Наваждения

Глава 27

Сивилла Трелони была, пожалуй, самой темной лошадкой среди околдованных портретом женщин, а потому директор решил начать с нее. Как та поведет себя во время откровенного разговора с элементами разоблачения, Снейп даже предположить не мог и на всякий случай, поднявшись в башню прорицаний, дальновидно стиснул в руке палочку.

Пред черными очами директора предстала чУдная картина — разномастные сундуки и чемоданы были свалены в большую неаккуратную кучу прямо посреди учебного класса. Видимо, кое-кому не терпится упорхнуть в объятия к новоиспеченному, чтоб его гиппогрифы затоптали, жениху. Почему сборы проходят не в личных апартаментах преподавательницы, а на рабочем месте, Снейп понял, когда увидел в руках Сивиллы большую вычурную клетку, в которую она безуспешно пыталась заманить попугая Птенчика.

Налицо была наглая попытка незаконного присвоения казенного имущества в виде методического живого пособия, купленного, между прочим, на средства школы, но у Снейпа после всех треволнений ночи и прошедшего в алкогольном угаре утра не оставалось сил даже возмутиться такой беспардонностью. И потому он просто молчал, наблюдая, как блаженная прорицательница скачет под люстрой, на которой гордо восседал Птенчик.

— Лети ко мне! Лети ко мне, мой хороший! — приговаривала Сивилла, гостеприимно распахнув дверцу клетки.

— Нехор-р-рошо! Нехор-р-рошо! — орал ей в ответ попугай, этими абсолютно справедливыми словами оправдывая каждый вложенный в него кнат.

«Видимо, хочет сказать, что нехорошо брать без спроса чужие вещи. Вот ведь умная птичка!» — умилился Снейп и негромко кашлянул, решив обозначить свое присутствие.

Трелони в панике обернулась, глаза ее виновато забегали.

— А, Северус, это ты, — растерянно пробормотала она и быстрым движением сбросила с плеч свою цветастую шаль, прикрывая ею корзинку с заботливо уложенными в ней хрустальными шарами.

Снейп закатил глаза. Было не совсем понятно, на ком именно на холодном безлюдном острове Трелони планирует оттачивать свое прорицательское мастерство, но то, что вороватая шарлатанка собралась утащить с собой практически весь реквизит, было видно невооруженным глазом.

Впрочем, Снейпу было не до уголовных наклонностей своей коллеги, сейчас его занимали гораздо более важные вещи.

— Сивилла, сядь, — твердо заявил он и, первым подавая пример, уселся прямо на один из этих дурацких неудобных столиков, за которыми ученики так часто клевали носом во время уроков прорицаний.

Трелони заметно насторожилась, но покорно села напротив.

— Сивилла, — очень серьезно начал Снейп, не сводя с прорицательницы внимательного взгляда, — нам нужно поговорить

Трелони несмело кивнула, а директор четко, кратко и безжалостно рассказал ей о своих подозрениях относительно внезапно вспыхнувших чувств к опасному политзаключенному и участии во всей этой странной истории загадочной женщины из непонятно откуда взявшегося портрета. О своих личных бедах и переживаниях, конечно, умолчал. Да и проведя в замке больше половины жизни и помня о том, с какой скоростью тут распространяются сплетни и слухи, понимал, что Сивилла, если пока еще не в курсе, что между директором и молодой преподавательницей пробежала кошка, то к ужину все равно все узнает. Что время-то тратить? Тем более что ни сочувствие, ни жалость ему на хрен не сдались. Разобраться бы поскорее со всеми этими ненароком влюбленными женщинами (сердце снова заныло — Гермиона!) и заползти обратно в свою нору зализывать раны — вот чего более всего желал сейчас Северус Снейп.

К огромному удивлению директора и несказанному его облегчению Сивилла рассказом прониклась и легко согласилась на легиллименцию. Учитывая вчерашнюю некрасивую сцену в его кабинете (это было только вчера? Немыслимо! Как будто полжизни прошло!), поведение влюбленной прорицательницы было более чем неожиданным, но до чего ж хорошо, что не нужно снова объяснять прописные истины еще одной упертой женщине.

— Я сама уже не понимаю, что со мной происходит, Северус, — всхлипывая, объяснила свое быстрое отступничество Трелони. — Иногда вспоминаю тот год, когда Амикус с сестрой тут зверствовали, и сама себе удивляюсь: ну как я могла его полюбить? Как?

Снейп дернул губы в быстрой формальной улыбке и не мешкая погрузился в разум прорицательницы, пока та не передумала.

Вопреки ожиданиям, никакого хаоса, присущего стилю жизни эксцентричной коллеги, в нем не было. Наоборот, наполненные похожими на завихрения молочно-белого тумана хрустальные шары были аккуратно разложены на полках и разве что не пронумерованы. Было удивительно комфортно находиться в ее разуме, и Снейп не в первый раз подумал, что женщина эта не так проста, как кажется. А может, дело в том, что сознание Сивилла открыла добровольно и даже с некоторой долей благодарности, в отличие от той же Гермионы, которая утром чуть ли не в истерике билась, не желая впускать легиллимента в свою голову.

Долго блуждать между стеллажами с шарами Северусу не пришлось. Трелони сама показала ему нужные воспоминания, подсветив немного сферы. Снейп не стал усложнять себе задачу дополнительными поисками и тут же за них схватился. И да, там было то, чего он ожидал: красивая темноволосая женщина, скромно занявшая угол картины с храпящим в ней Нострадамусом, который за земную свою жизнь так много всего напророчил, что выполнил план на века вперед, и теперь в, так сказать, портретном виде чаще спал, чем бодрствовал. Чем и не преминула воспользоваться коварная Жюстина, которая, кстати, Трелони почему-то представилась Сюзанной. Снейп не стал останавливаться на этом, справедливо рассудив, что на фоне остальных проделок зловредного портрета представление чужим именем вообще внимания не заслуживает.

От прикосновения воспоминание в шаре замерцало, забурлило сильнее, и перед глазами Снейпа предстала сцена, в которой Жюстина-Сюзанна мягко, вкрадчиво, но при этом очень настойчиво доказывает застывшей перед ней с открытым ртом Трелони, что Амикус Кэрроу — самый прекрасный мужчина на свете, и лучшего жениха ей в жизни не найти. При этом зеленые с поволокой глаза нарисованной красотки, не отрываясь, следили за кивающей в такт словам, словно китайский болванчик, явно зачарованной прорицательницей.

Снейп тяжело вздохнул: все-таки одно дело слышать об этом проклятом внушении, а другое — видеть его действие практически наяву. Потом он просто разжал руки, и шар-воспоминание ухнул вниз и совершенно бесшумно разбился. Белая туманная дымка с легко угадываемыми в ней образами Жюстины и Сивиллы некоторое время повисела в пространстве, а затем безвозвратно растаяла.

Проблема с собравшейся замуж Трелони решилась хоть и радикально (нет воспоминания о внушении — нет влюбленности), но на удивление быстро, и минут десять спустя ошарашенная Сивилла совершенно искренне благодарила директора за помощь, одновременно ужасаясь своим недавним намерением поселиться черт знает где, на холодном Мерлином забытом острове, в компании с мужем-рецидивистом.

— Северус, Северус, да что же это такое? — растерянно шептала она, хватая его за руки. — Да как же так?

Снейп молча отдирал ее цепкие пальцы от рукава своей мантии, совершенно точно не собираясь ни утешать, ни сочувствовать чокнутой коллеге. У него небось и своих бед навалом. По крайней мере, Сивилла со своей дурацкой влюбленностью не успела натворить ничего непоправимого, не то что они с Грейнджер. Отделалась легким испугом, так сказать.

Много сил эта мягкая несложная легиллименция не отняла, и потому Снейп, ловко увернувшись от благодарственных объятий прорицательницы, поспешил в Больничное крыло. По его подсчетам едва не отъехавшую на тот свет Роуз Монтгомери не должны были выписать, да и Поппи всегда была еще той перестраховщицей. Дня три девчонке в палате валяться, не меньше.

На фоне кипенно-белого постельного белья лицо когтевранки элегантно отсвечивало фирменной слизеринской зеленцой. Несмотря на многочисленные, вливаемые в девушку доброй мадам Помфри восстанавливающие зелья, наркотик продолжал отравлять ее организм. Ну какой же все-таки дебил этот Одли! Нужно полюбопытствовать, что там Слизнорт вывел ему за полугодие по зельеварению, а заодно и приложить максимум усилий, чтобы экзамен по вышеупомянутой дисциплине был этим придурком благополучно завален.

Роуз смотрела на него исподлобья: визит хмурого и недовольного директора ее порядком встревожил.

— Мы с Нейтом не сделали ничего плохого! — не дожидаясь неминуемой выволочки, дерзко пошла она на опережение.

— Да-да, я помню, — устало кивнул Снейп, старательно отгоняя от себя воспоминания о полураздетых подростках и расставленных по всему полу свечах.

Строить из себя блюстителя морали и нравственности директору было недосуг и претило в принципе (где он, а где нравственность? Смешно, право слово!), и потому он быстро изложил изумленной Роуз суть проблемы и так же быстро предложил решение. Та ненадолго задумалась, потом все же согласилась, но попросила позвать в свидетели сего процесса Флитвика и МакГонагалл.

"Боится", — понял Снейп, но, равнодушно пожав плечами, все же послал патронус коллегам.

Легкая серебристая лань, изящно перестукивая копытцами, умчалась прочь. Снейп проводил ее задумчивым взглядом. Хоть что-то в его жизни стабильно. Лань эта, Лили… хотя нет! Сердце больше не болит и не екает при виде призрачного грациозного животного, теперь для боли есть другие, более актуальные, причины.

Пока коллеги, по всей видимости, весьма неторопливо плелись в Больничное крыло, Снейп отдыхал, откинувшись на стуле и прикрыв глаза. Нервно заламывающая руки и поминутно вздыхающая Роуз отвлекала его от этого занятия, но делать девушке замечание директор не стал.

Девочка боится — это правильно, это нормально. Сеанс легиллименции, пусть даже и добровольный, не слишком приятен, а уж если его проводит человек с такой отвратительной репутацией, как у него, то и подавно.

Наконец дверь распахнулась, в палату ввалились явно недоумевающие, зачем их сюда позвали, Флитвик с МакГонагалл, и Снейп, желающий поскорее закончить весь этот фарс, вскинул палочку.

— Легиллименс!

Роуз трусливо пискнула, но без сопротивления впустила директора в свой разум. Здесь Снейпу пришлось повозиться чуть дольше, чем час назад с Трелони, потому что увлеченная первыми серьезными отношениями Роуз не слишком хорошо помнила, когда именно впервые встретила Жюстину-Сюзанну. Но директор теперь точно знал, кого искать, и спустя несколько томительных минут, во время которых испуганная Роуз дрожала, словно осиновый лист, а мадам Помфри трагическим шепотом объясняла учителям, что собственно тут происходит, директор нашел нужное воспоминание.

На этот раз пронырливая Жюстина обосновалась в картине со смешным низеньким рыцарем в средневековых доспехах. Коротышка расфуфыренным павлином прохаживался по зеленой лужайке, бросая томные взгляды на прекрасную гостью, пока та ласковым голоском внушала стройной и красивой старшекурснице мнимую влюбленность в забитого паренька. Вот ведь зараза!