От ненависти до... любви?

Однако поняла это не только я. Вечером, едва я вошла в спальню, Люциус наложил на комнату звукоизолирующие чары и подозвал меня к себе. Сам он сидел в кресле.

— Можно узнать, что это сегодня днём на тебе было? — спросил он.

— Маггловское бельё, — удивлённо ответила я, сумев не выдать овладевшего мною страха.

— У магглов не принято скрывать нижнее бельё? — наигранно удивился Люциус.

— О чём ты? — пытаясь предугадать его следующий ход, ответила я.

— О том, что если то, что было на тебе, надевается под одежду, я не понимаю, к чему нужна такая роскошь, — ответил он. — Поэтому мне приходит на ум только то, что ты это бельё намеревалась демонстрировать кому-то. Не мне, разумеется.

— Маггловское бельё всё сейчас такое, — сказала я. Я чувствовала, что то, о чём он говорит, — это всего лишь повод, причина была совсем другой, но всё же попыталась успокоить мужа. — Я не могу надевать под маггловскую одежду волшебное бельё. Это сразу привлечёт внимание и будет просто нелепо.

В следующую секунду Люциус молниеносно прижал к запястью палочку, и я упала на ковёр перед ним, сжавшись в комок от боли, но пытаясь не кричать.

— Возможно, в таком случае лучше будет не посещать мир магглов? — спросил он. — Раз уж у них нет пристойной одежды. Такой, которую обязана носить моя жена. Кстати, о том, что ты моя жена, ты часто забываешь.

Боль всё нарастала, и я не могла уже больше терпеть её. Я прекрасно понимала, что Люциус наказывает меня не за то, что я надела такое бельё, а за то, что стала свидетелем его слабости. Но всё же я пыталась убедить мужа, что мне нужно заботиться о сестре, и только ради этого я бываю в маггловском мире. Но он как будто не слышал меня. Сидя в кресле, Люциус равнодушно наблюдал за моими мучениями. Наконец, я провалилась в спасительное беспамятство.

Что мной двигало тогда, я так и не могу понять. Не знаю, где после пережитого я смогла взять смелость. Но неделю спустя, готовясь ко сну, я демонстративно встала возле кровати, привлекая к себе внимание мужа. Когда он посмотрел на меня, я скинула с себя пеньюар и осталась... в красивом маггловском белье.

— Видимо, прошлый урок тебя ничему не научил, — сказал Люциус, садясь в постели и с интересом разглядывая меня.

Забравшись на кровать, я аккуратно села на него верхом, и, проведя рукой по его щеке, сказала:

— Тебе же понравилось. И оно соблазнительнее волшебного белья. Я подумала, что тебе намного приятнее видеть меня в этом.

Обняв меня за талию, он усмехнулся:

— Ты же понимаешь, что от него ничего не останется.

Легко поцеловав его в уголок губ, я посмотрела ему прямо в глаза и ответила:

— Я купила целую кучу комплектов. Рви сколько угодно.

Усмехнувшись ещё раз, он резким движением подмял меня под себя и впился в мои губы поцелуем, на который я вполне предсказуемо ответила.

Однако это был единственный случай, когда я выиграла.

* * *

Я часто думаю: как я смогла пережить то время? Впервые в жизни я ничего не могла сделать, чтобы помочь себе. В книгах о родовой магии почти ничего не говорилось, а те сведения, которые мне всё же удалось найти, были весьма скудными. Единственное, что я смогла понять — целью всех родовых заклинаний было укрепление семьи, её сплочение, усиление связей между всеми её членами. Создавать родовые заклинания могли не все семьи — только те, история которых насчитывала не менее семи сотен лет, поэтому это была редкость даже среди чистокровных семейств. И хотя заклинания различных семейств и имели сходные названия и сходные принципы действия, всё же каждый род создавал своё заклинание, которое отличалось от аналогичного заклинания другого рода. Так что найти какую-то информацию о родовой магии Малфооев я могла только в Малфой-мэноре. Но даже в библиотеке Малфой-мэнора, в которой я всегда находила ответы на все вопросы, которые меня занимали, единственной книгой, в которой говорилось об этом, оказалась та, которую разрешил прочесть мне Люциус — а в ней не рассказывалось о том, как преодолеть действие заклинания тому, к кому это заклинание применили, лишь описание самих заклинаний и для чего они предназначены.

Вы спросите меня, почему я никому ничего не рассказывала? Я не могла. Люциус был умён. Он ненавидел меня все годы нашего брака, но, не имея возможности использовать волшебство, чтобы заставить меня мучиться, он даже не пытался причинить мне вред без магии. Хотя теоретически это было возможно. Но, во-первых, Люциус знал, что я не стала бы молчать, если он позволил бы по отношению ко мне хоть какое-то рукоприкладство, а ссориться с Гарри и Роном в его планы не входило. Во-вторых, — и это я поняла много позже, — он считал применение грубой физической силы ниже своего достоинства. Он же всегда гордился, что магия отличает его от всех людей на земле — поэтому просто заставить свою жертву страдать ему удовольствие не доставляло. Ему нужно было обязательно показать своё превосходство. Когда же такая возможность появилась, он сделал так, чтобы я сама отдала ему власть над собой.

Не знаю, сколько времени я смогла бы выдержать. Я почти отчаялась. Почти. Не позволили мне этого сделать постоянное напоминание о том, что благодаря этому жива Мелисса, и, как ни странно... мой мучитель. Всё дело было именно в родовой магии, вернее, в соблюдении условий, при которых её можно было использовать. Как я уже сказала, все родовые заклинания были предназначены для того, чтобы сплотить семью, сделать её сильнее. Любым способом, в том числе и таким варварским. Но если применялось заклинание, способное причинить вред здоровью члена семьи, то действовал своеобразный магический контракт и своеобразное лекарство: глава рода (а применять эту магию мог только он) обязательно должен был показать, что использовал родовую магию только в интересах семьи. Сначала подобный парадокс вызывал у меня горечь. Но со временем я... смирилась. Я привыкла, что, прекращая меня мучить, Люциус поднимал меня на руки и усаживался вместе со мной в кресло или укладывал меня на постель, а сам ложился рядом и обнимал меня до тех пор, пока я не успокаивалась. А если этого не случалось сразу, то я знала, что вечером он обязательно перед сном обнимет меня и будет гладить, как ребёнка, которого укладывают спать. Наверное, и в самом деле родовая магия помогала укреплять отношения в семье. А, возможно, всё дело было в том, что Люциус, несмотря на такую возможность, использовал свою власть не так уж часто — всего несколько раз.