Тени прошлого

— Есть такое выражение: «Сизифов труд». Оно пошло как раз оттуда. Согласно мифологии, Сизиф был сыном Аэолуса, или Эола, бога ветров. По-моему, сам он был полубогом, или чем-то вроде, не суть. У нас с этим Сизифом, честно говоря, очень много общего: ему, так же как и мне, видимо, скучно жилось на свете, и он постоянно находил себе проблемы на голову. И вот как-то раз он решил заковать в цепи бога смерти, Танатоса, чтобы люди обрели бессмертие. Этакая маленькая проделка, шутки ради. И какое-то время даже так и получилось. Но бог войны, Арес, или Аид, повелитель подземного мира, не оценили шутки. Кто-то из них освободил Танатоса, и Танатос решил отомстить. Объединившись с другими богами, он проклял Сизифа. Сизиф каждый божий день должен был закатывать на гору в подземном мире огромный камень, и как только камень достигал вершины, то тут же скатывался вниз, и всё начиналось заново. То самое выражение буквально означает «тяжкий, бессмысленный, изнуряющий труд».

Я решила сделать небольшую паузу, чтобы решить, как мне лучше продолжить свои пояснения, а Снейп тем временем внимательно на меня посмотрел, и в его глазах отчётливо читалось недоумение.

— Тина, я не понимаю, к чему… — начал говорить он, но я его перебила:

— Подожди немного. Знаешь, когда я впервые услышала этот миф, то вдруг осознала, что… что, возможно, я нашла ответ. Сизиф день за днём повторял одно и то же действо, бесконечно. Он закатывал камень на гору, камень скатывался с горы. И всё повторялось. Я смертна, Северус. Интересно то, что если ты попробуешь убить меня с помощью магии, то у тебя ничего не получится. Ни убить, ни исцелить меня магическим способом невозможно. Попытки были. Но если ты воткнёшь мне нож в сердце, или я упаду с обрыва, попаду под поезд, сломаю позвоночник — я умру. Я умру, Северус. Проблема заключается в том, что, родившись заново, я помню предыдущие жизни. Ты говоришь, что я выгляжу на семнадцать, но в действительности ты недалеко ушёл от истины. Биологически мне двадцать три. Но помню я далеко не двадцать три года.

Теперь на лице зельевара читалась крайняя степень изумления: он всё ещё не мог понять.

— Я не зря сказала, что боги прокляли Сизифа. Это проклятие, Северус. Я понятия не имею, за что меня могли так наказать, возможно, я тоже что-то сделала Танатосу, может, открыла ящик Пандоры, разбила святой Грааль. Я не знаю, понимаешь? Но всё повторяется. Я рождаюсь, спокойно живу какое-то время, это может быть пять лет, может сорок, а потом внезапно ко мне возвращается память. И я всё вспоминаю. Каждую свою смерть. Каждую смерть близкого человека. Всё то, что натворила до этого. Кем была до этого. Я живу какое-то время с этой ношей, пытаюсь бороться, но это сложно. Чаще всего наступает такой момент, когда мне проще утопиться, повеситься или вскрыть себе вены, чем жить со всем этим. Я умираю. И всё начинается заново. Только с каждым таким кругом прошлого становится всё больше, а ноша — тяжелее. Я иду на суицид с единственной надеждой, что, может быть, больше не вспомню. Но я вспоминаю. Практически всегда.

Та боль, которая всё это время была в моём сердце, нашла наконец-то путь наружу. Конечно, прошлое никуда не делось, но мне стало легче. Мне стало ещё легче. Я смогла наконец рассказать кому-то другому, что меня терзало, без опасения, что это станет известно во всеуслышание. Просто один человек делил боль другого, и боли стало немного меньше.

— Если честно, я потрясён, — Северус никак не мог переварить услышанное, и это было заметно по его лицу, на котором очень редко мелькали настолько явные эмоции. — Как?.. Откуда ты?..

— Это всего лишь мои предположения, Северус. Пойми, я в самом деле знаю не больше тебя. Неоткуда узнать. Я не встречала больше таких людей. Даже если они и были бы, то думаю, они не стали бы это афишировать. Просто есть один факт: я помню своё прошлое. Всё своё прошлое. Вот и всё. Ты бы видел лицо Дамблдора, когда он увидел меня летом, снова юную и прекрасную!

— Но он же знает? — оживлённо поинтересовался зельевар, улыбнувшись моей шутке.

— Да, но ему я рассказывала всё это без лишних подробностей и драмы, просто как сухой факт. У нас с ним вообще интересные взаимоотношения. И я думаю, что он не верил мне до конца на момент нашего знакомства, хотя и пытался помочь и сделать научное открытие. И он прекрасно знал, что я умерла тридцать с чем-то лет назад. Тогда мне в машину подложили взрывчатку… я умерла, а мы поддерживали весьма частую переписку, и… эм, в общем, кто-то из моих близких, видимо, написал Дамблдору письмо, что я… меня больше нет. Так что его чуть инфаркт не хватил, когда я вошла в его кабинет, живая и невредимая, и начала ныть, что устала и хочу отдохнуть.

— Нетрудно представить, — к Северусу снова возвращалось ехидство, а мой тон стал более непринуждённым.

— Конечно, я бы тут же оказала ему необходимую помощь, и даже немного совестно было вот так вводить в шоковое состояние пожилого человека, но ситуация того требовала, — сделала заключение я, не сводя взгляда с чёрных глаз, горевших в этот момент, как два уголька. И мне даже стало немного не по себе, потому что они были очень похожи на… те самые глаза, которые я так отчаянно хотела бы увидеть больше всего на свете… и которые мне никогда больше не суждено было увидеть.

— Подожди, если у тебя такие прекрасные взаимоотношения с директором, то почему ты не спросила у него про Тёмного Лорда, а допытывалась ответа от меня? — теперь в голосе моего собеседника просвечивалось лёгкое негодование, хотя и вполне обоснованное.

— Потому что в последнее время он ведёт себя странно, — по поднятым бровям я поняла, что это не оправдание, и стала дальше развивать свою мысль: — То есть он всегда ведёт себя странно, и для него это нормально, но в последнее время это «странно» перешло все границы. И тем более он сейчас практически постоянно куда-то ездит, да и эта Амбридж с министерством. И я решила, что не случится ничего страшного, если получу эту информацию от тебя.

— Может быть… — протянул Северус, переведя взгляд с моего лица на ночное небо, усыпанное десятками тысяч звёзд.

— Кстати, раз уж мы вернулись к этой теме, а что ты считаешь по этому поводу?

— Какому? — мечтательно поинтересовался он, зацепившись взглядом за созвездие Дракона.

— В плане вернулся Волан-де-Морт или нет? — осторожно пояснила я, уже немного опасаясь говорить с ним на эту тему, ведь в прошлый раз мой собеседник отвечал весьма неохотно.

— Ты спрашиваешь об этом меня? — он оторвался от ярких созвездий и снова пристально вгляделся в моё лицо, а недоумение в его голосе достигло своего предела.

— Здесь вроде никого нет, кроме нас, — резонно заметила я, немного удивлённая его реакцией.

— Я знаю, что он вернулся, — коротко ответил Северус, мигом помрачнев и опустив взгляд в пол.

Мне очень хотелось получить больше информации, но он тут же замкнулся, и я окончательно убедилась, что для моего нового друга эта тема очень неприятна. Поэтому я решила не портить окончательно атмосферу непринуждённости и, глубоко вздохнув, тоже стала изучающе смотреть на горевшие, словно бриллианты, звёзды и яркую луну.

— Я думаю, что на сегодня достаточно будет откровений… Тина, — любезно заметил Северус спустя десять или пятнадцать минут молчания, вставая с холодного пола, — мне нужно обдумать всё то, что вы мне здесь сказали.

— Но вам не кажется, Северус, что это просто нечестно — выпытывать у меня мои секреты и не делиться своими? — на меня начало накатывать возмущение от внезапно появившегося чувства, что рассказала я куда больше личной информации, чем в итоге получила. — Quid pro quo[2], профессор.

Он лишь усмехнулся в ответ, а затем миролюбиво произнёс, уже вступив на ступеньки лестницы, ведущей на верхнюю площадку Астрономической башни:

— Значит, в следующий раз будет моя очередь делиться секретами. Спокойной ночи, мисс Велль.

В который раз я смотрела вслед фигуре в чёрной развевающейся мантии, медленно спускавшейся по винтовой лестнице, а в голове вертелся навязчивый вопрос: «Какие же тайны скрыты в душе у этого нелюдимого человека?»