От ненависти до... любви?

Глава двадцать четвёртая

Если и была добродетель, передававшаяся Малфоям по наследству, то это терпение. Люциус, как мне не раз говорил Драко, воплощал в себе все те качества, которые за тысячу лет помогли Малфоям стать богатейшим и влиятельнейшим родом в магической Британии: расчётливость, изворотливость, хладнокровие, ненависть к магглам и магглорождённым, умение выживать и... терпение. Малфои умели ждать. Пять лет Люциус терпеливо ждал, когда ему представится возможность получить власть надо мной. Пять лет! Не недели. Не месяцы. Годы! Годы терпения. И когда возможность добиться своего появилась, он её не упустил.

В умении Люциуса ждать я убеждалась не раз и каждый раз поражалась этому. После наложения родовой печати я ждала, что он не замедлит воспользоваться своей властью. Но нет, он в очередной раз не оправдал моих ожиданий.

Гарри как-то сказал, что в первую войну Люциус возглавлял бригаду пожирателей, пытавших магглов. Разумеется, сам Люциус сделал всё, чтобы об этом забыли. И ему это удалось. Во время его процесса в Визенгамоте ни разу об этом не упоминалось. Я знаю это точно, потому что читала протоколы всех заседаний суда. И за время нашего брака я об этом не вспоминала. Совершенно.

Но когда он стоял, безразлично глядя, как я мучаюсь, в моём сознании как будто молния сверкнула, и я вспомнила об этом. Он знал, как заставить жертву страдать. В этом он был мастером. Но что было ещё хуже, мастерски он умел заставить страдать не только физически.

По словам Люциуса, заклинание должно было действовать, только если кто-то прикоснётся непосредственно к моей коже. Понадеявшись, что удастся этого избежать, я решила носить платья с длинными рукавами и тонкими перчатками. Но Люциус разгадал мой замысел.

— Ты считаешь меня глупцом? — спросил он, когда увидел мои новые наряды.

— О чём ты? — спросила я. Я жила в постоянном напряжении, потому что не знала, каким образом он собирался использовать змею. Он говорил о наказании — но ничего о том, за чем оно должно последовать. Поэтому я опасалась, что могу спровоцировать Люциуса даже нечаянным словом.

— Как ты считаешь, могу я допустить, чтобы высокопоставленный чиновник или важный деловой партнёр, едва поцеловав по правилам этикета руку моей жене, тут же почувствовал укус змеи?

— Разумеется, нет, — пожала я плечами. В моей голове тут же возникло несколько версий, что означают его слова, но начать я решила с самой безобидной: — Змея их не будет кусать?

— Остроумно, — уголок его губ слегка дёрнулся. — Будет. Но не сразу.

Этих слов было достаточно, чтобы я отказалась от идеи носить перчатки — получалось, что заклинание начинало действовать, только если кто-то задержит мою руку в своей дольше, чем это требуется для вежливого поцелуя, и вряд ли из этого правила были исключения. А платья с длинными рукавами мне не позволил носить муж. Как только о нашем браке стало известно, я на себе испытала правило «у Малфоев должно быть всё самое лучшее», и моя одежда, как того желал Люциус, подчёркивала мой статус. Теперь же ему и этого было мало: ему нравилось демонстрировать, что я принадлежу ему.

Первый раз Люциус воспользовался своей властью надо мной через пару месяцев после проведения ритуала. Вечером, когда мы вернулись с очередного приёма, я, как обычно перед сном, собиралась принять ванну. Люциус зашёл вслед за мной. Обняв меня сзади, он начал неторопливо целовать мою шею и между поцелуями произнёс:

— Милая, я думал, что ты достаточно умна, чтобы понимать: о нашей сделке никто не должен знать, кроме нас с тобой.

— Я никому не говорила, — удивлённо ответила я, глядя на него в зеркало, перед которым мы стояли.

— Ты можешь и не говорить, — ответил Люциус, — но достаточно твоего неверного поведения, чтобы люди сами поняли, в чём дело. Сегодня ты отшатнулась от кого-то из твоих бывших сокурсников и этим дала повод для слухов. Неприятных слухов, — добавил он.

Я не заметила, как Люциус поднёс палочку к запястью, но в следующую секунду боль скрутила меня, и я согнулась в объятиях мужа, пытаясь прекратить её. Боль не была такой сильной, как в первый раз, когда он демонстрировал мне возможности волшебной татуировки: видимо, он умел варьировать её. Продержавшись какое-то время, я всё же умоляюще простонала:

— Люциус, пожалуйста!

Боль тут же прошла, а я оказалась сидящей на краю ванны, прижатая к груди мужа, который успокаивающе гладил меня по волосам. Дождавшись, когда я перестану плакать, он приподнял мой подбородок и сказал:

— Ты должна себя вести так, чтобы ни у кого не возникало сомнений, что мы счастливы в браке. То, как ты сегодня отшатнулась, было замечено окружающими. Угадай, что я услышал вслед за этим. — Воспоминание о пережитой боли было ещё свежо, поэтому я промолчала, и он продолжил: — Надеюсь, ты поняла, в чём твоя ошибка?

Я кивнула, но чуть позже, уже ложась спать, всё же сказала:

— Я могу держаться подальше от мужчин, если тебе это не нравится, но я не могу обещать, что они не будут прикасаться ко мне.

— Милая, если они прикоснутся к тебе, то для того, чтобы они больше этого не делали, и существует змейка. Почувствовав её укус один раз, в другой они подумают, прикасаться ли к тебе снова.

— Но ведь тогда все точно узнают про это заклинание!

— И пусть знают, — хмыкнул Люциус. Я непонимающе посмотрела на него, и он пояснил: — Поверь, общество вполне благосклонно отнесётся к тому, что на тебе родовая печать, если будет видеть, что тебе это не доставляет никаких неудобств.

— А ты?

— Что — я? Про меня скажут, что я... Как это выразился твой дружок? Подобно дракону, охраняю своё сокровище. На сокровище ты, правда, не тянешь, но то, что ты принадлежишь мне, ни у кого не будет вызывать сомнений.

* * *

Воспользовавшись разрешением Люциуса, я прочла книгу родовых заклинаний. Моя любознательность с возрастом не исчезла, и упустить возможность узнать что-то новое для себя я, конечно же, не смогла.

Я поняла, почему муж сделал то, что он сделал. Родовая магия и в самом деле была более сильной, чем обычная. Если бы во время нападения МакЛаггена на мне было заклинание, он просто не смог бы ко мне прикоснуться. Но для наложения любого родового заклинания на члена семьи требовалось его согласие — это было правило без исключений. Как я поняла, именно потому, что подобные заклинания не только защищали, но и позволяли контролировать чужую волю. Человек должен был сознательно и добровольно отдать власть над собой главе рода. Тем более что со временем эта связь становилась всё сильнее, в чём я смогла убедиться на собственном опыте. Стоит ли говорить, что это принесло мне новые неприятности?

После того нападения на Малфой-мэнор Люциус старался не уезжать из имения. А если поездки избежать не было возможности, старался отсутствовать не более пары дней.

После одной такой поездки я, как обычно, вечером расспросила о ней Люциуса. Так повелось ещё с того времени, когда в имении поселилась Мелисса: стремясь выразить свою благодарность за сестру, я старалась проявлять больше внимания к мужу. Когда он вечером садился в спальне в кресло около камина, я присаживалась на полу рядом с ним, положив ему на колени руки, а на них — голову. О своих делах Люциус никогда не рассказывал, но о том, где он был или каких-то забавных случаях во время поездки — обязательно.

Утолив моё любопытство в этот раз, он внезапно спросил:

— Тебе было хорошо сегодня ночью?

Я смутилась, вспомнив о прошедшей ночи. Иногда случалось, что я во сне возбуждалась и, по всей видимости, ещё не проснувшись, неосознанно прижималась в это время к мужу. Это случалось редко, но секс в такое время был особенно приятен для меня и — я точно знала это — для Люциуса тоже. Предыдущей ночью я тоже возбудилась во сне. А когда проснулась, то поняла, что муж почувствовал моё состояние и помог мне снять напряжение с помощью татуировки. Я с нетерпением ждала вечера, чтобы отблагодарить его за доставленное удовольствие. Однако то, что он заговорил об этом первым, стало для меня неожиданностью.

Но моё смущение Люциус истолковал по-своему. Схватив меня за волосы, он, побелев от ярости, приблизил своё лицо к моему и медленно, делая паузу после каждого слова, произнёс:

— Кого ты представляла себе вместо меня?

— Люциус, пожалуйста, — вскрикнула я. Но в этот раз он не стал мучить меня с помощью змеи. Вместо этого он, распахнув полы своего халата, прижал моё лицо к своему паху, не позволяя отодвинуться ни на йоту, и отпустил только тогда, когда кончил. Отшатнувшись от него, я упала на пол рядом с креслом, держась за горло, пытаясь восстановить дыхание. Чудо, что я не задохнулась и связки не были повреждены. Всё-таки чтение маггловской литературы по сексологии сослужило мне добрую службу. И то, что в своё время я рискнула применить эти знания, стремясь доставить удовольствие мужу — тоже.

* * *

Страшнее всего мне было от того, что получилось в результате сочетания мастерства Люциуса мучить свою жертву с терпением, свойственным Малфоям. Люциус не был похож на Волдеморта, которому ярость застилала глаза, и он начинал вымещать свою злость на окружающих. Люциус умел ждать и причинял страдания тогда, когда мог не спеша наслаждаться их созерцанием. Как я уже говорила, после проведения ритуала до первого моего наказания прошло около двух месяцев. Всё это время я думала только о том, что мне делать, как вести себя, чтобы никто не узнал о родовой печати и чтобы не вызвать неудовольствия Люциуса. Он, как я сейчас понимаю, всё это прекрасно видел и наслаждался моими метаниями.

Вернувшись однажды с Мелиссой из маггловского Лондона, я, как всегда, зашла в гардеробную. Чтобы не злить лишний раз мужа, я сразу же переодевалась в одежду волшебного мира. Увидев позади себя в зеркале Люциуса, я испуганно прикрылась: я была в одном нижнем белье. Бельё было дорогим и красивым — раз Люциус выделял мне средства на посещения маггловского мира, я решила не мелочиться. Впрочем, того, что я получала от Министерства магии, и того, что выручала за перевод текстов, написанных древними рунами (сестру я твёрдо решила содержать на свои собственные деньги), вполне хватало, чтобы я могла существовать безбедно. Однако на покупку (хотя бы для себя) маггловских вещей тратить деньги чистокровного Малфоя было гораздо приятнее. Сначала я хотела как можно быстрее одеться, но поймала в зеркале взгляд мужа — и отбросила в сторону одежду, которую прижимала к себе. Медленно, как он любил, я спустила бретельку полупрозрачного неглиже, не забывая при этом ласкать себя и в зеркале не сводя взгляда с Люциуса. Я добилась, чего хотела: в два шага он преодолел разделявшее нас расстояние, развернул меня к себе и, прижав к ближайшей стене, разорвал бельё и быстро овладел мною. Затем он молча оправился и ушёл, не поцеловав и не приласкав меня, как это обычно бывало. Но только меня это совсем не задело. После его ухода я медленно сползла по стене на пол, испытывая настоящий восторг. Не только потому, что получила физическое удовлетворение, нет. Я чувствовала торжество! В тот день я смогла понять, почему Люциус так любил власть и стремился к ней. Ощущение власти пьянило! Когда я увидела в зеркале, как потемнели его глаза, я поняла, что в этот миг не я ему, а он подчиняется мне. И вместе с этим исчезла моя давняя убеждённость, что я не способна заинтересовать мужчину. Я смогла заставить мужчину потерять от страсти голову, да ещё какого мужчину — всегда выдержанного и не действующего без выгоды Люциуса Малфоя! И пусть ненадолго, но и я получила над ним власть!