Книга шороха

Варсул теперь совсем перестал получать письма от Дани, но мысли о дочери не покидали его. Он переживал. Каждый день писал ей, но не отправлял ничего, а связывал конверты и складывал в ящик стола. Поздно ночью к нему приходили доверенные обходчики полей, и каждому он выдавал по ящику винтовок, чтобы те раздали их людям. Неустанно и без перерывов Варсул готовил сборщиков опия к бунту.

Через пару недель после первых самолетов, пролетевших над Аренором, занялось пламя. Бесконтрольная волна восставших поднялась, чтобы обрушиться на голову «Амаполы». Жгли дома наблюдателей, выгоняли их в до сих пор не увядшие поля и расстреливали. А Варсул самым раним утром, еще до восхода солнца, брал пару помощников и отправлялся с ними на аэродром. Там они пробирались на склад и в металлические канистры сливали из огромных цистерн горючее. Краденое топливо складывали в подвале поместья и ждали часа, когда Горим даст команду поджигать маки.

Он почти не спал. Иногда, в часы, когда сон вовсе не шел, Варсул бродил по темным узким коридорам старого дома, озираясь по сторонам, будто слышал голоса прежних обитателей. Легко касался лиц на облупленных портретах кончиками огрубевших пальцев. В том было некое таинство – так, казалось ему, он общается с ними. С людьми, что жили в этом жутком мрачном доме прежде. Все чаще он заходил в господские покои и сидел, уставившись в черный провал древнего гобелена, разглядывал одно единственное имя – Аили.

Сперва мысли о связи Кочерги и поместья всего лишь забавляли его и отвлекали от беспокойных минут. Но он возвращался в воспоминания и отчетливо слышал ее слова «У меня есть только "Жаровня" и Эр», а потом вспоминал ядовитый оскал Лоя Севера и опускал взгляд к самому основанию дерева на гобелене, где пятно гнили почти съело имя Найэра Ферса. Совпадение, думалось ему. Одержимый, он облазил весь дом и на чердаке нашел сваленные в кованый сундук бумаги и дневники. Прежде до него доходили людские толки – давным-давно в поместье жили Шелесты. Варсул не слишком хорошо знал историю, а историю Дома шепота и вовсе никто не знал. Шелесты ушли, остались в прошлом и забрали любое напоминание о себе.

В минуты свободного времени он читал, с трудом разбирая острый почерк, потрепанный дневник последнего хозяина поместья. Наймаран Ферс рассказывал бумаге о странных и страшных вещах: писал о мирах разума, в которых тонул почти всю свою жизнь, писал об ужасном проклятии, уничтожавшем его семью год за годом, о судьбоносной игре с Серебряной ведьмой Гаал, о жене, которая осталась нема после встречи с Черным ветром. Наймаран Ферс писал и о самом Ветре, пожирающем в нем все человеческое и берущим верх над сознанием. Из толщи времен поведал Варсулу о поводыре, который спасал жизни Шелестов – об Аззаме Вади. О своем добром друге, который стремился изменить мир к лучшему – о Багровом короле. Маран мечтал о том, чтобы маковые поля застелили Аренор, и прилагал к дневнику рецепт мази, которую готовили из макового молочка. Если бы только этой «маковички» было больше, у Шелестов появились бы шансы на человеческую жизнь.

С гордостью писал о сыне. С нежностью и горечью рассказывал о дочери. Из двоих детей именно она отойдет Черному ветру, и отчаяние от такого наследия грызло Марану сердце. Маленькая Аили пройдет по его стопам, и счастье, если Ветер не поглотит ее разум. В конце концов, Маран нашел способ избавиться от Ветра, но дальше описывал сплошные неудачи, постигшие его на этом пути. Ритуал оказался невозможным, и в результате, оставлял лишь горы трупов. Читая о ходе ритуала, читая имена жертв и сожаления Наймарана Ферса, Варсул вспоминал черный узор на коже Кочерги и точно такие же рисунки шрамов на теле Лоя Севера. И содрогался, связывая в голове слова забытого Шелеста и ту Аили Найферс, которую знал лично. В самом начале смеялся над собой, а под конец в безумной вере кусал пальцы. Ведь кто-то так ладно все устроил: Варсул за гроши купил дом, а в одну из поездок к Грю познакомился с этой Кочергой. Он только-то и подумал, что она может оказаться дальней родственницей прежних хозяев дома, но влез так глубоко, что откопал труп ее похороненного прошлого.

И вот, сидел с дневником на коленях, уставившись в черный провал древнего гобелена.

Разглядывал одно единственное имя – Аили.

* * *

Снег лениво посыпал ее голову, и Вэлари, зябко поежившись, натянула берет. Она долго стояла на пустынной улице и осторожно поглядывала в сторону запертых дверей «Жаровни» – единственное место, где, она точно знала, можно встретить Лоя Севера. Вот уже неделю Вэл приезжала сюда, в надежде поговорить с ним, ждала часами, в перерывах между воздушной тревогой, а во время налетов пряталась вместе с прочими людьми в подвале одного из домов неподалеку.

Сегодня он явился. Торопился, как никогда, покручивая в ладони связку ключей, и кутался в плотное шерстяное пальто, спрятав красное от холода лицо в складках шарфа. Она окликнула его и помахала рукой.

Лой остановился.

– Меня ждешь? – насмешливо спросил он, когда она подбежала.

– А ты, что ли, ко мне пришел? – Вэл задорно улыбнулась в ответ и едва не поскользнулась на обледенелом тротуаре.

Светлая борода Севера покрылась инеем от частого дыхания на морозе, он потер ее и лукаво заметил:

– Кажется, тебе нравится это место встречи.

Она кивнула:

– Вполне. Но лучше договариваться заранее. Я неделю уже тебя караулю.

– Зачем?

Закусив губу, Вэлари тихо произнесла:

– Мне нужно встретиться с Кочергой.

Он показался заинтересованным, но продолжал молчать, разглядывая ее. Как будто и не Лой вовсе. Она знала его небрежным и веселым волокитой, ленивым и совсем несерьезным. И прежде не видела, чтобы он так вдумчиво говорил, взвешивая каждое слово. Словно состарился где-то глубоко внутри, стал мудрее и отяжелел от груза прошлого.

– Что ты хочешь от нее? Книга не понравилась? – Лой с издевкой кривил рот. – Ну, так Книги шороха такие – не самое легкое чтиво.

Вэл отмахнулась:

– Думаю, нам с твоей Кочергой полезно пообщаться.

– И правда, – хрипло протянул Север. – Пользы от вашего разговора хоть отбавляй будет. Только время ты выбрала не самое лучшее.

– Отчего же?

– «Амапола» и Семмир открыли на нее сезон охоты. – Он указал пальцем на спокойное еще небо. – Несмотря на войну.

Растаптывая тонкую корку льда под ногами, она отвлеченно спросила:

– Что случилось?

Лой стряхнул с плеч снег, в неуверенности мялся на месте, но все же с неохотой ответил:

– Все и так знают… – Вздохнул. – Она уничтожила последнюю поставку опия. Утопила в порту перед началом войны. А с кем ты – не ясно. Может, и тебе ее голова нужна?

– Больно ты о ней заботишься, – Вэлари заинтригованно повела бровью. – Я сама по себе, Лой, как и раньше. Есть я и Печатник. Остальные – никто.

Он многозначительно кивнул, иронично и почти беззлобно:

– А что Грю Монн? Ты, вроде, и с ним дела имела.

Она весело расхохоталась:

– Грю? Одно мое слово, и он забьется в угол, да пальцем твою Кочергу не тронет. Без моего финансирования Управление быстро сдуется. Особенно теперь. – Стерев улыбку с лица, стала вдруг невероятно серьезна. – Если, как ты говоришь, у нее проблемы с Торговыми домами, то мы хотим ее в союзники. Я и Печатник.

Угрюмо склонив голову, Лой извлек из кармана бумажник, достал желтую денежную купюру и начал что-то быстро писать на ней огрызком карандаша.

– Вот, тогда, тебе адрес. – Протянул ей записку. – Мы живем с госпожой Марих. Очень бы не хотелось тревожить ее по пустякам.

Вэл внимательно рассмотрела адрес и сжала бумажку в кулаке. Хитрые голубые глаза Лоя светились в серости Арх-Дамана, как драгоценные камни. Он провел ладонью по мокрым от снега волосам.

– Ты стала большим человеком, – убрал бумажник и, на прощание махнув, направился к «Жаровне».

– Я всегда им была, Лой, – бросила она ему в спину, – или ты забыл?

Он на ходу обернулся:

– Я помню иное время, Зару Ятка.

Вэлари небрежно хмыкнула:

– В прошлый раз ты назвал меня иначе.

Вставив ключ в замочную скважину, Север едва слышно пробормотал:

– Тебе показалось.

– Ты не Лой. – Надевая перчатки, отрезала она. – Только выглядишь, как он. Но ты – не он.

Он открыл дверь, отряхнул снег с пальто и постучал пятками о край порога.

– А ты – не Ятка. И не похожа на Ятку. – Тьма «Жаровни» укрыла его огромный силуэт. – У тебя от него только глаза. Как у ястреба.

* * *

В камине мирно трещали поленья, сытые жаром огня. Кроме Аили дома никого не было: Эра она отправила в "Жаровню", чтобы он забрал из сейфа оставшиеся деньги, а Дани теперь почти жила в госпитале. И Блуд неустанно следовал за ней, куда бы она не шла.

Дом молчал, молчанием обволакивал, обнимал сзади за шею, и густая тьма кутала в пыльное бархатное одеяло ночи. Неделю Аили не выходила на улицу. Невидящим взглядом щупала заголовки газет – из раза в раз одинаковые. Война. Днем мимо дома в сторону порта маршировали солдаты, громыхали грузовики, груженые снарядами, на прицепах тащили орудия. Временами слышала воющие вдали сирены авиационной тревоги, вздрагивала от бесконечно далекого грома взрывов и в ноющем ожидании неизбежного конца следила, как ползут по земле тени самолетов.

Опираясь о края мебели, она прошла к окну и села на табурет у рояля. Подняла клап и несмело тронула пару клавиш. Расстроенный печальный плач донесся из-под крышки и эхом застыл под потолком, пробежав на второй этаж по изломанной спине лестницы. Звон висел в воздухе, угасая, впитываясь в старое дерево перекрытий. А после еще какое-то время отдаленно гудел, постепенно превращаясь в тихую барабанную дробь. Так гудит ветер в густом лесу. Так гудит море, разбиваясь о скалы.

Шум не угасал. Быстро рос и приближался, превращаясь в надоедливый комариный писк, нарастая, сменился тягучим гулом. Аили отчего-то начала нервничать и посмотрела в окно. Ничего. Только ночь. Ни воя сирен, ни людей на улицах. Окна замазаны черным, не горят фонари.

Рояль стих, а далекий рокот подступал к дому. Комариный писк перешел в нестерпимый свист, и каждый раз оканчивался гулким ударом.

Летят.

Снаряды плюхались о жесткую землю. Твердой поступью шли грохотом по Арх-Даману. Ближе. Ближе. Быстрее и чаще.

Задрожали стекла. Вой становился совсем нестерпимым и закладывал уши. Небо ревело, будто посреди зимы разразилось громом. Раз – удар через пару кварталов. Два – удар в конце улицы. Три – словно били в дно жестяного бидона. И в дом проникает истошный визг летящих на город бомб.

Каждый взрыв что-то убивал в душе Аили. Каждый взрыв – шаг войны. Каждый взрыв – и она вздрагивала, плотно стиснув губы. Сжимала кулаки в нервном ожидании, а сама и не знала, чего ждет. Думала, насколько громким будет следующий взрыв. Насколько громкими они вообще могут быть? И где грань? Где предел?

Предел будет там, где смерть. Самый оглушительный взрыв – тот, что убьет.

Она не удержалась. Вскочила, оседая на здоровую ногу, проковыляла к двери. Распахнула и получила пощечину жара. В лицо ударила взрывная волна – бахнуло через четыре или пять домов. Так близко, потому что видно пламя и дым. Потому что стены дрогнули. Но, в то же время, так далеко. Потому что рвануло не у нее.