Обширный заговор

* * *

Гораздо позже Кеннет Старр станет одним из самых поносимых людей в Америке, когда его оппонентам в Белом доме при Клинтоне удалось создать неизгладимый общественный образ этого человека. Он был Бэббитом[11] со значком — сыном священника из Сан-Антонио, который в детстве ради забавы начищал обувь, став взрослым, бегал трусцой под звуки гимнов, а затем обрушил адский огонь и серу в должности прокурора. На одной из импровизированных пресс-конференций, которые Старр любил давать на подъездной дорожке своего дома в Маклине, штат Вирджиния, он сравнил себя с Джо Фрайди[12], но его неуклюжая манера поведения на публике едва ли могла больше отличаться от манеры детектива "только факты, мэм Драгнет". Будучи не в состоянии говорить о доказательствах в своей работе независимого юриста, Старр вместо этого читал благочестивые лекции.

— Здесь нет места невинной лжи. Здесь не место наводить тень на плетень, — сказал он, стоя на подъездной дорожке. — Нельзя осквернять храм правосудия.

Старр на самом деле соответствовал некоему архетипу, но это не Джо Фрайди и не инспектор Жавер[13]. Старр был законченным вашингтонским карьеристом, который поселился в столице скорее из личных интересов, чем из идейных соображений. Его определяющим качеством — даже более важным, чем благочестие (которое было настоящим), интеллект (который был значительным) или энергия (которая была феноменальной) — была его способность привлекать могущественных наставников. В 1975 году он работал секретарём у главного судьи Уоррена Бергера. Затем он провёл 4 года в юридической фирме первого генерального прокурора при президенте Рейгане Уильяма Френча Смита. В 1983 году, когда Старру было всего 37 лет, Бергер и Смит добились его назначения в Апелляционный суд Соединённых Штатов по округу Колумбия, второй по значимости суд в стране.

В суде Старр обладал способностью хамелеона сливаться с любой фракцией и кликой. Однажды, после устного выступления в зале суда, Старр оказался в центре настоящего спора между коллегами-либералами и консерваторами, которые выглядели так, словно вот-вот подерутся.

— Когда мы зашли в раздевалку после спора, у нас с судьёй [Лоуренсом] Зильберманом возник известный конфликт. Мы действительно поссорились, и он пригрозил мне телесными повреждениями, — вспоминал Абнер Миква, который впоследствии стал юрисконсультом Белого дома. — Все это время Кен продолжал смотреть в потолок. Было видно, что он как будто повторял про себя: "Меня здесь нет. Я этого не вижу". Он был мягким человеком, который старался избегать споров.

В 1989 году президент Буш убедил Старра уйти со своей пожизненной должности судьи и стать генеральным солиситором — главным адвокатом правительства в Верховном суде. Прозванный "Заботливым генералом" за почтительный стиль общения с судьями, Старр отстаивал ряд консервативных позиций, особенно в отношении абортов и утвердительных действий. Однако Старр, как и сам Буш, так и не убедил закоренелых правых в том, что он один из них. В 1991 году он проиграл назначение в Верховный суд, потому что консерваторы в департаменте юстиции заклеймили его “хлюпиком" — ненадёжным консерватором. (Вместо этого место досталось Кларенсу Томасу.)

После избрания Клинтона в 1992 году Старр стал партнёром в вашингтонском офисе юридической фирмы "Kirkland & Ellis", где зарабатывал более 1 млн. долларов в год. Осенью 1993 года, как раз в тот момент, когда начали появляться скандальные истории об Уайтуотере, Старра вызвали из его прибыльной ссылки для выполнения другого, деликатного поручения. Сенатский комитет по этике расследовал дело Роберта Пэквуда о сексуальных и других проступках, и председательствующие демократы попросили Старра просмотреть дневники Пэквуда на предмет материалов, имеющих отношение к делу. Объявляя о назначении Старра, "Вашингтон Пост" отметила: “Даже те, кто регулярно скрещивал с ним шпаги, приписывали ему справедливость. Его не считали идеологически зашоренным". Во времена, предшествовавшие появлению Моники Левински, дело Пэквуда считалось довольно непристойным, однако в ходе его работы от Старра не было ни единой утечки информации или жалобы на таковые.

Старр был далёк от того, чтобы ограничиваться юридической практикой и коротким сроком работы в Комитете по этике, он демонстрировал почти непреодолимое желание вступать в организации, выступать с речами и оставаться в центре событий. Казалось, он жил ради того, чтобы воплотить в жизнь старую поговорку: "если хочешь что-нибудь сделать, попроси самого занятого человека в городе". Старр был активным членом умопомрачительного числа профессиональных ассоциаций, включая Американскую ассоциацию юристов, Американский юридический институт, Американский фонд адвокатов и Американское общество судоустройства. В свете своего опыта работы в качестве бывшего судьи он согласился занять пост президента Института судебного администрирования. Один раз в неделю он читал курс конституционного права на юридическом факультете Нью-Йоркского университета. Он даже находил время руководить малоизвестной организацией под названием "Совет по совершенствованию судебной практики". В свете такого послужного списка неудивительно, что Старр одновременно вёл переговоры о работе с Фиске — и о работе самого Фиске.

Однако вся неистовая добровольческая деятельность Старра не могла заслонить фундаментальный факт о нем. Он был убеждённым политическим консерватором, который открыто выступал против Клинтона практически по каждому спорному вопросу того времени. До 1994 года он занимал видные должности, но никогда ни на одной из них не подвергался пристальному вниманию прессы. Из-за этого его личный стиль, возможно, заставил почти всех неправильно судить о нем. По натуре он полагался на других. Поджав губы, почти откинувшись назад во время большинства разговоров, Старр был вежлив до подобострастия. В городе, полном (в буквальном смысле) рычащих сторонников, Старр выделялся манерами. Было время в Вашингтоне, когда юристы могли продвигаться по профессии: до судейства, высоких административных постов и тому подобного — в основном беспартийным способом. Но Старр достиг совершеннолетия в то время, когда правовая и политическая системы сливались и нужно было занимать позицию той или иной стороны, чтобы наметить путь личного продвижения. Вежливо, но безошибочно Старр так и поступил, и к тому времени, когда его назначили независимым юристом, он уже давно подписал контракт со многими из тех, кто хотел уничтожить Билла Клинтона.

Действительно, хотя Старр сам не был идеологом, он всегда окружал себя таковыми. Возможно, он и не играл в высшей лиге, но его настоящие друзья принадлежали, как и Старр, к Федералистскому обществу, партийному братству, которое обеспечило интеллектуальную энергию революции Рейгана в судах. Он был нанят правым фондом Брэдли, который финансировал, среди прочего, журнал American Spectator, для защиты программы выбора школы в суде. Старр входил в консультативный совет по правовой политике Вашингтонского юридического фонда, ещё одного консервативного аналитического центра. Работая в "Kirkland & Ellis", он представлял Brown & Williamson и Philip Morris — две табачные компании, интересы которых на каждом шагу сталкивались с интересами администрации Клинтона. Он, конечно, уже высказался против юридической позиции президента в деле Полы Джонс и был близок к тому, чтобы представить доклад по её делу от имени ещё одной консервативной организации — Независимого женского форума. Старр даже дал совет Гилу Дэвису, адвокату Джонс, о том, как решить вопрос о президентском иммунитете от гражданских исков. Во всем этом не было ничего предосудительного или даже удивительного. Это просто отражало юридический мир, в котором жил Кен Старр до того, как в августе 1994 года его вызвали в Особый отдел.

Природа этого мира была, по сути, тем, что Фил Хейманн узнал о Старре, когда впервые изучил его досье по просьбе Джанет Рино. Никто не сомневался в уме Старра или его честности. Но Хейманн также услышал предупреждение: посмотрите на окружающих его людей. Старр был человеком, который никогда в жизни не возбуждал уголовных дел. Кто-то должен был научить его, как это делается. Как знал Хейманн и все остальные, кто имел опыт работы в системе уголовного правосудия, многие из этих правил: о справедливости, суждении и соразмерности — не были записаны на бумаге, и некоторые прокуроры следовали им более тщательно, чем другие. Старр был бы более зависим, чем большинство потенциальных прокуроров, от людей, которых он нанял. Больше, чем почти любой независимый юрист в истории, судьба Старра была бы в руках его сотрудников.

От кого, беспокоился Хейманн, Старр получит дельный совет?