Тайна Ночи Свечей

Глава 14. Восточный пустырь

У каждой столицы, какой бы величественной и прекрасной та не казалась на первый взгляд, обязательно найдется хоть одно неповторимое, тщательно скрываемое ото всех уродство. Доподлинно о нем известно лишь избранным жителям города. Тем немногим, чьи раскидистые родовые кроны с легкостью и готовностью укроют в своей густой тени не только саму проблему, но и ту неприглядную историю, благодаря которой светлый лик венценосного города имел неосторожность обзавестись столь досадной приметой. Что касается остальных жителей, то им останется лишь строить самые разнообразные догадки и предусмотрительно держаться от злополучных мест так далеко, как только получится.

Столица Дэйлиналя не стала счастливым исключением, за века ей удалось собрать такую внушительную коллекцию изъянов, что только и оставалось гадать — как Корде все еще удается сохранять за собой лестное звание одного из самых красивых и загадочных городов мира? И не потому ли в нее так сложно попасть в те дни, когда Верховная Хильда не находит веских причин для радушного распахивания городских ворот перед любопытными посторонними?

Неподкупные каменные стены, пронизанные ветвями и корнями живого дерева, ревностно оберегают секреты прядильщиков наравне с преданными стражниками, готовыми по первому приказу замкнуть ворота перед любым, кто покажется хоть отчасти неугодным гостем. Благодаря всем этим предосторожностям, мало кому из чужаков удавалось проведать какие ужасы таятся на территории прядильщиков. Даже самим кордцам не рекомендовалось пересекать особо значимые незримые границы счастливой и безопасной жизни.

Среди прочих, наибольшей популярностью у жителей столицы пользовались городские легенды о жутком восточном пустыре безумия. Шутливая угроза выселения на него действовала на разошедшихся, упрямых карапузов ничуть не хуже обещания выпороть или оставить без сладкого. Стоило прозвучать грозным словам, как слезная истерика моментально сходила на нет, а непослушное дитя, как по волшебству, превращалось в кроткого, ласкового ягненка. Но стоило маленькому смутьяну повзрослеть и возмужать, как взгляды на опасное место кардинально менялись…

Во всей Корде не находилось ни одного уважающего себя сорвиголовы, чья юность обошлась бы без рискованной вылазки к стенам башни и окружающим ее развалинам, раскинувшимся в самом сердце пустыря. Шумные компании решительных, изрядно «разогревшихся» для храбрости смельчаков, жаждали от опасного похода трех неизменных благ. Во-первых, пробудить крепко дремлющие или усилить уже проявившиеся способности к магии. Во-вторых, получить бесспорное признание их выдающегося бесстрашия. И, в-третьих, примкнуть к негласному братству действительно побывавших на восточном пустыре и видевших все собственными глазами. Большинству непосвященных последний довод мог показаться на редкость сомнительным, но только не въедливым кордцам, привыкшим докапываться до истины, как бы глубоко та не залегала и сколько бы лопат закаменевшей земли не пришлось откинуть.

Далеко не все искатели острых ощущений возвращались обратно лишь с дрожью в коленях и напрочь выветрившимся хмелем. Одним, в дар от одинокой покосившейся башни, доставалась нескончаемая череда бессонных ночей, скрашенных причудливыми кошмарами. Другим — длительная немота. И совсем редким счастливцам перепадала печальная возможность поселиться на пустыре уже через каких-то жалких пять или шесть лет.

Призрачная награда, совершенно необъяснимая притягательность страшного места и высокая цена за неудачу — вот тот неотъемлемый ореол, без которого не представляется знаменитый восточный пустырь безумия.

Помимо добровольных «паломников», у развалин встречались еще и вынужденные постояльцы, число которых с каждым годом неотвратимо росло. «Сгоревшие» прядильщики и прядильщицы со всего королевства стекались к стенам, чудом уцелевшей башни, вне зависимости от того, как далеко им удавалось сбежать, прежде чем Хозяйка Свечей решала окончательно затушить в них слабый, угасающий огонек магии. Распрощавшись с непосильным даром, несчастные начинали слышать грустную песнь башни. Для каждого она звучала по-своему, а вот откликались на нее у всех одни и те же изорванные душевные струны — те самые, искавшие у источника манящей музыки скорого отдыха и долгожданного покоя. Мало кто из услышавших дивный голос и сопровождавшие его звуки флейты, мог долго сопротивляться и в результате отстоять себя… Зачастую избранники восточного пустыря не выдерживали и сдавались. Они, как дикие звери, рвали оковы, выбирались из запертых домов, бежали, шли и даже ползли, чтобы в конце пути найти лишь вязкое, утягивающее на дно сумасшествие и тихую одинокую смерть.

На фоне столь прискорбного финала, потеря дара, и правда, становилась не такой уж большой проблемой, а потому башню и ее разноголосую песнь вряд ли можно было уличить во лжи или вероломстве. Другой вопрос — нравился ли ее жертвам покой, доставшийся такой ценой? Ушедшие вслед за безумием, не жаловались и не давали ответов. Они просто не возвращались, оставаясь верными своему новому дому до последнего вздоха.

Но не о том размышляла переодетая северной прядильщицей стекольщица, сидя на почерневшей от копоти стене древней разрушенной часовни. Все ее мысли занимал видневшийся вдали главный храм, подсвеченный ровным вечным огнем центральной кордской свечи. По нехитрым расчётам, в это время ему уже давно следовало погрузить во мрак и горестное уныние, приличествующее закономерному результату удачного выстрела Ригби. Но именно этого, судя по всему, так и не последовало…

— Ради всех святых и покровителей, потухни уже наконец! — в который раз взмолилась Тера, бездумно барабаня узловатым посохом по шатким, криво торчащим из высокой стены камням. Высшие силы, как и прежде, не снизошли, проявив к ее нетерпеливому требованию стойкую, удивительно слаженную глухоту. Иного Тера от них не ждала, а надоедала однообразной просьбой лишь из упрямства и желания отогнать привычным звуком собственного голоса, все возрастающую тревогу.

Оторвавшись через некоторое время от созерцания далекого храма, Тера устало обернулась и вновь окинула мрачную башню оценивающим, враждебным взглядом. Лезть туда, зная, что Верховная все еще контролирует свое ручное, злобно настроенное на стекольщиков живое дерево, совершенно не хотелось. Но кого, при таком скверном раскладе, могли заботить ее желания?

Как и в недавнем случае с набитым золотом кошелем, оставалось ждать внезапного озарения и возлагать все имеющиеся надежды лишь на безотказную врожденную смекалку. О дурацком исходном плане следовало забыть, причем еще в самом начале. Кривобокое лоскутное одеяло, сшитое бесспорно гениальными, но непримиримыми в суждениях о стиле кроя портными, смотрелось кое-как и совсем не грело. Каждый тянул на себя, в тайне надеясь переиграть спорные моменты уже на месте. У нее отчасти получилось, но что у остальных?

Припомнив перепуганные лица стражников, так легко попавшихся на ее маскарад и ладно скроенную байку, Тера удовлетворенно потянулась, посылая светлеющему небу яркую коварную улыбку. Мысль о том, что кордские простаки безропотно извлекли из карманов свое «честно» добытое золото и собственноручно отнесли его, к указанному ею надежному тайнику, согревала душу. Делала незначительными пронизывавший ветер и холодные камни старинной развалюхи, даже вынужденную голодовку, на которую Тера согласилась, чтобы лучше соответствовать изможденному образу северных прядильщиц. Первоклассный трюк, достойный почетного места в ряду ее самых удачных выступлений! Да и что может быть лучше, чем смертельно опасное, мастерски разыгранное представление перед столькими зрителями? Не все же ей молча красться по пустынным крышам, скрыв лицо и позабыв о настоящем веселье?

Тера не выносила скуку, впрочем, так же, как и ее, невесть куда запропастившийся компаньон. О, как бы она хотела отправиться вслед за ним, размять ноги, прекратить любоваться унылым пейзажем ненавистного города! Но нет, хоть одному из них следовало проявлять твердость и не поддаваться соблазнам!

Слегка прищуренный, расфокусированный взгляд переплывал от одного скрюченного деревца к другому, легко перескакивал через пучки пожухлой травы, старательно огибал отталкивающие, угловатые фигуры безумцев, рыщущих в поисках пропитания по пустырю. Прошелся по перекошенным от ужаса лицам детей, провалился в пару-другую ям и уже хотел вернуться к опостылевшей панораме Корды и, удручающе светящемуся фасаду главного храма, как что-то неправильное резануло глаз, заставив переменить расслабленную позу и сосредоточиться.

— А вас-то сюда какая нелегкая занесла? — раздосадовано прошептала Тера, заново отыскав глазами двух нарядных, заплаканных девчушек, старательно протискивавшихся в узкую нишу между полуразвалившейся аркой и, привалившемуся к ней, обломку стены. — От кого это вы так бездарно прячетесь?

Долго ответа ждать не пришлось. Совсем скоро в поле зрения показалась крупная мужская фигура. Новоявленный детский кошмар безошибочно подбирался к тому месту, где притаились маленькие, насмерть перепуганные беглянки. Он точно опытный следопыт время от времени наклонялся к земле и высматривал в пыли едва различимые следы. С каждым шагом его отвратительный лающий смех и неразборчивые обрубки слов становились все оживленнее. Разобрать о чем он говорит не удавалось. Но не оставалось ни малейших сомнений в однозначности дурных намерений и в том, что задуманное непременно удастся, если, конечно, кому-нибудь не взбредет в голову самонадеянно вмешаться, немедленно покинув облюбованную безопасную стену.

О плачевности положения детей свидетельствовало сразу несколько факторов: нешуточные габариты преследователя, обагрённый кровью серп, внушающий трепет своим зловещим видом, и наконец — отчетливо различимая печать безумия, проступившая на безобразном лице маньяка.

За последние часы, проведенные на пустыре сумасшедших, Тера основательно поднаторела в обнаружении скрытых признаков душевного недуга. Некоторые из проходивших вблизи ее стены, выглядели как самые обыкновенные прядильщики. Но стоило понаблюдать за ними чуть дольше и провести пару несложных экспериментов, как становилось понятно — представься им малейший повод и безобидная на вид орава, сцепится между собой и попытается, если не забить друг друга до смерти, то хоть основательно потрепать или на худой конец, покусать. Такими прядильщики нравились ей еще меньше… Лучше уж осознанная подлость и взвешенная находчивость, чем эта бездумная жажда разрушения.

— Немедленно вылезайте, грязные боривальские животные! Даю последний шанс отправиться за грань без страданий, в противном случае — пеняйте на себя. Если мне самому придется выискивать вас, пощады не ждите — сдеру шкурки с живых, — нараспев предупредил опасный безумец, со скрежетом ведя по стене острием наточенного пыточного орудия.

Противный скрежещущий звук действовал на нервы не хуже многообещающих слов. Очень хотелось заткнуть уши, только бы не слышать его. Тера видела, как одна из девчушек не выдержала давления и показалась наружу. Ее короткие рыжевато-серые хвостики, перехваченные чересчур большими кособокими бантами, смешно подпрыгивали, чутко реагируя на каждый шорох. Малышка явно выискивала, куда бы перебраться, понимая, что их первоначальное укрытие не стоит выеденного яйца. А вот ее боязливая миниатюрная напарница по пряткам не разделяла рвения храброй подруги, всеми силами стараясь втянуть ту обратно, попеременно дергая за пухлые ручки и за концы длинного оранжевого шарфа. Затраченные усилия не приносили сколько-нибудь заметного результата. Однако, упрямая обладательница тощих косичек, перевитых ярко красными лентами, и не думала сдаваться, подключая к физическим усилиям еще и торопливый шепот.