Наваждения

Глава 31

Если гостиную этого странного дома полностью подчинил себе невообразимый бардак, то в маленькой круглой комнате на последнем этаже царил идеальный, прямо-таки удивительный порядок. Гермиона даже подзависла немного: уж слишком сильным стал диссонанс при переходе из одного помещения в другое. Секунду назад они еще с трудом поднимались вверх по заставленной деревянными ящиками лестнице, и Снейп позади нее тихо проклинал все на свете, потому что ржавый гвоздь порвал ему мантию, и вот уже стоят в прохладной уютной комнатке, все стены которой увешаны разного размера портретами.

«Личная картинная галерея Доминика Тафт-Уоллеса”, — догадалась Гермиона и принялась внимательно разглядывать портреты.

Некоторые из них имели вполне привычный ей вид: изображенные на холстах люди приветливо улыбались, недовольно хмурились или совсем уж неприлично продували нос, нисколько не беспокоясь, что на них смотрят.

А вот небольшая часть портретов так и осталась незавершенными. По какой-то причине их до сих пор не покрыли волшебным финишным раствором, позволяющим нарисованным людям говорить, смеяться, плакать и, возможно, даже чувствовать.

Вон между чопорной старой леди, надменно взирающей на гостей, и юным веснушчатым рыцарем в сверкающем на солнце шлеме, забрало которого, сколько его не поправляй, так и норовило с жутким лязгом упасть на глаза, затесалось знакомое лицо — Корнелиус Фадж, бывший министр магии, собственной неприятной персоной. От своих гомонящих соседей он отличался исключительной неподвижностью, что даже немного пугало.

— Не заплатил за работу, — объяснил Доминик Гермионе, с интересом разглядывающей застывшего Фаджа. — После той скандальной отставки с деньгами у него совсем худо.

— Так ему и надо, — буркнула себе под нос Гермиона, вспомнив, как бывший министр гнобил ее лучшего друга весь его пятый курс.

— Ага, — радостно согласился с ней Тафт-Уоллес. — Премерзкий тип. Работать с ним было — врагу не пожелаешь. Вечно крутился, как поросенок на вертеле, посидеть спокойно не мог, гад такой. И время встреч постоянно переносил — он, видите ли, занят! Подумаешь, какая важная шишка! Вон Снейп тоже не абы кто, целый директор, небось занятой человек, а всегда являлся как штык. Назначено в семь — значит, ровно в семь и прибудет, не то что некоторые.

Гермиона, вдруг вспомнив о главной цели своего визита в мини-галерею, встревоженно завертела головой в поисках портрета Северуса, нашла его позади себя, над самой дверью, и, натолкнувшись на стылый взгляд неживых черных глаз, забыла сделать следующий вздох.

Сердце гулко и больно ударилось о грудную клетку, а потом заныло, застонало, заметалось внутри, и Гермиона поняла, что ради этого человека она пойдет на что угодно. Сделает все, что он прикажет. Убьет, украдёт, прыгнет со скалы без парашюта и палочки, достанет из недр земных Мертвую и Живую воды, родит ему десятерых детей, если он захочет стать отцом, или ни одного, если такового желания у него не возникнет. Будет с ним рядом всегда и везде. Все, что угодно, лишь бы не увидеть больше никогда этих пустых мертвых глаз.

Несмотря на свой не самый приятный характер (о, Гермиона тоже отметила эти насмешливые шпильки в адрес Снейпа), Доминик Тафт-Уоллес был прекрасным художником, трудолюбивым и безусловно талантливым. И эти холодные неподвижные, словно у покойника, глаза не были, конечно, недочетом мастера. Просто в то страшное время, когда Северус Снейп играл за пешку в великой игре двух гениев, злого и относительно доброго, они действительно были такими. Два замерзших черных колодца, на дне которых вяло плескались тоска и вселенская усталость.

Некстати (или наоборот, очень даже вовремя) услужливая там, где не надо, память подбросила воспоминание: она, Рон и некоторые из Уизли окружили потрясенного дрожащего Гарри в Больничном крыле в ту ночь, когда погиб Седрик Диггори, а Воландеморт возродился. Миссис Уизли пытается чуть ли не силой впихнуть в парня какое-то зелье, Рон с нереально круглыми глазами бормочет без перерыва: «Вот это да, Гарри! Ты уверен, Гарри?», а она сама исподлобья наблюдает за директором и профессором зельеварения.

Снейп тогда только-только спугнул труса Фаджа своей меткой и не успел одернуть рукава сюртука и рубашки, и Гермиона не могла оторвать полный отвращения и ужаса взгляд от серой, выползающей из черепа змеи на бледной коже.

Сириус уже снова превратился в собаку и шустро убежал в коридор, а Дамблдор вдруг повернулся к Снейпу:

— Северус, ты знаешь, что я должен попросить. Если… ты готов это сделать…

— Да, — ответил тогда Снейп, и в черных глазах его разлилась стылая пустота.

И Гермиона мгновенно поняла, что предстояло их учителю, куда именно он сейчас отправится, и ужасная несправедливость происходящего отозвалась в ее душе болезненным уколом совести. Да, все просто ужасно, хуже не придумаешь: Седрика убили, Гарри чуть не убили, Воландеморт возродился, но, несмотря ни на что, они вместе. Сидят в теплом уютном замке, в надежность стен которого верили еще с первого курса. Им плохо и страшно, но им не нужно идти в зловещую темную ночь на встречу с психопатом, убивающим и пытающим людей просто от скуки. А Снейпу нужно. Ему придется это сделать, потом что он шпион, потому что попросил (приказал!) Дамблдор, потому что кто, если не он?

Бесшумно двигаясь к выходу, Снейп не удостоил их дружную компанию даже презрительного взгляда, но Гермиона успела отметить твердость сжатых в тонкую ниточку губ, глубину скорбной складки между бровями и снова эти глаза. Неживые, стеклянные, жуткие.

Точно такие же, какие сейчас смотрели на нее с недописанного портрета.

— Что-то не то, — нахмурился художник, сличая оригинал с равнодушно взирающим на них статичным изображением. — Что-то я упустил.

И только сейчас Гермиона поняла, насколько ей наплевать на показную холодность Северуса Снейпа, на его извечное недоверие к ней и в принципе к окружающим, на вечную, какую-то больную, неправильную, любовь к Лили Эванс, лучше которой ей все равно никогда не стать, так зачем трепыхаться? Главное, что рядом с ней, Гермионой, у него никогда не бывает этого страшного неподвижного взгляда и никогда не будет — уж она позаботится об этом.

— Да, — спокойно сказала Гермиона и подошла к зловеще молчавшему Снейпу, взяла его за руку, обозначая свое отношения к нему. — Простите, Доминик, но этот портрет крайне неудачный. Сожгите его. За него вам все равно никто не заплатит. Было приятно познакомиться.

И она буквально выволокла удивленного Снейпа из комнаты.

— Пойдем отсюда! Скорее! — бормотала она, сбегая с узкой винтовой лестницы, пересекая гостиную.

Снейп не понимал, что такое на нее нашло, какая муха укусила, но не возражал, почти летел за ней.

Оказавшись наконец на улице, вдохнув свежий прохладный воздух, она остановилась, повернулась к сбитому с толку мужчине, обвила руками его талию, прижалась крепко-крепко.

— Да что с тобой? — удивился Северус, осторожно убирая кудрявый локон с встревоженного любимого лица.

— Не нужны мне никакие пейзажи, — объявила она дерзко. — Пойдем лучше к тебе.

Кружевное белье больно царапало затвердевшие соски, неприятно впивалось в нежную кожу, и хотелось немедленно — вот прямо сейчас! — его снять.

Снейп сглотнул. В свете тусклого старого фонаря в его глазах бушевал жаркий (жаркий! Выкусите, Лили Эванс и все остальные причинившие ему боль люди!) огонь.

— Я снял дом тут неподалеку, — признался он тихо, словно опасаясь, что она начнет возражать. — На все выходные.

— Так чего же мы ждем? — воскликнула Гермиона и даже ударила его несильно в грудь своими маленькими кулачками. — Перенеси нас туда!

И в следующее мгновение вихрь трансгрессии подхватил их, утянул к маленькому каменному дому на побережье, где они наконец-то смогут побыть только вдвоем.

* * *

Экскурсию по дому Северус и Гермиона, не сговариваясь, решили отложить на потом: слишком уж изголодались они друг по другу, слишком долгой была эта бестолковая ненужная разлука.

Едва переступив порог дома и оставив бодрящую прохладу весеннего вечера снаружи, Снейп подхватил ее, впился нетерпеливо в мягкие податливые губы, сразу же потянулся к застежке мантии.

Гермиона увлеченно ему отвечала, тоже не забывая при этом стаскивать с широких плеч уже его черную мантию и привычный сюртук.

Где-то далеко в доме хлопнуло незакрытое окно, и холодный жалящий ветер пробежался по ступням девушки. Она поджала зябко пальцы ног, мельком подумала о том, что неплохо бы перебраться в спальню или хотя бы поближе к камину, и тут же обо все забыла, потому что горячие руки Северуса пробрались под платье, зацепили край тонких прозрачных колготок сразу вместе с трусиками и грубо сдернули вниз.

Гермиона недовольно фыркнула: и для кого она старалась, выбирала это дурацкое кружево, если увидеть его все равно никто не пожелал? Красивые трусики, скрытые колготками, уже болтаются где-то в районе щиколоток, а грудь, надежно скрытую роскошным бюстгальтером, Снейп на этот раз обошел своим вниманием.

Очень странно, совсем не похоже на Северуса. Обычно он покрывал поцелуями каждый дюйм ее тела, прежде чем перейти к самому главному. Ну, в принципе, против быстрого перепиха у стены в коридоре Гермиона тоже совсем не возражала. Тело, за месяцы разлуки отвыкшее от ласк, сейчас дрожало, как натянутая до предела струна, на прикосновения его рук отзывалось табунами мурашек в самых неожиданных местах и отчаянно жаждало долгожданной разрядки.

Поэтому Гермиона сразу же потянулась к ширинке его брюк, намереваясь освободить возбужденный член, но неожиданно Снейп оттолкнул ее руку и, не отрывая от ее немного обиженного лица пристального взгляда своих черных глаз, опустился перед ней на колени.

— Прости.

Почти невесомые поцелуи покрыли плоский животик, язык очертил впадинку пупка, заскользил ниже.

Гермиона, широко распахнув глаза, дышала тяжело и рвано.

— Прости меня.

Настойчивые ладони поползли, обжигая прикосновениями, по чувствительным бедрам вниз, к лодыжкам, щиколоткам. Приподняли ее трясущуюся правую ногу, высвободили из стянувших путами колготок и поставили ступню на мужское плечо, открывая доступ к самому интересному.

— Прости меня, я идиот. Я чуть все не испортил.

Наглый язык оставил свой огненный след на внутренней стороне бедра, на нежных складочках промежности, теплые губы сомкнулись на бугорке клитора, и Гермиона охнула, оперлась руками на обтянутую белой тканью рубашки спину, чтобы банально не упасть, ведь на одной дрожащей ноге, как известно, долго не устоишь.

— Северус, тебе не кажется, что… а-а-ах! — вскрикнула Гермиона, когда умелый язык мужчины начал выписывать восьмерки на ее клиторе, — …тебе не кажется, что мириться с помощью секса — не самая удачная идея? О-о-о, да! Еще!

— Нет, — просто ответил Снейп и продолжил целовать ее еще напористее, желая побыстрее довести девушку до оргазма.

Много времени Гермионе не потребовалось. Вынужденное долгое воздержание и опытные язык и пальцы Снейпа сделали свое дело, и всего каких-то пару минут спустя с громким протяжным стоном она кончила.