Наваждения

— Доминик, оторвись наконец от рук мисс Грейнджер, они ей еще пригодятся! — рявкнул, не вытерпев, Снейп. — Давай уже рассказывай все, что знаешь.

— О, это очень интересная история, — встрепенулся Доминик, к облегчению директора оставив правую руку Гермионы в покое. — Скорее даже легенда. Никто ведь доподлинно не знает, что там было триста лет назад, верно?

Триста лет назад! Снейп вспомнил, как обиделась когда-то Жюстина на его вопрос о возрасте, и беззвучно усмехнулся.

— Портрет этой женщины обладает удивительными способностями, — понизив голос, продолжил художник. — То ли колдовать умеет, то ли в мысли проникать, я точно не знаю, но коллекционеры хотят заполучить его именно из-за этих ее талантов. Э-э-эх, — сокрушенно зацокал языком Тафт-Уоллес и снова кинул недовольный взгляд на Снейпа, будто именно он был виноват в том, что портрет достался не ему.

Гермиона и Северус быстро переглянулись. Знал бы Тафт-Уоллес, сколько нехороших дел натворила талантливая Жюстина в Хогвартсе, возможно, не завидовал бы так сильно.

— Ходят слухи, — Доминик перешел на еле различимый шепот, — что портрет этот не просто портрет, а кре… кхм-кхм, — бедняга даже закашлялся, — кхм-кхм …страж. Вряд ли вы слышали об этом темнейшем виде магии, моя дорогая, — в порыве чувств он снова вцепился в многострадальную руку Гермионы, и Снейп заскрипел зубами, задышал тяжело и часто. Да сколько же можно? Совсем этот сволочной Тафт-Уоллес границ не видит, ублюдок!

Гермиона негромко фыркнула. Интересно, что бы сказал странный художник, если бы узнал, что она не просто знает об этом наитемнейшем артефакте, но и почти полгода таскала его на своей шее?

— Ты-то наверняка слышал об этом страшном заклинании, да, Северус? — с невинной улыбочкой обратился к нему Тафт-Уоллес.

— Да так, мельком, — осклабился Снейп.

— Поговаривают, что Тот-Кого-Нельзя-Называть тоже в свое время сделал себе кре… в общем, такую штуку, и поэтому Гарри Поттер так долго не мог его убить, — трагическим шепотом вещал Доминик известные им факты.

— Быть такого не может! — очень серьезно заявил Снейп, вспомнив, как один из крестражей чертового Темного Лорда пытался загрызть его насмерть на грязном полу Визжащей хижины. — Чего только люди не придумают.

Гермиона хихикнула, но поспешно сделала вид, что подавилась ромом.

— Ну, тебе виднее, конечно, — немного обиделся Тафт-Уоллес. — Это ты у нас мастер темных искусств, а мой мир — это вот! — И он театрально взмахнул рукой, указывая на стену с перепрыгивающими с ветки на ветку горланящими на все лады попугаями и выглядывающими из-за стволов деревьев смешливыми нимфами.

— Доминик, давай уже ближе к делу, а! — не выдержал Снейп этой долгой вступительной речи, прикинув, что такими темпами они до утра из этого ужасного дома не вырвутся. А у него на эту ночь были кое-какие планы, и так бездарно тратить время на хвастливого художника казалось почти преступлением. — Рассказывай о Жюстине.

Тафт-Уоллес попытался было надуться, но Гермиона ласково ему улыбнулась и попросила тоже:

— Пожалуйста.

И художник тут же передумал дуться. Видимо, юное очарование и мягкая улыбка всенародной героини произвела на него неизгладимое впечатление.

— Никто не знает, как ее зовут на самом деле, — начал наконец свой рассказ художник. — Но чаще всего она представляется Жюстиной, это верно. И, вроде, Сюзанной, но это уже не точно.

Гермиона сделала большие глаза Снейпу, но тот покачал головой, мол, не перебивай, пока этот павлин нахохленный наконец сподобился. Девушка понимающе улыбнулась.

— Мать ее была обыкновенной неграмотной шлюхой из парижских доков, а вот отец, судя по всему, все же из волшебников происходил. Во всяком случае окружающие сразу смекнули, что с девочкой что-то не так. Всех ее обидчиков рано или поздно находили в Сене. Кто упал по пьяни и захлебнулся, кто шею сломал чуть ли не на ровном месте, нда-а-а… Страшная женщина, страшная, — задумчиво протянул Доминик, качая головой. — В Шармбатон она, разумеется, не попала.

— Но почему? — воскликнула Гермиона, удивленная тем, что у такой сильной волшебницы не было, оказывается, классического магического образования.

— Деньги, моя дорогая, все дело в деньгах, — терпеливо объяснил Тафт-Уоллес. — Книги, форма, котлы — все это стоит денег и немалых. Откуда они у портовой шлюхи? Это в Хогвартсе всегда существовала программа помощи детям из бедных семей, а Шармбатон не отличался такой же демократичностью. Кстати, Северус, ты ведь сам учился по этой программе, верно?

— Неверно, Доминик, — процедил Снейп, мечтая свернуть шею этому болтливому козлу, из шкурки вылезающему лишь бы выставить его в дурном свете перед Гермионой. — Моя семья была бедной, но все же купить книги могла себе позволить. — Правда, подержанные из букинистического магазина, ну и что? Так что пошел бы ты к черту, Доминик Тафт-Уоллес, волшебник из древнейшего рода с собственным замком, гербом и прочими плюшками, сука! — Но в любом случае спасибо, что напомнил.

— Надо же, — непритворно удивился Доминик, стараясь не встречаться глазами с взбешенным взглядом Снейпа. — А я всегда думал, что ты из этих… Ну так вот, вместо Шармбатона мать отправила девочку на улицу. Она была молода, хороша собой, и от клиентов отбоя не было, так что деньги к ней потекли рекой.

— Ужас какой! — содрогнулась Гермиона, вспомнив, как Жюстина, весело смеясь, рассказывала ей о своих многочисленных любовных похождениях. Тогда-то девушка думала, что все романы Жюстины случались если не по великой любви, то хотя по взаимному увлечению, а оно вон как оказалось: пошло и банально — за деньги. Ты мне монеты, а я тебе…

Выросшая в благополучной полной семье Гермиона знала эту сторону жизни только по романам известного бразильского писателя, над которыми в свое время пролила немало слез, и сейчас против воли ощущала искреннюю жалость к маленькой девочке, которой вместо того, чтобы учиться, пришлось торговать своим телом.

— Что-то не сходится, Доминик, — нахмурился Снейп, который за несколько недель, что Жюстина провела в его кабинете, успел понять, что та далеко не дурочка необразованная, и общими знаниями по основным магическим направлениям явно владела. Не на улице же она их получила, верно? — Наш портрет довольно образован. По зельеварению иногда такие идеи подбрасывает, что диву даешься.

— Да любовник у нее один был из наших, из волшебников. Зельевар и темными искусствами увлекался к тому же, вроде тебя. Вот всему ее и научил, — хохотнул художник. — Темный маг был, точно вам говорю. После него она совсем с катушек слетела. Возомнила себя великой ведьмой и ну давай варить любовные зелья на продажу и экспериментировать при этом. Много людей своим пойлом перетравила тогда. Даже в тюрьму ее сажали, а толку? Очарует охранника, тот и поможет ей сбежать, болван влюбленный!

— А портрет магический она как себе заполучила? — перешел к главному Снейп. Ему уже давно надоело слушать о прижизненных проделках Жюстины, хватило и того, что она натворила в его замке в уже нарисованном виде. — Вряд ли ее решили увековечить на холсте за заслуги перед отечеством.

— Нет, конечно, — засмеялся Доминик. — Заслуги ее весьма сомнительны.

— И за что же ее нарисовали? — спросила Гермиона, нетерпеливо ерзая на месте.

— Да все за то же самое, моя дорогая, — подмигнул ей Тафт-Уоллес. — Очередной ее любовник был художником.

— А-а-а, — разочарованно выдохнула Гермиона. Ну, а чего она, собственно, ожидала? Что неразборчивая в связях дама полусвета спасла город от вспышки драконьей оспы? Смешно.

— Художник, по всей видимости, был очень в нее влюблен. Я сам-то портрет ни разу не видел, но люди говорят, что он отличается от других волшебных портретов особенной реалистичностью. Жизнь в ней ключом бьет, а это возможно только тогда, когда художник не просто обладает исключительным талантом, но и всем сердцем любит своего персонажа, — восхищенно разглагольствовал Доминик, все попивая ром. — Вы наверняка заметили, что ее портрет отличается от остальных особой живостью?

— О да, — закатила глаза к разрисованному потолку Гермиона, а Снейп невесело ухмыльнулся. Эта самая «особая живость» Жюстины наделала немало переполоха в Хогвартсе.

— Доминик, вы упомянули, что портрет может быть крестражем, — сказала Гермиона, и Тафт-Уоллес вздрогнул, пролил на себя алкоголь, чертыхнулся. — Почему вы так думаете?

— А потому что художника того, в нее влюбленного, она убила, — резко ответил Доминик, и теперь уже Гермиона вздрогнула. — Сразу после того, как он закончил портрет.

— Но это еще не значит, что портрет стал крестражем, — веско заметил Снейп.

— А много ты знаешь портретов, способных колдовать? — хитро прищурился Тафт-Уоллес, и Снейп был вынужден признать его правоту.

— Нет, немного, — директор отвернулся от собеседника, проследил незаинтересованным взглядом за обнаженной нимфой на стене, усердно посылающей ему воздушные поцелуи. — Ни разу не встречал.

— Ну вот, — художник довольно улыбнулся.

— Ох, что-то мне все это не нравится, — пробубнила себе под нос Гермиона, вспомнив, как осколок души проклятого Воландеморта управлял сначала Квиррелом, потом Джинни. — Совсем не нравится.

— Не думаю, что она настолько опасна, как вам кажется, — безмятежно заявил Тафт-Уоллес. — В конце концов, ее цель заключалась всего лишь в продлении жизни, а не захвате мировой власти и порабощении маглов. Девушка всего лишь боялась состариться и умереть, это объясни…

— Кто был последним владельцем портрета? — бесцеремонно перебил художника Снейп, думая о том, что история, рассказанная Тафт-Уоллесом, безусловно, занимательная, но к разгадке, откуда чертов портрет взялся в замке, совсем их не приблизила.

— А я откуда знаю? — пожал плечами Доминик с таким недоумевающе-обиженным видом, что у Снейпа просто не было причин ему не верить. — Сначала он точно был во Франции у брата художника. Какой-то тип по фамилии Буанселье, имени не знаю. Потом тот разорился и продал портрет Родерику Крокетту, а тот в свою очередь подарил своей внучке Диане Флэтчер. Та тоже через несколько лет его то ли продала, то ли подарила, во всяком случае в их семье его уже точно нет. Купить его могли Паркинсоны или Торнтоны, они еще те заядлые коллекционеры, но точно мы этого не узнаем. Паркинсоны после последних событий эмигрировали куда-то в Новую Зеландию, а Торнтоны…

— А Торнтонов убили еще в девяносто седьмом, — задумчиво протянул Снейп. — Нда. И снова мы ни к чему не пришли.

— Да, — неуместно радостно согласился Доминик и, обращаясь к Гермионе, сказал: — Моя дорогая, раз уж мы закончили с обязательной официальной частью, не хотите ли подняться в башню и посмотреть мои картины? Мне будет приятно услышать ваше мнение о них.

— М-м-м, — замычала Гермиона, которой, если уж совсем честно, больше всего хотелось теперь приступить к созерцанию местных красивых пейзажей в компании с одним только Снейпом. Такая ей обещана была программа.

— Там и портрет нашего общего друга есть, — добавил художник и кивнул в сторону задумавшегося Снейпа.