Наваждения

Глава 28

Разносящиеся по всему коридору возмущенные вопли Грейнджер не услышал разве что глухой, а многочисленные портреты и призраки к утру доделали работу, трудолюбиво оповестив всех обитателей замка о ссоре между директором и его подчиненной.

Все воскресенье свежая и определенно скандальная сплетня передавалась из уст в уста, разносилась по самым отдаленным уголкам Хогвартса, после обеда выползла даже за пределы школы и посетила Хогсмид. Неизвестно, какой процент населения она затронула, но мадам Розмерта, которая давно и неплохо знала Снейпа и искренне радовалась его отношениям с молодой преподавательницей, написала встревоженное послание Минерве МакГонагалл, на которое получила весьма размытый ответ: «Не сейчас. Все расскажу при личной встрече».

В понедельник утром Снейп сидел на своем привычном месте, мрачный и хмурый, и, глядя поверх голов учеников в пустоту, пил только кофе. Профессор Грейнджер отсутствовала. Преподаватели молча запихивали в себя завтрак и жалели, что не последовали примеру Гермионы: сидеть за одним столом с суровым директором было крайне некомфортно.

И только неуместно счастливый Роберт Элмерз радостно вертелся на своем стуле, с аппетитом жевал бекон и задавал соседям нетактичные вопросы:

— А где профессор Грейнджер? Не приболела ли? Вы видели ее сегодня, профессор Флитвик?

Доносившийся с правого конца стола веселый клекот Элмерза страшно раздражал директора, заставляя крепче стискивать зубы, чтобы банально не сорваться и не накричать на коллегу.

«И что Гермиона в нем нашла? — с горечью и недоумением думал Снейп, вспоминая подсмотренное признание девушки, сделанное в доме ее родителей. — Ведь идиот же. Ну форменный идиот!»

С самой Гермионой он столкнулся в коридоре уже после завтрака. Профессор Грейнджер спешила на урок и на вполне ожидаемый вопрос, не передумала ли она насчет легиллименции, снова просто послала его. И даже не к черту, а на хрен! Да уж, отрастила девочка зубки, ничего не скажешь. Или это он ее испортил?

Взбешенный упертостью своей — уже не своей — женщины и ситуацией в целом Снейп стремительной летучей мышью взлетел в свой кабинет и практически накинулся на безмятежно расчесывающую свои роскошные волосы Жюстину.

— Как снять это гребаное внушение без легиллиминции? — рявкнул он. — Должен же быть способ!

Жюстина вздрогнула от неожиданности, уронила расческу в заросли травы под своими ногами, посмотрела на директора с упреком.

— Что ты так разорался с утра пораньше? — возмутилась она. — Напугал!

— Как? — снова зарычал Снейп.

— А-а-а, не поддается тебе наша девочка? — протянула догадливая Жюстина с невольным уважением в голосе. — Умница моя! Люблю ее. А вот ты баран упертый, — выдала она обидную правду и все же решила ответить на вопрос: — Само пройдет.

— Когда? — продолжил допрос Снейп.

— Потом, — туманно объяснила Жюстина и больше на вопросы, связанные с магическим внушением, не отвечала вообще. Просто игнорировала или делала вид, что спит.

Несмотря на уверения Жюстины, внушение не прошло само ни через день, ни через неделю, ни даже спустя полтора месяца. Это Снейп понимал по тому, с какой ненавистью Грейнджер продолжала посылать его по всем известным и неизвестным направлениям, когда он заговаривал с ней. От любви до ненависти ведь один шаг, верно? И работает это в обоих направлениях, видимо.

Грейнджер вообще вела себя непонятно. Обозначив ему свою позицию, включающую в себя его будущую индульгенцию, она принципиально делала вид, что все у нее хорошо, лучше и быть не может. Улыбаясь чему-то своему, девушка дружелюбно общалась с профессором Элмерзом за столом в Большом зале (в эти моменты от с трудом сдерживаемой ревности Снейпа разве что не трясло), спокойно и профессионально вела уроки по Защите, по выходным встречалась с друзьями и иногда даже оставалась ночевать на Гриммо, 12. Поттер тогда непонятно почему присылал к нему сову с запиской, что Гермиона у них, дескать, не волнуйтесь, профессор, и Снейп, хоть и демонстративно фыркал (вот ведь несносный мальчишка, вечно сующий свой наглый нос в совершенно не свои дела), но в душе испытывал невероятное облегчение.

Строптивая Гермиона теперь упрямо называла Снейпа директором, и он с сожалением вспоминал, как еще осенью, когда девушка только приехала в Хогвартс, сам настаивал на этом обращении. А сейчас от очередного холодно-официального «Директор Снейп, вот отчет по успеваемости за неделю» хотелось волком выть, но ничего не поделаешь, никуда не денешься: он сам оттолкнул ее от себя.

Загадка появления в замке проклятого портрета продолжала терзать дотошного директора. Опросив своих ровесников, выпускников Хогвартса помладше и даже вездесущего Гарри Поттера, который все шесть лет своего обучения куда только не совал свой любопытный нос, Снейп определил, что нарисованная вредительница гостит у них совсем недавно, от силы пару-тройку лет.

Деканы факультетов провели обстоятельные беседы с элементами ненавязчивого допроса со своими учениками, в ходе которых выяснили, что щедрая Жюстина направо и налево раздавала советы по зельеварению жадным до знаний студентам Хогвартса. Большинство учеников просто пропускали непрошенные подсказки мимо ушей, кто-то просто откровенно смеялся над странной идеей добавить лягушачьи лапки в Огнезащитное зелье (всем известно, что получится ерунда полная), но вот обедневший авантюрист Генри Пембертон, разумеется, не мог пройти мимо сочувствующей красавицы на стене и не попытаться с ее помощью поправить свое пошатнувшееся финансовое положение. Ладно, хоть здесь разобрались. Хвала Мерлину, не растет среди гриффиндорцев очередной горе-гений от зельеварения.

В свою очередь сразу после скандального разоблачения Жюстины Минерва МакГонагалл написала письмо удачно устроившей свою личную жизнь мисс Эттвуд, которая во время работы в Хогвартсе занимала комнату Гермионы, но ответ, принесенный спустя пару недель миниатюрной ушастой совой, их разочаровал: нет, никакого портрета тогда не было. Да откуда же эта стерва в его замке взялась?!

Без Гермионы Северусу было непередаваемо убийственно плохо. Днем еще куда ни шло: многочисленные обязанности директора неплохо отвлекали, но вечером в его комнате, где так и лежала в кресле забытая ею футболка, которую он никак не мог заставить себя вернуть хозяйке и которую даже прилежные домовые эльфы на всякий случай не трогали, наваливалась такая оглушительная тоска, что Снейп сбегал от нее обратно в свой кабинет и продолжал работать.

Можно было бы попробовать заглушить отчаяние с помощью алкоголя, и, скорее всего, это бы сработало, но Минерва МакГонагалл со всем своим гриффиндорским пылом взялась ограждать его от этого неминуемого шага в пропасть.

Каждый вечер она тихонько просачивалась в кабинет директора и с абсолютно серьезным видом начинала вещать об абсолютно несерьезных вещах.

Снейп тяжело вздыхал, но покорно позволял ей вовлечь себя в дурацкую дискуссию относительно нового логотипа сборной Хогвартса по игре в «Плюй-камни» (наплевать!) или выбора места постройки нового вольера для подросшего Лютика (наплевать с высокой горы!). Каждый ее визит приносил с собой очередную смехотворную проблему, но неплохо отвлекал от дурных мыслей. Он прекрасно понимал, что эти мелкие неурядицы не требуют вмешательства директора и вполне могли бы осесть на столе у его зама, но не взбунтовался, даже внимательно изучив очередную подсунутую Минервой бумажку, в которой немногочисленная группа хогвартских свободных домовиков (а у них были и такие), вдохновленная то ли примером героического Добби, то ли пламенными речами профессора Грейнджер, требовала увеличить им зарплату на… Снейп поперхнулся и еще раз перечитал пергамент… на полкната в неделю!

Ну, это уже ни в какие ворота, как говорится!

— Минерва, зачем ты приходишь сюда каждый вечер? — раздраженно спросил он, ставя размашистую подпись на прошении. — Только не говори, что без моего участия решить это, — он брезгливо ткнул пальцем в пергамент, — невозможно. У нас в Гринготтсе сейф ломится от золота, а ты тащишь мне согласование на увеличение бюджета аж на кнат в неделю? Ты думаешь, я не понимаю, что ты за мной просто следишь? Зачем? Боишься, что я сопьюсь или в петлю полезу? Ты серьезно?

Глаза пойманной с поличным МакГонагалл виновато забегали, но подбородок вверх она вздернула весьма решительно.

— Серьезно, Северус! — отрезала она, удобнее устраиваясь в кресле и всем своим видом показывая, что так просто ее теперь отсюда не вытуришь. — Я вообще-то переживаю за тебя, ты мне дорог как… — она оценила скептически приподнятую бровь директора и поспешно добавила: — …как коллега.

— Да ну? — не проникся ее словами Снейп.

— Ну да. А почему бы и нет? — воодушевленно продолжала МакГонагалл. — Меня все более чем устраивает. Не хочу снова взваливать на себя директорские обязанности, если ты…

— Повешусь? Сопьюсь? — любезно подсказал Снейп.

— Уволишься! — хлопнула по столу Минерва. — Ну и шуточки у тебя, Северус! Ты — хороший директор, гораздо лучше, чем я была. Кстати, тебе тот художник не ответил еще?

Больше месяца назад, когда вся эта история со зловредным портретом только началась, Снейп вспомнил про одного своего знакомого художника — Доминика Тафт-Уоллеса. Знакомство это было не то чтобы близкое, скорее деловое. Доминик в том проклятом девяносто восьмом году начал писать его портрет, да в силу своей необязательности, присущей многим творческим натурам, так и не закончил. Так что, даже если бы сволочная змея не схалтурила тогда в Визжащей хижине, все равно не висеть бы ему среди своих величественных предшественников. Не то чтобы это сильно огорчило директора: нарисованные болтуны его и без того порядком достали. А слушать их вечные споры о всякой ерунде на протяжении веков еще и в виде портрета… нет уж, увольте.

Все художественное образование Снейпа сводилось к красивому преданию о том, что когда-то давным-давно один чудаковатый итальянский сквиб нарисовал странную улыбающуюся женщину на фоне гор, и маглы уже который век безуспешно бьются над разгадкой этой самой улыбки, и потому, не надеясь на свои познания, директор написал письмо своему магопортретисту сразу же, буквально через день после разоблачения Жюстины, но ответа пока так и не получил. Ну, вспоминая стиль работы художника — один только фон для портрета (светло-серый, темно-серый или просто серый) тот выбирал три недели — Снейп ничему уже не удивлялся.

— Нет, ответа не было, — покачал головой Северус и протянул МакГонагалл подписанный пергамент. — У тебя все, Минерва?

МакГонагалл сделала скорбное лицо и упрямо сжала губы, и Снейп понял, что так просто его сегодня в покое не оставят.

— Нет, не все, Северус!

— Мерлин! — простонал Снейп, закатывая глаза к потолку. — Ну что еще?

— А то, Северус, что мне надоело смотреть на эти ваши брачные игры с Гермионой! Ты думаешь перед ней извиняться или нет?

Снейп так и застыл, будто под дых ударенный. А вот это поведение его заместителя уже явно переходит границы нормального и дозволенного.