От ненависти до... любви?

Глава двадцать третья

— Я не уверен, что смогу помочь твоей сестре, — сказал Люциус, повернувшись ко мне.

— Хотя бы попытайся. Обещаю, что выполню то, что ты потребуешь, даже если тебе не удастся спасти Мелиссу, — ответила я.

— Подойди ко мне, — позвал меня Люциус и, когда я подошла, сомкнул свои руки вокруг моих запястий, обхватив брачные браслеты.

— Обещаю, что попытаюсь вылечить твою сестру от попавшего в неё заклинания, — сказал он, и наши браслеты на пару секунд засветились.

Под его пристальным взглядом я сжала его запястья и произнесла:

— Обещаю, что если ты попытаешься спасти мою сестру, независимо от того, получится это у тебя или нет, я исполню одно твоё желание.

Браслеты вспыхнули ещё раз.

Я знала, зачем он дал обещание и взял его с меня: наша последняя брачная клятва ко многому обязывала, и не было точно известно, какой именно поступок, мой или Люциуса, магия могла счесть её нарушением. Свечение браслетов было знаком, что наша сделка эту клятву не нарушит, но то, что я проиграла, я поняла сразу же, потому что Люциус даже не пытался скрыть торжествующей улыбки. Однако он магически закрепил своё обещание постараться спасти Мелиссу — значит, он действительно сделает всё, что от него зависит, чтобы выполнить его. Поэтому я лишь коротко кивнула и вышла из библиотеки.

Зелье, излечившее Мелиссу, было готово через неделю после нашего разговора.

А на следующий день после возвращения сестры из больницы, я, выйдя из ванной, остановилась в изумлении: комната была полностью погружена в темноту, и лишь над самой кроватью мерцал слабый огонёк свечи.

— Люциус, — позвала я.

— Раздевайся и ложись на кровать, — раздался из темноты его голос.

— Для чего? — спросила я, сделав то, что он велел.

— Выполнишь одно моё желание, — насмешливо ответил он.

Как только я откинулась на подушки, над кроватью по углам зажглись ещё несколько свечей. При более ярком свете я увидела, что муж сидит у меня в ногах, а рядом со мной лежит раскрытая книга, по всей видимости, очень древняя.

— Что это? — с любопытством спросила я.

— Книга родовых заклинаний, — ответил Люциус, читая текст. — Потом сможешь посмотреть, если захочешь, — предвосхитил он мой следующий вопрос.

Дочитав, Люциус встал и скинул с себя халат. Он тоже был полностью обнажён. Мягко сдвинув мои ноги вместе, он сел на них, зажав их коленями, и велел мне поднять вверх руки. В ту же секунду он взмахнул палочкой, и я оказалась крепко привязанной к столбикам кровати, поддерживающим балдахин. Страх сковал моё сердце, когда я увидела, что он наложил на комнату усиленные чары звуконепроницаемости.

— Зачем это? — спросила я, не сумев всё-таки скрыть паники в голосе.

— Чтобы ты не вырвалась, — неожиданно мягко ответил Люциус, — иначе придётся начинать всё сначала. А это не очень приятно.

— Будет очень больно? — как-то по-детски испуганно спросила я.

— Ты смогла лгать под пытками Беллы, — без тени усмешки ответил он. — Это ты выдержишь.

Наклонившись, он поцеловал меня в губы. Я всегда отвечала на его поцелуй — даже если была рассержена или обижена. Это был верный способ избавиться от моего недовольства, если такое случалось, и он это знал. Пользовался он им крайне редко, но это всегда действовало безотказно. И в этот раз он тоже не ошибся: испуганная и связанная, я подалась ему навстречу, приникнув к его губам. Спустя какое-то время я почувствовала, как он целует мою шею, затем грудь. Но когда его губы спустились к моему животу, он внезапно отстранился, и на том месте, где только что были его губы, я почувствовала прикосновение кончика его волшебной палочки, и Люциус начал читать заклинание. Я успела понять только, что заклинание читается на другом языке, по всей видимости, на старофранцузском, как резкая боль заставила меня выгнуться дугой, и я закричала. Боль начиналась в том месте, где меня касалась палочка мужа, и постепенно распространялась вокруг бёдер, как бы опоясывая. Мне казалось, что в моё тело вонзили нож и медленно разрезают кожу. Поняв, что боль распространяется по кругу, я ждала, уверенная, что как только круг замкнётся, всё прекратится. Как же я ошиблась! Как только круг замкнулся, по тому же пути начал следовать новый источник боли. На этот раз было ощущение, что это тяжёлая железная цепь, а жгло так, как если бы по свежей ране резко провели металлом.

Всё это тянулось нескончаемо долго, и я не имела никакой возможности освободиться: мои руки были привязаны верёвками, а ноги крепко прижимал к кровати муж, который, казалось, совершенно не замечал, как громко я кричала, при этом содрогаясь от боли, и продолжал читать заклинание, ни разу не споткнувшись.

Когда, наконец, боль замкнулась в кольцо, у меня уже не было сил. Я просто лежала, судорожно всхлипывая. Закончив читать заклинание, Люциус взмахом палочки освободил меня от верёвок. В тоже мгновение он прижал меня к своей груди и начал успокаивающе гладить, шепча слова, которые я никогда не слышала от него:

— Ну всё, моя храбрая, моя смелая девочка. Всё закончилось. Ты молодец...

Было странно, что он выбрал именно такие слова. Потому что тогда я чувствовала себя ребёнком в таком состоянии... Знаете, такое состояние, когда ребёнка обижают, и он сильно плачет, потому что считает, что это несправедливо, а потом, когда слёзы иссякают, он всё не может никак успокоится и продолжает всхлипывать. И в это время ему хочется, чтобы его пожалели. Настолько сильно этого хочется, что он с благодарностью принимает эту жалость даже от того, кто его обидел. Так и я. Когда Люциус закончил читать заклинание, мне хотелось только одного — чтобы он обнял меня и пожалел. Посочувствовал моей боли. Защитил меня от неё. Тогда мне казалось, что он единственный, кто может это сделать. Впрочем, так оно и было.

Постепенно я успокоилась и уже хотела было спросить мужа, что это за заклинание и для чего оно ему понадобилось, однако не успела: Люциус снова поцеловал меня, и с такой нежностью, противиться которой я не могу до сих пор. Почему-то нашу близость, последовавшую за этим ужасом, я не смогла воспринять иначе как вроде некой награды за послушание. Но как только Люциус достиг удовольствия, он крепко прижал меня к себе, не давая ни малейшей возможности вырваться, и в следующий миг я снова закричала от боли. Как позже я узнала, этот, завершающий, этап заклинания был самым болезненным, хоть и самым коротким. Когда всё закончилось, я уже не кричала и даже не всхлипывала — только дрожала, прижавшись лицом и ладонями к груди мужа. Откуда-то из глубины во мне начал подниматься гнев: что, ну что такое потребовалось от меня Люциусу, что ради этого я должна была трижды вытерпеть адскую боль? Однако погрузиться в размышления мне не удалось, потому что Люциус вёл себя совсем необычно: легко целовал меня, и мне казалось, что каждое прикосновение его губ словно стирает воспоминание (не разума, а тела) о перенесённой боли.

Когда Люциус отодвинулся от меня, некоторое время я лежала неподвижно, глядя в потолок. Затем перевела взгляд на него и спросила:

— Всё закончилось?

— Та часть обряда, которая касается тебя — да, — ответил Люциус.

После его слов я приподнялась на локтях и посмотрела на свой живот. На том месте, где я ощущала боль, теперь тянулась тёмная полоса, которая, как я поняла, опоясывала меня на уровне бёдер.

— Что это за заклинание? — спросила я, не решаясь прикоснуться к полоске.

— Родовая печать. Одна из разновидностей, — ответил он. Увидев, что я жду продолжения, он пояснил: — Первоначальный вариант является эквивалентом маггловского пояса верности.

После его слов я изумлённо вскинула на него глаза:

— Зачем? Ты же сам говорил, что у меня не может быть никого, кроме тебя.

— Не может, — согласился он. — Однако это не значит, что никто не попытается сделать то же, что и МакЛагген.

При упоминании того давнего инцидента я нахмурилась.

— Браслетам, значит, ты не доверяешь? В тот раз они сработали.

— Браслеты сработали, только когда он к ним прикоснулся, не так ли? — спросил он, прикасаясь к полоске на моём животе. — Змея защитит тебя лучше.

— Змея? — воскликнула я. Ничто из происходящего не удивило меня больше, чем это. Но съязвить по поводу того, что меня, хоть и бывшую, но гриффиндорку, будет защищать змея, я не успела: под пальцами Люциуса татуировка как будто ожила и заскользила вокруг моих бёдер, распространяя тепло.

Однако муж, словно прочитав мои мысли, ответил:

— Змея является символом не только Слизерина. Если ты заметила, на гербе Малфоев тоже есть змеи. Это, — слегка надавил он на мой живот, — змея Малфоев.

При упоминании о гербе мой взгляд упал на книгу, всё ещё лежавшую на кровати.

— Я могу посмотреть её сейчас? — кивком я показала, о чём шла речь.

— Пока нет. Мы ещё не закончили, — ответил Люциус.

— Тогда коротко объясни мне, что и для чего делалось, — попросила я. С родовой магией я никогда не сталкивалась.

— Ты слышала, что от любопытства кошка умерла? — усмехнулся он, но всё же начал объяснять: — На первом этапе очерчивается круг, по которому будет располагаться змея. На втором этапе на женщину навешивается магическая цепь. Всё это невидимо для глаза, но постепенно начинает проявляться и превращаться в змею.

— А интимная близость — обязательное условие? — хмыкнула я.

— Змея признаёт хозяином того мужчину, который обладает женщиной во время её появления, и будет охранять её от любого другого.

— То есть теоретически, если бы у меня в это время был секс не с тобой, а с кем-то другим — то змея охраняла бы меня ото всех, кроме него? — спросила я.

Тоном, от которого меня пробрала дрожь, Люциус сказал:

— Опасные вещи говоришь, милая. Не боишься пожалеть об этих словах?

Я подняла на него глаза и виновато произнесла:

— Прости, я не хотела тебя задеть. Я только пытаюсь понять. Я же говорю: теоретически.

— Теоретически — да, — смилостивился он и о чём-то задумался.

— Так ты не ответил на мой вопрос, — через некоторое время прервала я его размышления. — Зачем всё-таки этот обряд?

— Ты сама знаешь, — ответил Люциус, проводя пальцами по моей щеке. Разумеется, я знала — только показывать этого не хотела. — Никто не смеет прикасаться к тому, что принадлежит мне, — выдохнул он и впился губами в мои губы.

— У Нарциссы тоже была такая... змея? — спросила я, когда поцелуй закончился.

— Нет, — ответил Люциус. — С ней такой необходимости не было.

— А со мной, значит, есть такая необходимость? — горько сказала я. — Ладно, не буду даже спрашивать, почему. Объясни только, как она действует, эта змея.

— Кусает того, кто прикоснётся к тебе, — усмехнулся Люциус. Увидев, что я удивилась, он продолжил: — Во всяком случае, человек будет чувствовать укус, и жжение не пройдёт очень долго. Не волнуйся, это подействует только в случае непосредственного контакта с кожей.

— Ты сказал, что закончена только часть, касающаяся меня, — выслушав его, сказала я. — Есть ещё что-то?

— Да, — ответил Люциус. — Теперь нужно выполнить вторую часть обряда, которая связана со мной.