От ненависти до... любви?

Глава пятнадцатая

Данное мне обещание Драко выполнял с педантичностью, которой я от него не ожидала. Он действительно заботился обо мне и о ребёнке. За те два дня, которые он провёл в больничном крыле, он вызнал у мадам Помфри всё, что только смог: как развивается ребёнок, как обычно чувствует себя женщина, как ей нужно питаться, что можно делать, что нельзя. По возвращении в Малфой-мэнор он полностью взял под контроль мой распорядок дня. Следил, чтобы я ежедневно бывала на свежем воздухе. Стоило мне только заикнуться о том, что мне хочется чего-то из еды — в течение нескольких минут это появлялось передо мной, даже если это была маггловская еда. На все мои вопросы, как ему это удаётся, Драко только посмеивался: «Я же добрый волшебник, Грейнджер, забыла?»

Когда Джинни впервые увидела, как Драко сопровождает меня к ним в гости, а затем забирает, она посмеялась. Но когда это повторилось во второй раз, а потом и в третий, Джинни вздохнула как-то... завистливо. Нет, она радовалась за меня и прекрасно понимала, что Гарри при всём желании не смог бы так заботиться о ней — его должность ко многому его обязывала за пределами семьи; просто было немного обидно, как сказала Джинни, что лишь единицам выпадает такое внимание.

— Если он хоть вполовину будет так заботиться о тебе, как сейчас заботится о Гермионе, ты будешь счастливейшей женщиной, — сказала она как-то Астории, когда мы втроём сидели в кафе в Косом переулке.

— Нет, — хитро улыбнувшись, ответила я, — об Астории он будет заботиться в два раза лучше. На мне он только тренируется. Сам мне сказал. И, как и следовало ждать от Малфоя, не постеснялся показать, что думает лишь о собственной выгоде.

Я наконец-то нашла возможность объяснить Астории причину столь трепетного отношения Драко ко мне и моему ребёнку. Пусть это была не вся правда — но Астория её приняла и больше не окатывала меня волнами неприязни. Внешне она никак не показывала этого, но находясь рядом с ней, я буквально кожей чувствовала, как между нами возникает напряжение.

Теперь же Астория стала временами подменять Драко, составляя мне компанию на прогулке или сопровождая меня в гости и давая небольшой отдых жениху, буквально разрывавшемуся между работой, домом и подготовкой к свадьбе, которая должна была состояться через два месяца.

Я в этом не участвовала. Я не знала всех тонкостей церемонии бракосочетания в чисто магических семьях. Нет, я бывала на свадьбах в волшебных семьях — но в основном это были члены семьи Уизли, и там было всё очень просто, по-семейному. Заключение брака между членами двух чистокровных древних семейств, безусловно, должно было стать событием в светской жизни магической Британии, а потому я даже обрадовалась, когда Люциус ясно выразил своё желание, чтобы я не вмешивалась.

Пожалуй, мою жизнь можно было бы даже назвать приятной — если бы не поведение Люциуса. Поддержка Драко смогла заглушить боль от осознания того, что мой ребёнок не нужен его отцу. Но всего лишь на несколько дней. Затем мною всё чаще и чаще стал овладевать страх. Причину его я сама не могла понять. И найти ему разумного объяснения — тоже. А потому, не желая никого тревожить, не рассказывала о своём состоянии никому и пыталась разобраться во всём сама.

Первый раз страх завладел мной, когда, увидев, какое внимание ко мне проявляет Драко, Люциус отпустил едкое замечание по этому поводу. И, наверное, Драко даже не подозревал, что именно в тот миг он добился того, чего так старался достичь в детстве — стать копией отца. Взгляд, который он бросил на Люциуса, был зеркальным отражением взгляда Малфоя-старшего. Взгляд, в котором ясно читалось, что Драко — Малфой, и уже только поэтому будет делать то, что он хочет. И этот взгляд скрестился с таким же холодным презрительным взглядом — подобно двум клинкам, другого сравнения мне в голову не пришло. Мелькнула мысль, что если в следующую секунду во взгляде Драко появится такое же презрение — это будет конец: Люциус не простит такого взгляда сыну, Драко будет переживать, что не проявил сдержанность, а я — считать себя виноватой в том, что стала причиной раздора между двумя людьми, которые — я это знала точно — любят друг друга. Действуя интуитивно, я как будто нечаянно толкнула стакан с соком, привлекая к себе внимание.

— Извините, — сказала я, — я не очень хорошо себя чувствую. Пойду прилягу.

— Я провожу, — тут же встал из-за стола Драко и помог мне.

Бросил ли он ещё один взгляд на отца, я не видела, но как только мы оказались в гостиной, накинулась на него:

— Зачем ты это делаешь? Ты ведь прекрасно понимаешь, что открытого противостояния Люциус не потерпит!

— Успокойся, Грейнджер, — на губах Малфоя появилась горькая холодная усмешка. — Всю жизнь отец внушал мне, что семья — это главное. Я только следую тому, чему он сам меня учил.

Мне всё-таки удалось взять с него обещание, что больше Драко не будет вести себя подобным образом — иначе я буду переживать, и это может пагубно отразиться на ребёнке. Только такой аргумент возымел на него действие.

Но с того дня страх не покидал меня. Я ощущала его, когда рядом был Люциус. Не имело значения, что делала я или чем занимался он. Разговаривала ли я с Асторией, смеялась ли с Драко, отдавала указания Лонки, просто сидела вдвоём с Люциусом в одной комнате — почувствовав лёгкую дрожь, я знала, что, обернувшись, увижу его, смотрящего на меня испытующим взглядом.

Но, как бы это ни было странно, я никогда не испытывала этого страха в спальне. Стоило мне только лечь рядом с мужем и, обхватив обеими руками его руку повыше локтя, уткнуться лбом в его плечо, как меня охватывало спокойствие. Правда, с некоторых пор я стала замечать, что Люциус старался приходить как можно позже, когда я уже спала, а вставать до того, как я просыпалась.

Тем временем прошли два месяца, отведённые для подготовки к свадьбе Астории и Драко. Единственная заминка, возникшая при обсуждении церемонии, состояла в том, что я, будучи членом семьи, должна была присутствовать в ближайшем окружении жениха. Но когда Драко заговорил о том, что, возможно, стоит обнародовать наш брак, Люциус резко возразил: «До рождения ребёнка — нет!» — чем немало удивил и меня, и сына. В течение предшествующих полутора лет обычно я отказывалась, когда Люциус начинал разговор на эту тему. Но я с ним согласилась:

— Действительно, Драко, это ваш праздник с Асторией, зачем его портить скандалом? И я буду чувствовать себя лучше в качестве приглашённой тобою коллеги.

После свадьбы молодожёны уехали во Францию на медовый месяц. За это время я в ускоренном режиме закончила у всех курсов древние руны. Коллеги, чьи предметы, как и мой, изучались студентами как дополнительные, согласились устроить себе внеплановый отдых, чтобы я смогла закончить обучение учеников до того, как моя беременность станет заметна.

С возвращением Драко и Астории количество проживающих в имении увеличилось. Не то чтобы я очень стремилась к этому, но была приятно удивлена, когда Астория безоговорочно признала за мной первенство среди жён Малфоев.

А ещё через месяц Люциус уехал по делам в Ирландию, как он объяснил, надолго.

В день его отъезда мы, как обычно, сидели с Драко в библиотеке. Малыш пнул меня настолько неожиданно, что я охнула.

— Что с тобой? — тут же подскочил ко мне Драко.

— Малыш драться начал, — подняла я на него счастливые глаза.

— Можно? — немного замявшись, спросил он и протянул руку к моему животу. Вместо ответа я взяла его ладонь и положила туда, куда меня толкнул ребёнок.

— Потрясающее ощущение, — выдохнул Драко, когда малыш шевельнулся снова.

И тут меня посетила отчаянная мысль. С того дня, когда Люциус узнал о моей беременности, он не проявлял никакого интереса к ребёнку. Но когда малыш зашевелился, мне вдруг пришло в голову, что, возможно, почувствовав его, Люциус оттает. Мне только не нужно ничего ему говорить, просто войти в комнату и положить его руку себе на живот. Представляя себе эту сцену, я поднялась в нашу спальню так быстро, как могла. Но когда я вошла, Люциус, уже одетый, сообщил мне о своём отъезде. От отчаянья я закусила губу, сумев сдержаться и не заплакать — но на моём лице расстройство всё же отразилось. Несколько секунд Люциус смотрел на меня — а потом, не сказав ни слова, вышел.

В ту ночь, первую ночь без него, лёжа в постели, я впервые не стала сдерживать слёз. И впервые смогла признаться самой себе, что мне его не хватает. Как бы не заботился обо мне Драко, как бы не убеждала я себя, что если мы с ребёнком не нужны Люциусу, то мы без него проживём, — он был мне нужен. Мне было нужно, чтобы он, а не Драко, спрашивал меня о самочувствии. Чтобы Люциус, а не его сын, гулял со мной по парку. И чтобы когда малыш впервые толкнул меня, рядом со мной был его отец. Заснуть я сумела только тогда, когда слёз уже не осталось.

Проснувшись утром, я напомнила себе, что вместе со мной переживает и малыш, и твёрдо решила, что больше тосковать по мужу я не буду. Так я и делала.

Но было кое-что странное. Страх, который я раньше испытывала только в присутствии мужа и который, как мне казалось, должен был пройти с его отъездом, не только не исчез, но как будто стал сильнее. На обеспокоенные вопросы Драко и Астории я отвечала, что чувствую небольшую слабость, но всё пройдёт, нужно только немного полежать. Оставаясь одна в спальне, я понимала, что вялость и апатия усиливаются. Семейный врач Малфоев, осмотревший меня, сказал, что в моём положении это вполне возможно. Со временем я перестала бывать у друзей, затем стала завтракать и обедать в своей гостиной, спускаясь только к ужину, когда Драко возвращался из Хогвартса, чтобы он и Астория не волновались.

Однажды ночью я проснулась от резкой боли. Ласково поглаживая живот, я, как всегда в последнее время, начала разговаривать с малышом:

— Успокойся, маленький, успокойся. Сейчас мама ляжет поудобнее, и мы вместе будем спать. И нам будут сниться приятные сны. Вот увидишь!

В следующий миг живот пронзила такая боль, что я потеряла сознание, успев крикнуть:

— Лонки!

В себя я пришла от того, что кто-то очень аккуратно прикоснулся к моему животу. С трудом преодолев чудовищную слабость, я положила свою руку сверху и поняла, кто это — Люциус! От осознания, что он рядом, мне стало так хорошо, что я готова была заплакать от радости. Но сил у меня хватило только на то, чтобы прошептать:

— Я знала. Я верила, что своего ребёнка ты не бросишь.