роке в 1994 году, — и вот чего я не достиг. Мы не собираемся быть Лоуренсом Уолшем. Я не собираюсь оставаться здесь вечно.

Почти все без исключения прокуроры Фиске покинули свои рабочие места, едва позволили приличия. Но Старр удивил отставших и вновь прибывших тоже. Его сотрудники почти сравнялись с сотрудниками Фиске по опыту и профессионализму. В его вашингтонском офисе первыми лицами были Марк Туохи III, бывший президент Ассоциации адвокатов округа Колумбия; Роджер Адельман, бывший высокопоставленный прокурор в Вашингтоне; и Джон Бейтс, который только что покинул руководящую должность в прокуратуре Соединённых Штатов в Вашингтоне. В Литл-Роке Старр нанял мужа и жену Рэй и Лероя Джан, которые были опытными федеральными прокурорами из Сан-Антонио, а также Брэдли Лермана и Эми Сент-Ив, ветеранов прокуратуры США в Чикаго. Некоторые из этих юристов имели перспективу поработать как адвокатами защиты, так и прокурорами. Старр даже перенял одержимость Фиске Уолшем. Как и его предшественник, Старр поклялся быстро и справедливо решать стоящие перед ним вопросы. Он попросил своих сотрудников взять обязательства всего на 1 год, потому что полагал (и здесь проявилась его неопытность), что этого будет достаточно, чтобы завершить расследование. (В отличие от Фиске, Старр не уходил в отпуск, поэтому продолжал получать семизначную зарплату в течение первых 4 лет работы независимым юристом.)

В целом Старр успешно извлёк выгоду из дел, начатых сотрудниками Фиске. 6 декабря 1994 года, всего через 4 месяца после вступления Старра в должность, Вебстер Хаббелл признал себя виновным в мошенничестве с юридической фирмой "Rose" и её клиентами на сумму более 400 тыс. долларов. 7 июня 1995 года Старр предъявил обвинение Джиму Гаю Такеру, преемнику Клинтона на посту губернатора Арканзаса, и двум другим лицам по делу о мошенничестве с банкротством. (После длительной серии апелляций по юридическим вопросам все подсудимые в конечном итоге признали себя виновными по делу, которое, по общему признанию, не имело никакого отношения к Клинтонам.)

Затем 17 августа 1995 года, сразу после первой годовщины своего приёма на работу, Старр обнародовал результаты своего расследования в Уайтуотере. Большое жюри присяжных Старра в Литл-Роке предъявило Такеру, Джеймсу и Сьюзан Макдугал обвинения в заговоре с участием "Madison Guarantee Savings & Loan". Сотрудники Старра назвали это “делом 825", потому что сложная цепочка событий началась с получения займа в размере 825 тыс. долларов. Теория заключалась в том, что Такер и Джим Макдугал сговорились заставить "Madison Guarantee Savings & Loan" одолжить эту сумму третьей стороне, которая, в свою очередь, поделилась выручкой с Дэвидом Хейлом. Компания Хейла, которая должна была выдавать займы меньшинствам, затем использовала эти деньги для получения мошеннического займа в размере 1,5 млн. долларов от Администрации малого бизнеса. Единственная ссылка на Клинтона касалась его знаменитого (и спорного) разговора с Хейлом в феврале 1986 года. Там Хейл утверждал, что Клинтон попросил его одолжить часть из этих 1,5 млн. долларов Макдугалам, чьи деловые предприятия включали совместные инвестиции в Уайтуотер. Разумеется, Клинтон утверждал, что этого разговора 9-летней давности не было, и в любом случае предполагаемый разговор едва ли имел отношение к делу Старра о заговоре. Но этот предполагаемый разговор с Дэвидом Хейлом был настолько близок, насколько Старр мог подобраться к президенту.

В целом, "дело 825" было типичным, хотя и довольно небольшим, федеральным расследованием преступлений "белых воротничков" — сложным, несексуальным и основанным на показаниях сотрудничающего свидетеля (Хейл), который, вероятно, был более виновен, чем кто-либо из тех, кто предстал перед судом. И по мере того, как проходили месяцы, посвящённые досудебной подготовке, перспектива вовлечения президента в этот заговор всё больше тускнела. Неподтверждённого слова Хейла не было бы достаточно, чтобы свергнуть президента. Джим Макдугал — эксцентричный, непостоянный человек, которого финансовые неудачи вынудили отказаться от жизни в белых костюмах и "ягуарах" и поселиться в новом доме в трейлере — публично защищал Клинтона и отрицал обвинения Хейла. Его бывшая жена Сьюзан не выступала публично, но её адвокат сказал, что она также отвергла обвинения Хейла. Даже если чета Макдугалов в конечном итоге набросится на Клинтона (а Джим так и сделал), их слова, скорее всего, мало что значили. Опытные прокуроры в офисе Старра начали понимать, что их дело в Уайтуотере начнётся и закончится судом над Такером и Макдугалами. Обвинители Старра пришли туда, куда привели их улики, и это было не очень далеко.

Странным образом эти первые дни расследования дела Старра почти помогли президентству Клинтона. Из-за расследования Старра все важные улики были защищены щитом секретности большого жюри, и никогда не было никаких утечек, имеющих значение (возможно, потому что никаких компрометирующих улик реально не было). Старр рассматривал возможность использования большинства свидетелей Уайтуотера в большом жюри или на судебных процессах, поэтому он лишил многочисленные расследования Уайтуотера, проводимые Конгрессом, этих потенциальных звёзд. Слушания по делу Уайтуотера, на которых председательствовали Альфонс Д'Амато из Нью-Йорка и Джим Лич из Айовы, вызвали мало интереса за пределами Вашингтона.

Как ни странно, 1995 год оказался годом обновления президентства Клинтона. Предыдущий год был поглощён катастрофами: назначениями Фиске, а затем Старра, провалом плана здравоохранения Клинтона и, что хуже всего, промежуточными выборами в Конгресс. В ноябре 1994 года республиканцы восстановили большинство в Сенате и, что удивительно, впервые почти за четыре десятилетия получили большинство в Палате представителей. В первые дни после разгрома президент был вынужден вяло доказывать, что он по-прежнему “актуален" в городе, который, казалось, принадлежал новому спикеру Палаты представителей Ньюту Гингричу. Но под руководством воскресшего Свенгали[14], Дика Морриса, Клинтон кооптировал некоторые элементы “Контракта с Америкой" Гингрича, отверг более экстремистские части программы и позиционировал себя в центре умеренной американской политики.

Решающий момент возвращения Клинтона наступил в борьбе за федеральный бюджет в ноябре 1995 года. В то время Клинтон предпочёл затеять ссору с Гингричем и Ко. из-за программы Medicare, а не “триангулировать" между республиканцами и демократами в Конгрессе. Чем больше президент клялся защищать это ценное право, тем выше он поднимался в опросах общественного мнения. По мере приближения решающего момента в адрес Клинтон поступало все больше хороших новостей. 8 ноября Колин Пауэлл объявил, что не будет баллотироваться на пост президента в 1996 году, оставив вероятным соперником Клинтона только пожилого и нехаризматичного Боба Доула. 14 ноября Клинтон осудил Гингрича и Доула за “глубоко безответственное" стремление сократить программу Medicare “как условие сохранения открытости правительства". Клинтон отказалась подписать их бюджет, и второстепенные федеральные служащие были отправлены домой в тот же день.

На следующее утро, на второй день правительственного кризиса, в Белом доме царило головокружительное, почти эйфорическое настроение. Те немногие сотрудники, которым разрешили выйти на работу, изо всех сил старались завершить переговоры о бюджете, что для некоторых было похоже на пижамную вечеринку без взрослых. Утро 15 ноября принесло президенту ещё более приятные новости. На завтраке с журналистами Гингрич сказал, что направил президенту более жёсткий бюджетный законопроект из-за того, как с ним обошлись на "борту №1"во время поездки в Израиль на похороны премьер-министра Ицхака Рабина.

— Вы приземляетесь на военно-воздушной базе Эндрюс после пребывания в самолёте в течение 25 часов, и никто с вами не разговаривает. Вас просят выйти из самолёта по заднему трапу... Это мелочно, — сказал Гингрич, — но всё же человечно.

Высказывания Гингрича немедленно вызвали сенсацию, и к полудню Джордж Стефанопулос организовал публикацию официальной фотографии с Гингричем и Клинтоном в самолёте в СМИ. Внезапно президент и все остальные увидели чёткий путь к одному из самых экстраординарных политических перерождений в американской истории.

Ровно в 13:30 15 ноября, согласно компьютеризированной системе контроля пропусков для работников и посетителей (WAVES), некая стажёрка по имени Моника Левински вошла в Белый дом. Она ушла только через 18 минут после полуночи на следующее утро.

Моника Левински