Обширный заговор

7. Их таблоидные сердца

Боб Беннетт не мог вечно откладывать дело Полы Джонс. Он достиг главной цели — отложил дачу показаний и установление других фактов до окончания выборов 1996 года, но даже самая искусная тактика затягивания событий могла лишь отсрочить, а не предотвратить неизбежное выяснение отношений в Верховном суде. Когда этот день настанет, Беннетту придётся быть готовым к одному из величайших конституционных противостояний той эпохи.

Беннетту никогда прежде не приходилось вести дела в Верховном суде, и он задавался вопросом: подходит ли он для этой работы? Беннетт знал, что поскольку судьи рассматривают это дело как касающееся президентства, а не нынешнего сотрудника, занимающего этот пост, у него больше шансов на победу. Возможно, ему следует позволить профессору права подать аргументы в защиту Клинтона, чтобы подчеркнуть более широкий характер проблемы. Беннетт высказал это Уолтеру Деллингеру, исполняющему обязанности генерального солиситора, который будет представлять департамент юстиции, утверждая, что дело Джонс следует отложить до конца срока пребывания Клинтон у власти.

Деллингер, сам профессор юридической школы Дьюка и опытный политик, сказал Беннетту, что тот ошибся. Беннетт был как раз тем, кто нужен делу — опытным судебным юристом, который мог бы объяснить суду, насколько жестоким и трудоёмким может быть современный судебный процесс для ответчика.

— Я займусь Конституцией, — сказал Деллингер Беннетту. – А ты расскажи им о реальном мире.

Силы Джонс готовились с такой же тщательностью. Краткое изложение дела было написано главными "эльфами": Джорджем Конвеем из Нью-Йорка и Джеромом Маркусом из Филадельфии. Конвей устроил так, что Гил Дэвис, добродушный виргинец, который должен был вести прения по этому делу, предстал перед судом двух самых выдающихся юристов-консерваторов в Вашингтоне. На подготовительном заседании в центре города Роберт Борк, бывший судья апелляционного суда и проигравший кандидат в Верховный суд, и Теодор Олсон, высокопоставленный чиновник департамента юстиции в администрации Рейгана, устроили Дэвису допрос так, как он мог ожидать от судей. В Вашингтоне политически настроенные юристы часто готовят своих союзников к битве в суде. Однако с одной стороны было необычно видеть, как Борк и Олсон выступают против президентских прерогатив, поскольку при других обстоятельствах они неизменно вставали на сторону исполнительной власти. Но в этом случае все было по-другому, потому что обвиняемым был Билл Клинтон.

Дрожь предвкушения пробежала по залу Верховного суда, когда 13 января 1997 года дело наконец было передано для рассмотрения. Сами судьи, подготовленные к историческому моменту, едва ли давали адвокатам обеих сторон закончить фразу, не набросившись с вопросами. У Деллингера, по крайней мере, была возможность выдвинуть свой основной аргумент о том, что “заинтересованность общественности в безупречном исполнении президентом своих обязанностей должна иметь приоритет над заинтересованностью частной истицы в возмещении ущерба". Но он получил взбучку в суде. Судья Скалия:

— Мы видим президентов верхом на лошадях, колющими дрова, ловящими рыбу, играющими в гольф… на самом деле, представление о том, что у него нет ни минуты свободного времени, просто не заслуживает доверия.

Деллингер изящно парировал этот выпад, процитировав президента Рейгана (который назначил Скалию) о том, что “у президентов нет отпусков; у них есть смена обстановки". Деллингер предупредил, что судебный процесс может быть “всепоглощающим", но главный судья Ренквист усмехнулся:

— Конечно, это может быть верно для человека с обычной работой. Но со всеми насущными проблемами, которые есть у президента, можно подумать, что для него это не совсем так.

27 мая 1997 года Верховный суд единогласно постановил, что Клинтон не имеет права затягивать рассмотрение иска. Пола Джонс получила право немедленно вернуться в окружной суд для рассмотрения дела. Оглядываясь назад, можно сказать, что в тупости мнения судьи Джона Пола Стивенса есть что-то почти милое. Несмотря на политические разногласия между девятью судьями, они разделяли с таким трудом добытую независимость от реального мира, и их мнение по делу Джонс свидетельствовало о коллективном невежестве. Прошли десятилетия с тех пор, как кто-либо из них вёл дело в качестве юриста. Несмотря на предупреждения Беннетта и даже Деллингера, они ничего не знали о суёте современной судебной практики, тем более в политически напряжённой обстановке.

Тезис мнения Стивенса состоял в том, что, поскольку судебный процесс Джонс полностью касался неофициального поведения Клинтона, её дело не имеет никакого отношения к его президентству, и, соответственно, оно не должно пользоваться особым правом на отсрочку. Кроме того, продолжал Стивенс, судебное разбирательство по этому делу не имеет большого значения. “Что касается рассматриваемого дела, — писал судья, — то нам представляется крайне маловероятным, что оно займёт [у Клинтона] сколько-нибудь значительное время". Все это было, конечно, с точностью до наоборот. Именно потому, что дело касалось личной жизни Клинтон и в не меньшей степени сексуальной жизни, ему будет уделено гораздо больше внимания, чем если бы оно касалось простой деятельности правительства.

С наивностью, которая при других обстоятельствах могла бы показаться достойной восхищения, судьи просто решили, что Клинтон не выше закона и что истица заслужила свой день в суде. Дело стало идеальным вместилищем как алчности СМИ (что привело, среди прочего, к распространению планов выхода книги), так и усилий политических противников президента (что побудило всех, от Роберта Борка до Люсианн Голдберг, ухватиться за дело Джонс)). Дэвис и Каммарата подали иск отчасти потому, что знали, насколько это будет отвлекать Клинтона, а также потому, что надеялись использовать дискомфорт президента для выгодного урегулирования. В политической культуре, где преобладал “вопрос характера", Суд не смог признать, что ничто не может отвлекать президента больше, чем иск о сексуальных домогательствах.