От ненависти до... любви?

Глава первая

Не говори, что любишь, но сделай так, чтобы слова были не нужны

NikaWalter

Меня зовут Гермиона Джин Грейнджер Малфой. Урождённая Грейнджер, по мужу — Малфой. Нет, я не ошиблась, моя фамилия пишется именно так — не Грейнджер-Малфой, а Грейнджер Малфой. Я понимаю, что это необычно. Но это длинная история, и началась она давно.

* * *

После окончания войны мы все вернулись в школу. Во время финальной битвы Хогвартс получил значительные повреждения, и было просто невероятно, что к новому учебному году замок смогли восстановить. Удивительным было и то, что на специальный восьмой курс вернулись не только ученики трёх факультетов, участвовавших в битве, но и большая часть слизеринцев. Надо отдать должное, люди, возглавившие министерство после победы, понимали значение слов «благородство», «честь» и «великодушие». Поэтому, несмотря на то, что приверженцы Волдеморта преследовались новой властью, детям пожирателей смерти разрешили вернуться в школу — закончить образование. Правда, под особым надзором аврората. Но всё же это было намного больше, чем то, на что рассчитывали их семьи.

Но, наверное, ничто не вызывало такого удивления в обществе, как наше возвращение в школу — Гарри, Рона и моё. Министерство предлагало выдать нам дипломы и считать, что наше участие в войне вполне может заменить сдачу ТРИТОНов с отметкой «превосходно». Предложение, конечно же, выражено было в другой форме, но суть его от этого не менялась.

Предположения высказывались самые различные. Но истинную причину знали только мы. И заключалась она в том, что наша война началась раньше: раньше, чем Министерство магии признало возвращение Волдеморта, раньше, чем он возродился. Наша война длилась семь лет — с того самого дня, когда Гарри Поттер впервые столкнулся с Волдемортом. А вместе с ним в это противостояние оказались втянуты и двое его лучших друзей. После всего, через что нам пришлось пройти на войне, мы хотели хотя бы один год побыть просто школьниками. Мир, к которому всю жизнь принадлежал Рон, и в который с таким восторгом шагнули мы с Гарри, слишком рано показал нам свою неприглядную сторону, не делая между нами никаких различий. И мы надеялись хотя бы ненадолго вернуть то ощущение счастья, которое было у нас в первые месяцы учёбы в Хогвартсе, когда мы просто учились, дружили и строили планы на будущее.

Хоть и не сразу, но наши надежды начали сбываться. Гарри и Рон, готовясь стать мракоборцами, удивительно прилежно изучали предметы, нужные им для поступления в школу авроров. Что же касается меня... За те семь лет, которые я прожила в волшебном мире, я столько раз сталкивалась с несправедливостью: сначала — в отношении чистокровных волшебников к магглорождённым, затем — в отношении волшебников к другим магическим существам вообще. Победа над Волдемортом положила конец спору о превосходстве чистокровных волшебников над нечистокровными. Во всяком случае, закон такой появился. Но другие магические народы — эльфы, кентавры, гоблины — были по-прежнему бесправны. И я твёрдо решила, что после окончания школы буду работать в Министерстве и добьюсь принятия законов, которые исправят это.

Однако у моей судьбы были совсем иные планы. За этот последний год учёбы я сама не заметила, как увлеклась древними рунами. Вероятнее всего, это было связано со «Сказками барда Бидля» — книгой, оставленной мне Дамблдором. «Сказки...» были написаны древними рунами, и их переводу я посвящала вечера в палатке во время своих странствий с друзьями. За этим занятием я забывала, что там, снаружи, идёт война, и целиком и полностью отдавалась ощущению, что я просто студентка, выполняющая трудное и оттого ещё более интересное домашнее задание.

К концу учёбы мы решили, что будем делать в ближайшие три года: Гарри и Рон поступят в школу авроров, Джинни посвятит себя квиддичу, а я получу диплом специалиста по древним рунам. А через три года мы сыграем две свадьбы в один день — последнее решение принято было единогласно.

Поначалу всё шло именно так, как мы планировали. Окончившие с отличием школу авроров Рон и Гарри начали работать в аврорате. Джинни стала звездой квиддича и обзавелась собственными фанатами. А я... Наверное, я просто не была бы Гермионой Грейнджер, если бы не умудрилась проштудировать за полтора года программу, рассчитанную на изучение теории в течение двух лет, сдать теоретическую часть экстерном и добиться, чтобы мне позволили добавить полгода к практике. Так что полтора года перед получением диплома я не без оснований считала счастливым временем. Работа со старинными свитками в самых богатых магических библиотеках Европы, посещение рунических памятников в Британии, Швеции, Дании, Исландии и даже Гренландии — только тот, кто вкладывает душу в своё дело, может понять мою радость.

Наконец, моё обучение подошло к концу. Дня за три до отъезда меня начало одолевать тревожное предчувствие. Я гнала от себя это ощущение, списывая его просто на усталость. И подбадривала себя тем, что очень скоро увижу друзей после трёх месяцев разлуки. Что через месяц мы сыграем две свадьбы. А после этого мы с Роном станем, наконец, настоящей семьёй, как мечтали предыдущие четыре года, и будем жить в той самой квартире, которую присмотрел Рон, недалеко от дома Гарри на площади Гриммо.

Увы, все мои мечты разбились в одно мгновение.

* * *

Оказавшись в Норе, я сразу же поняла, что предчувствие меня не обмануло. Было что-то странное в том, что Джинни встретила меня как-то слишком радостно, что Гарри избегал смотреть мне в глаза, что на лице будущей свекрови, хоть и приветливой, как всегда, я заметила едва уловимую тень.

— А где Рон? — стараясь не выдать голосом своего беспокойства, спросила я.

— У него сегодня дежурство, но ты не волнуйся: он договорился, что на ночную смену его подменят, поэтому он скоро тоже появится. Разве может он пропустить твой приезд? — улыбаясь, ответил мне Гарри, но я прекрасно видела, что улыбается он через силу.

— Гарри, кого-кого, а меня ты не умел обманывать никогда. Что с Роном? — настойчиво спросила я.

Гарри виновато опустил голову, а Джинни поднесла ладонь ко рту, пытаясь удержать невольный всхлип.

— С ним всё в порядке? — пытаясь справиться с подступившей паникой, задала я новый вопрос.

— Да всё с ним в порядке, — с неожиданной злостью ответил мой друг. — Жив-здоров, радуется жизни. Ещё как, — последние слова были сказаны с какой-то странной горечью.

Гарри ненадолго замолчал, видимо, собираясь с духом:

— Понимаешь, Гермиона, тут такое дело...

— Мой драгоценный братец опять спутался с Браун. — Кажется, эти слова Джинни выпалила неожиданно для себя самой.

Я растерялась:

— Они что — встречаются? Давно?

— Да в том-то и дело, что не встречаются они, — покачал головой Гарри. — Провели вместе один только вечер. Гермиона, ты не думай, его никто не защищает. От нас с Джинни ему досталось по полной, родители с ним разговаривают только по крайней необходимости, даже Перси — и тот прочитал ему нудную лекцию о недопустимости такого поведения.

— Тогда что ещё? — То, что произошло что-то чрезвычайное, я уже догадалась. Но я и подумать не могла, что услышу то, что последовало за моим вопросом.

— Лаванда беременна, — едва слышно ответила Джинни.

Мне внезапно стало трудно дышать, и я бросилась к двери. Открыла её и сделала несколько глубоких вздохов, пока в груди не прекратились покалывания. Затем прислонилась к косяку и стала смотреть на дорожку, ведущую от порога куда-то вдаль. Гарри подошёл ко мне, обнял за плечи и уткнулся подбородком мне в макушку:

— Мы обязательно что-нибудь придумаем, вот увидишь. Обязательно найдём какой-нибудь выход.

Гарри, милый, милый Гарри. Мы всегда понимали друг друга с полуслова. И в этот раз он тоже понял мой ответ:

— Ты прекрасно знаешь, что из этой ситуации выход только один.

Сделав ещё один глубокий вдох, я попросила:

— Можно, я поживу у тебя? Не смогу сейчас разговаривать с Роном. И мне нужно о многом подумать.

Гарри кивнул: «Сколько угодно». Я обняла рыдающую Джинни, попросила её извиниться за меня перед Молли и аппарировала вместе с Гарри на площадь Гриммо.

* * *

Подумать мне действительно нужно было о многом. Но это — потом. А первые две недели я просто лежала в кровати, бездумно глядя в потолок. Как ни странно, боли я не чувствовала. Только пустоту. Не хотелось ни-че-го. Совершенно. Кикимер, который, как только там поселился Гарри, вернулся из Хогвартса в дом Блэков, приносил мне еду. И стоял рядом, монотонно ворча, что «мисс обязательно нужно кушать, иначе Кикимеру придётся наказать себя, потому что он не смог выполнить приказ хозяина Гарри кормить его подругу». Стоял до тех самых пор, пока я не сдавалась и не съедала всё, что приносил домашний эльф.

Каждый вечер мы сидели вдвоём с Гарри в гостиной. Часто к нам присоединялась Джинни. Друзья пытались растормошить меня, рассказывая новости о своих делах и общих знакомых. О Роне я не спрашивала. Чтобы только не встречаться с ним, я даже отказалась присутствовать на очередном торжестве в честь победы над Волдемортом. Лишь один раз Гарри несмело спросил, не хочу ли я поговорить с Роном. Я отрицательно покачала головой, и больше мы об этом не заговаривали.

Однажды вечером Гарри сказал, что встретил профессора, вернее, директора МакГонагалл, и что она хотела бы увидеть свою ученицу. Это известие как будто встряхнуло меня. Почему-то вспомнились слова профессора Дамблдора, которые я не раз слышала от Гарри, о том, что в Хогвартсе тот, кто нуждается в помощи, обязательно найдёт её. Действительно ли нуждалась я тогда в помощи, и способен ли был мне дать её Хогвартс — не знаю. Но тогда мне школа показалась отправной точкой, с которой я смогла бы начать новую жизнь. В общем, уже на следующий день я села в «Хогвартс-Экспресс».

Директор встретила меня очень тепло:

— Мне очень жаль, что вы с мистером Уизли расстались, — сказала профессор МакГонагалл, когда после приветствия она предложила мне выпить с ней чаю. При этих словах я напряглась: я вовсе не хотела, чтобы меня жалели. Но профессор всегда была мудра. Больше она ни разу за тот вечер не затронула наши отношения с Роном. Вместо этого она подробно расспросила меня об учёбе в академии, о моих преподавателях, многих из которых она знала лично. Беседа за чашкой чая затянулась надолго. Впервые со дня моего возвращения из академии я так много разговаривала.

— Но я пригласила вас, чтобы попросить о помощи, — наконец перешла к сути дела директор.

Я вопросительно посмотрела на неё.

— Дело в том, что ваш преподаватель, профессор Ронтон, решила уехать к сыну. И получается, что школа осталась без учителя древних рун. Не хотели бы вы занять это место?

Я даже вскрикнула от удивления и радости. Занимать пост преподавателя единственной магической школы в стране с самого её основания считалось очень престижным. Об этом я никогда даже мечтать не смела!

— Что скажете? — спросила между тем профессор МакГонагалл.

Я немного помолчала, собираясь с духом, а потом ответила: