Мариэтта

Константин Поливанов

Я не возьмусь сейчас (а может быть и никогда) писать полноценные воспоминания о Мариэтте Омаровне Чудаковой, мне посчастливилось быть ее современником, но решусь здесь вспомнить только несколько эпизодов, которые, как мне кажется, могут служить иллюстрацией ее темперамента, ее отношения к жизни и, может быть, даже ее интонаций, которые отпечатались в моей памяти.

В апреле 1984 в главном органе ЦК КПСС газете «Правда» была опубликована статья- письмо Мариэтты Омаровны Чудаковой и Анны Леонидовны Хорошкевич «Не к тому интерес», где описывалась ситуация в Отделе рукописей тогдашней Библиотеки СССР имени Ленина, когда руководство отдела решает (по большей части из идеологических соображений, что тогда написать прямо было невозможно), какие материалы показывать исследователям, а какие нет. Поразительна была сама публикация этого текста, каких трудов стоило М.О. убедить редакторов главного советского печатного органа напечатать материал, замахивающийся на неписаное правило практически всех советских архивных хранилищ, я сегодня могу только догадываться. Тогда я был одним из авторов готовившегося в издательстве «Советская энциклопедия» словаря «Русские писатели 1800–1917» и как человек, пишущий о литераторах, чья жизнь пришлась хотя бы частично и на послереволюционные годы, постоянно сталкивался с тем, что в каких-то документах мне отказывали. В редакции литературы и языка энциклопедии мне сказали, что необходимо, чтобы редактор «Правды» получил бы письма в поддержку опубликованного письма, и не только по почте; меня попросили сходить в редакцию газеты и отнести свое письмо, где были перечислены препятствия, которые чинили мне в Отделе рукописей. Я сходил на улицу «Правды», где помещалась редакция, и вручил письмо представительному и благожелательному редактору отдела писем, он благожелательно расспрашивал о готовящемся словаре и трудностях поиска материалов о малоизвестных авторах. Через несколько дней М.О. назначила мне встречу около редакции журнала «Коммунист», куда ходила, как я понимаю, в связи с теми же библиотечно-архивными проблемами, – уже через несколько дней стало ясно, что у руководства Рукописного отдела есть покровители куда более сильные – главному редактору «Советской энциклопедии» позвонили из ЦК КПСС и сделали жесткое замечание: «Почему это ваши авторы и редакторы ходят в “Правду”?» Но именно тогда, выслушав мой рассказ о походе в газету, М.О. пересказала мне одну из фраз моего недавнего собеседника – «“А ведь она (зав. Отдела рукописей) этих мальчиков еще и хлеба лишает”, сказал он задумчиво» – и тут же в своем очень памятном мне чуть насмешливом стиле спросила: «Костя, вы у него на хлебушек не просили?»

Это была моя первая встреча с Мариэттой Омаровной, в следующие годы мы встречались много раз и по самым разным поводам, оказывались рядом на огромных московских митингах в 1990 и на научных конференциях в Москве, в Стэнфорде, в Марбурге, в 1992 мою публикацию взяли в один из выпусков знаменитых «Тыняновских чтений», 2 января 1993 я был у нее на дне рожденья.

Эпизод, о котором я рискну вспомнить, относится уже к концу 1994. 5 октября 1993 в «Известиях» было опубликовано письмо 42 литераторов к согражданам и президенту с поддержкой решительных действий против попыток коммунистического реванша в России. М.О. поставила под ним свою подпись. Подробно о письме, значении событий тех дней и своей позиции она рассказывала на страницах Colta в 2013 в интервью Елене Рыбаковой. Год спустя, в сентябре 1994, М.О. решила, что нужно снова напомнить президенту Ельцину о том, что те же люди продолжают поддерживать его политику. Она попросила меня обзвонить примерно три десятка прежних подписантов и еще нескольких новых людей и предложить им поддержать новое письмо. Я сейчас уже не вспомню, кто именно из тех, кому я дозвонился, согласился подписаться, но в итоге письмо было опубликовано снова в «Известиях». К письму присоединились отдельным списком и несколько куда менее знаменитых «молодых» журналистов и филологов. В ноябре подписавшие были приглашены на встречу с президентом Ельциным в Кремль. Разговор шел в Георгиевском зале, а потом был продолжен во время обеда в Грановитой палате. Через несколько дней один из молодых журналистов опубликовал насмешливо-издевательский текст об этой встрече.

Так получилось, что я позвонил М.О. по телефону только через полтора месяца и совсем с другим сюжетом; выслушав меня, она очень сухо ответила, что ждала моего звонка раньше, по другому поводу, и, добавив «Оле привет», положила трубку. И до этого случалось, что Мариэтта Омаровна на меня сердилась, но в прежние разы достаточно быстро наступало примирение. Тут прошло едва ли не 10 лет до того, как М.О., где-то меня встретив, сказала: «Ну мы же с вами друзья, Костя».

Я не буду сейчас вспоминать деталей всех наших разговоров о том, чему и как нужно учить школьников и студентов, об учебниках, о русском языке, о филологах старших и младших, об издании книг. Вспоминается, что М.О. всегда говорила горячо, убежденно, с конкретными примерами, после недолгих по времени встреч оставалось ощущение, что сказано ею было очень-очень много важного.

В 2015 я, прочитав с сильным опозданием работу М.О. «Пушкин у Булгакова и “соблазн классики”», решил, что нужно написать ей о своем восхищении, извиняясь, что выгляжу глупо с комплиментами работе двадцатилетней давности, – и буквально через 15 минут получил ответ:

«Дорогой Костя, мне очень-очень приятен Ваш отклик. Честно говоря, я и сама думаю, что статейка – неплохец. Зерно ее (письмо Сталину внутри романа) было мною изложено в 1984 на первом международном симпозиуме по Булгакову (там есть, небось, ссылка) и вообще-то грозило мне прекращением зарубежных контактов… Вообще мой принцип был – ехать каждый раз как в последний. Когда я за обедом при всем честном народе обнялась с появившимся Эткиндом – это был фурор… “Такие времена”».

В заключение мне бы хотелось привести чрезвычайно выразительную надпись М.О. на «Жизнеописании Михаила Булгакова»: «Косте Поливанову и его близким – сердечно, с надеждами на лучшую участь России – от автора – М. Чудакова 23 февраля 1991 г. Москва».